- А какая - нужна?
- Сто пятьдесят. Остальное надо перевести за кордон. Я дам номер счета. То есть ты понял, да? Сто пятьдесят - в понедельник, тут, и еще триста пятьдесят - тоже в понедельник - на том счету.
- Это легко.
- Молодежь, - неприязненно проскрипел бонза, покосился на резиновый эспандер в ладони собеседника и обтер салфеткой мокрый красный рот. - Все ему легко… Вот скажи мне, господин хороший, как так получилось, что я еще твою бумагу не подписал, а ты уже бетонный забор поставил и охрану посадил?
Банкир улыбнулся и процитировал:
- Первый человек, который огородил кусок земли и сказал: «Это мое», - и был основателем современного гражданского общества.
- Это кто так выразился?
- Один великий философ.
- Ты мне тут не философствуй. Земля еще не твоя, а у тебя там уже - люди и техника.
- Могу убрать.
- Быстрый ты. Чересчур быстрый.
- По-другому не умею.
- Выпьешь?
- Нет.
- Ну и зря.
Подошел медленный официант. Знаев заказал салат из обжаренных мидий и гребешков. Лихорылов дождался, пока они опять останутся наедине, и понизил голос:
- Ты вот что: ты деньги на тот счет, который я тебе дам, ты их должен так перевести, чтоб ни одна падла не смогла проследить. То есть ты понял, да? Я в этом не разбираюсь, но у меня один старый товарищ через это в большую беду попал. Проследили через полмира и нашли.
- Не проследят, - небрежно заверил банкир. - Я все сделаю правильно. Это моя работа.
- Твоя работа… - седовласый коммунист соловел на глазах. - Я смотрю на вас, быстрых, - у меня волосы дыбом встают… Ничего ведь не боитесь. А я помню времена, когда таких, как ты, расстреливали. Ты не помнишь, а я - как сегодня…
- Почему не помню, - бесстрастно сказал финансист. - Я тоже не мальчик. Я все детство - в красном галстуке. Потом - комсоргом класса… Членские взносы собирал. По две копейки с носа. Ежемесячно.
- А теперь, значит, перекрасился.
- Повзрослел.
- Выпьешь?
- Нет, спасибо.
- Ну и зря… - Лихорылов тяжело засопел. - Вот скажи мне, комсорг, - что за штука произошла с нами? Была система. Очень простая. Как валенок. Всем понятная. Можно было подойти на улице к любому мудаку, спросить: «Говори, сука, зачем живешь на белом свете?» - и мудак, любой, хоть слесарь, хоть профессор, ответил бы без запинки: «Я живу, чтоб не было мучительно больно…
- …за бесцельно прожитые годы», - закончил банкир.
Коммунар поднял толстый палец.
- Точно! За них! За бесцельно прожитые! Ни добавить, ни убавить! И вдруг - хуяк, и об этом перестали говорить. Отменили систему - но как-то, бля, по-воровски, тихо, молча… Не сказали: «Та система была говно, вот вам новая система, лучше». Не объявили старую систему плохой. Не развенчали… Знаешь, почему?
- Знаю, - сказал Знаев. - Не смогли.
- Правильно, - трагическим басом произнес старый коммунар. - Потому что нельзя победить систему, которая велит жить так, чтоб не было мучительно больно… Хороший у тебя галстучек, банкир… А пиджачок - старый… Менять пора… Скажи честно: тебе бывает мучительно больно?
- Это мое обычное состояние.
- Врешь. Ты прохиндей. В галстуке. А я в твоем возрасте жмых жрал.
Банкир быстро подсчитал в уме. Выходило, что чиновник явно перегнул палку, - но тот уловил недоверие и поспешил повторить:
- Жрал, и еще как! Я светлое будущее строил, понимаешь? А ты что построил?
- Банк, - спокойно ответил Знаев.
- Банк! Тоже мне. Ты для себя строил. А я - для родины.
- Согласен. Только я трезво свои силы оцениваю. Я, Алексей Иванович, для самого себя-то еле-еле построил. Кое-как. С грехом пополам. Чего уж про родину говорить…
- Опять хитришь…
Лихорылов набил рот и принялся бухтеть насчет времен, когда торжествовала простая старая система, - банкир же стал размышлять о том, что вынужден идти на большой риск. Если он отвезет ветерану сто пятьдесят тысяч евро наличными и еще триста пятьдесят тысяч переведет на депозит, где-нибудь на островах Джерси, однако взамен не получит обещанного, - он не сможет вернуть обратно ни цента. Лихорылов был умен, водку в обед пил только по пятницам, и отношения с финансистом построил по схеме «я начальник - ты дурак». Даже полумиллионная взятка не сыграла тут никакой роли; чиновник ничего не просил, не вымогал - всего лишь благосклонно разрешил себя обогатить, не более.
С другой стороны, нас свели очень надежные люди, - рассуждал далее банкир, механически дожевывая морских гадов и стараясь не смотреть в тарелку своего вконец опьяневшего собеседника, где в густом мучном соусе тонул безобразный шмат ядовитой свинины. - Ему прогарантировали меня. Мне прогарантировали его. Я даю деньги - он организовывает разрешение на строительство. Землеотвод и прочее. Без волокиты. А если он старый коммунист - это скорее достоинство. Даже определенно - достоинство.
- Вы очень достойный человек, - торжественно сказал Знаев и поднялся. - Позвольте мне оплатить наш стол.
- Как хочешь.
- Всего наилучшего.
- Ага. Номер счета тебе сообщат. В понедельник утром у нас оперативка, не звони. Я сам позвоню. После обеда заберешь постановление администрации. Подписанное префектом и завизированное в мэрии… Да, и вот еще что. Название магазина надо поменять.
- В смысле?
- Название магазина. «Готовься к войне» - это фигня. Не разрешат. Придумай что-нибудь другое. Как у всех.
- А что не так с названием?
- Все не так Ты хочешь, чтобы люди просыпались утром, подходили к окну и видели гигантские буквы - «Готовься к войне»?
- Именно.
- Не сходи с ума, - велел старик - Поменяй название. И приходи в понедельник за документами.
Ничего не ответив, банкир зашагал вон.
Он не стал сразу придумывать выход из положения. «Готовься к войне» - в этом была вся идея. Магазин с другим названием был не нужен. Но часы показывали два пополудни. Плохое время для раздумий. Думать будем завтра. В субботу. Сейчас - в банк. Потом - вечер. Наедине с рыжей. А дальше незачем загадывать.
Движение было парализовано, Знаев не удивился, сделал знак Василию: мол, доберешься до офиса без меня, - сам пошел к метро.
