Срубная культура разрезала катакомбную на две части, из которых одна оказалась прижатой к Днестру и вместе со своими создателями ушла за Карпаты, а другая, восточная, удержалась в Азово-Каспийском междуречье – только оттуда киммерийцы могли попасть в Малую Азию через Кавказ.
В. А. Городцов пытался определить киммерийские памятники Северного Причерноморья, но смог выделить в их число только некоторые виды позднебронзовых предметов, которые в дальнейшем оказались относящимися к позднейшему второму периоду срубной культуры. О. А. Кривцова-Гракова признала срубную культуру этого периода киммерийской; к этому мнению присоединились и многие другие археологи. Однако еще в этом периоде памятники сабатиновского этапа срубной культуры распространяются по всему Северному Причерноморью, не отличаясь существенным образом ни в одном из его районов, что дало бы возможность выделить из господствующего скифского населения остатки сохранивших свою независимость киммерийцев. Позже, на белозерском этапе некоторые особенности выступают в кизыл-кобинской культуре Крыма и в сходных с нею памятниках Прикубанья на северо- западном Кавказе. Однако кизыл-кобинская культура горного Крыма, по‐видимому, восходит к дольменной культуре западного побережья Кавказа и генетически не связывается с занимавшей степной Крым катакомбной культурой. Это культура известных по письменным источникам тавров, которых многие исследователи без достаточных к тому оснований считали остатком киммерийцев, сохранившимися под защитой Крымских гор.
В своем продвижении на юг срубная культура оттесняла катакомбное население Азово-Каспийского междуморья к горам Кавказа. Она рано заняла Доно-Манычскую степь; в поселении Ливенцовка в низовьях Дона сохранились следы упорного сопротивления, оказанного ей прежними хозяевами этой области с их многоваликовой керамикой. Сооруженное ими укрепленное поселение, с напольной стороны огражденное рядом разделенных узкими проходами больших жилищ со сложенными из камней стенами, некоторое время выдерживало нападение осыпавших его кремневыми стрелами людей срубной культуры, но в конце концов пало, как, вероятно, и многие другие очаги сопротивления разрозненных катакомбных племен. Под натиском срубников катакомбное население степей Азово-Каспийского междуморья отходило к Кавказу и проникало в предгорья к югу от Кубани. Но и туда вслед за ним распространялась срубная культура, по меньшей мере в некоторых характерных для нее элементах.
В Доно-Манычской области не найдено в катакомбных погребениях глиняных курильниц 3‐го типа по классификации А. А. Иерусалимской, какие находятся в других областях катакомбной культуры Азово-Каспийского междуморья и характерны для позднейшего этапа ее существования. К XI веку до н. э., ко времени возникновения кобанской культуры горного Кавказа, катакомбные могилы вообще прекращают свое существование. К этому времени по всей степной полосе господствующими становятся сильно скорченные погребения на боку с кистями рук у лица, впущенные в насыпи или в материк более древних курганов. По большей части они безинвентарные или сопровождаются одним грубым горшком баночной формы. Такие погребения относятся к срубной культуре, но они распространены значительно шире занятой ею области и характерны для всего позднебронзового века. Ввиду этого можно предположить, что в составе культуры поздней бронзы, унифицированной срубным влиянием, в степи Азовско- Каспийского междуморья могло сохраниться киммерийское население, в особенности в прикаспийской ее части, геофизические условия которой не отвечали требованиям типичного срубного хозяйства.
В Прикаспийской степи, несмотря на значительные раскопки, не встречено памятников срубного типа. Эпоха бронзы закончилась там катакомбными погребениями едва ли моложе XI – X веков до н. э., и взамен их неизвестно памятников иного рода вплоть до V века до н. э. Около половины тысячелетия эта область остается незаселенной. В порядке предварительного предположения все же можно допустить, что если не там, то все же где‐то в пределах Азово-Каспийского междуморья до VIII века до н. э. оставалась часть киммерийцев, сохранившихся в виде особого народа в период господства в южной половине Восточной Европы ираноязычных создателей срубной культуры.
Известные истории три имени киммерийских вождей в Малой Азии – Теушпа, Лигдамис (Тугдамме) и Сандакшатру считаются иранскими, что служит основанием некоторым ученым относить киммерийцев, как сарматов и скифов, к ираноязычным народам. Однако если связывать киммерийцев с катакомбной культурой, такое заключение невероятно, катакомбная и срубная культуры настолько различаются между собой, что об общем их происхождения и этническом родстве не может быть и речи. Следовательно, если имена киммерийских вождей действительно иранские, их можно отнести только на счет срубного влияния на катакомбную культуру. А если это так, то влияние могло не ограничиться именами, а распространиться и на другие стороны киммерийской культуры. Это тем более вероятно еще и потому, что сама срубная культура на последних этапах своего существования претерпела важные изменения, охватившие также и другие соседние культуры. Иными словами, киммерийская культура за время контактов со срубной культурой могла настолько сблизиться с последней, что распознание археологических памятников той и другой стало почти невозможным.
Самым главным условием унификации степных культур было распространение кочевого скотоводства и вместе с ним новых форм быта, при которых многие прежние элементы культуры должны были исчезнуть, уступив свое место другим, более соответствующим изменившемуся образу жизни и новым отношениям между различными группами и слоями населения. Даже такой устойчивый, консервативный признак культуры, как обряд погребения, отступает под натиском новых обстоятельств и утрачивает многие прежние черты, что существенным образом усложняет задачу установления преемственности, а следовательно, и распознавания этнических образований.
Э. С. Шарафутдинова выделила особую кобяковскую культуру, представленную несколькими поселениями на Нижнем Дону. Она определила ее хронологию X – VIII веками до н. э. и отметила сходство ряда характерных для этой культуры элементов с распространенными в то же время на Северном Кавказе. Таким образом, оказывается, что в первые века I тысячелетия до н. э. сформировавшаяся где‐то поблизости от Северного Кавказа, то есть в Азово-Каспийском междуморье, особая культура, иначе говоря, особое этническое образование распространяется к Нижнему Дону и в течение по крайней мере двух столетий противостоит не только кобанской культуре Кавказа, но и заполняющим тогда Приазовско-Причерноморские степи кочевникам, но в VIII веке она исчезает без следа. Было бы преждевременно отождествлять кобяковскую культуру с киммерийцами, но она является бесспорным свидетельством нахождения в Азово-Каспийском междуморье населения, не совпадающего ни с населением горного Кавказа, ни со скифами Северного Причерноморья. При этом очевидно, что киммерийцы могли сохраниться как особый народ до переселения их в Малую Азию в VIII веке только в пределах Азово-Каспийского междуморья, так как только оттуда они могли пройти к новому месту своего поселения по восточному побережью Черного моря. А они появились в Малой Азии через Закавказье, об этом согласно свидетельствуют и клинописные тексты, и Геродот.
Резюмируя сказанное, можно признать, что исторические скифы ведут свое происхождение от народа срубной культуры, в последней трети II тысячелетия до н. э. вытеснившего из Северного Причерноморья большую часть отождествляемого с киммерийцами народа с катакомбной культурой. Эта западная часть киммерийцев ушла за Дунай и Карпаты и через Балканский полуостров вместе с фракийцами вторглась в Малую Азию. Оставшаяся в Азово-Каспийском междуморье восточная часть киммерийцев в течение нескольких столетий сосуществовала в соседстве с иранской срубной культурой и за это время, как и последняя, утратила многие из своих прежних этнографических признаков, а затем в VIII веке до н. э. переселилась, как и ее западные соплеменники, в Малую Азию, но уже не по западному, а по восточному берегу Черного моря.
