Профланируем на медленном полете, зато у нас маленький будет!
А теперь? Из-за беременной невестки я должна собственным ребенком жертвовать. Боливар двоих не выдержит. А Лешка даже не Боливар. Он, считай, четверых нахлебников не выдержит. Лешка хоть и молодой крепкий мужчина, муж и будущий отец, но без моего финансового подспорья жилы надорвет. Бросит науку, уйдет в бизнес. Бизнес ему противопоказан, как слону балет. Слон, конечно, может выступать в цирке, ноги задирать. Но то бедный слон. А в науке, в своей квантовой физике, Лешка многое может сделать. Недаром научный руководитель подбивает вместе книгу написать. Где видано, чтобы научный руководитель едва не каждый вечер своему аспиранту названивал? Интерес к маме аспиранта не учитываем. Интерес мы прихлопнули, когда Лешка еще диплом защищал.
Стоп! Назад! С чего мы начали? С того, что я Лику захотела со свету сжить. Временно? Это у меня пройдет? Вот извлекут зародыш, и пройдет?
– Кира Анатольевна! – Лика оказалась тихо под боком. – Давайте я помогу. Вы все переворачиваете и переворачиваете рыбу. Она уже готова, и овощи поспели. Вы садитесь, я накрою.
– Тебе было велено лежать! – говорю я строго, отдавая Лике поварскую лопаточку. – Ты витамины сегодня пила?
– Пила, пила, пила! – нараспев произносит Лика и усаживает меня в кресло.
– Я пью! Все мне мало! – дурным голосом орет Лешка, помогая жене. – Уж пья-я-яною стала!
– У тебя прекрасный голос! – щедро улыбается Лика. – Настолько прекрасный…
– Что отсутствие слуха, – подхватываю я, – почти незаметно.
– Медведь только на одно ухо наступил, – соглашается Лика, – второе…
– Не додавил, – подсказываю.
Все в порядке: я встала на привычные рельсы, запрыгнула в поезд – на два голоса мы незлобиво перемываем Лешке косточки. Это наше любимое занятие по вечерам за ужином. У нас отличная семья, веселая. Если шутим над кем-то, то по-честному – двое против одного.
– Вы курите, – предлагает Лика, когда мы пьем чай. – Мне правда не мешает.
– Бросила курить, – вырывается у меня.
– Час назад? – усмехается сын.
Но Лика не поддерживает его и спрашивает серьезно:
– Почему? Что случилось?
Дети знают, что от безуспешных попыток бросить курить я отказалась. Поставила на них крест и нашла оправдание: «Я исключительно волевая и сильная женщина. Но для гармонии и равновесия у меня имеется один недостаток – табакозависимость. Если брошу курить, для той же гармонии может обнаружиться другая слабость. И неизвестно, какая лучше».
– Ты ведь у врача была? – спрашивает сын, озабоченно напрягаясь. – Что нашли?
* * *
Тут бы мне все и рассказать. Сложить руки на груди и признаться:
– Дорогие детки! Ваша мама немножко беременная, то есть не немножко, а очень основательно.
Лица у них вытянутся, и в первые секунды они не смогут скрыть растерянное отвращение.
– А папа знает? – спросит после молчания Лешка.
– Папа тут ни при чем, – вынуждена буду сказать я.
– А кто «при чем»? – с вызовом спросит Лешка.
– Дед Пихто! – огрызнусь я.
Но потом возьму себя в руки и начну лебезить перед ними:
– Дети! Не судите меня строго, так получилось. Давайте вместе подумаем над решением проблемы.
Есть два выхода. Первый: оставить все как есть, и через полгода, взявшись за руки, мы с Ликой дружно пойдем в роддом рожать. Выход второй: ребеночка внутриутробно прикончить, извлечь, выбросить и навсегда об этом забыть.
Лика, добрая душа, конечно, скажет вслух:
– Я за то, чтобы «взявшись за руки».
Но внутренне меня возненавидит как соперницу. Как человека, на которого рассчитывали, а он свинью, то бишь собственного ребенка, подсунул.
Лешка, сдерживая возмущение, процедит:
– Почему ты взваливаешь на нас ответственность и решение собственных проблем? У нас своих недостаточно?
И он, мой сыночек, будет совершенно прав! Сама садик насадила, самой надо поливать.
* * *
– Кира Анатольевна? – Голос Лики вибрирует от волнения. – Почему вы молчите? Что у вас обнаружили?
– Золото и бриллианты, – усмехаюсь. – Ничего у меня не обнаружили! Я совершенно здорова.
Здорова как корова, ведь не сказать «как бык». А курить я бросаю, потому что готовлюсь стать… бабушкой. Да! Прежде всего – бабушкой! Эдакая бабушка на сносях…
– Кормящая бабушка? – подхватывает сын.
Он даже не догадывается, насколько прав. Чтобы не догадался, перевожу разговор на другую тему:
– Вы над именем для ребенка думаете?
Вопрос не праздный. Дело в том, что в роду Ликиного отца принято чудить с именами. Лику полностью зовут… держитесь! Гликерия Митрофановна! Как купчиху! Имя настолько ей не подходит, что каждый, кто услышит, начинает смеяться. Отца Лики соответственно зовут Митрофан Порфирьевич. Вот я и боюсь, что моего внука назовут Нестором или Калистратом, а внучку окрестят Глафирой или Ефросиньей.
– Девочку я хочу назвать Варей, – говорит Лика. – Варварой.
– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, – не соглашается Лешка. – Мальчика мы назовем Тимур.
Они смотрят друг на друга с вызовом. Незамеченная, я удаляюсь с кухни. Пусть сами посуду моют. И я знаю, что дальше последует. Они повздорят, Лика даже всплакнуть может. Потом бурно помирятся. Циклический процесс может повторяться по три раза на день. Милые бранятся…
* * *
Ночью мне снились кошмары. Мы с Ликой неутомимо рожали детей. Уже вся квартира была ими забита, шагу не ступить – кругом младенцы. А нас все тянет и тянет, как при поносе. Лика отлучится на минутку в комнату – возвращается с дитем.
Потом я, почувствовав настоятельную потребность, убегаю, прихожу с ребенком.
Мама Лики, Ирина Васильевна, с квадратными глазами то одного плачущего младенца схватит, потрясет, то другому соску в рот сунет, то третьему пеленки меняет. Дети почему-то разновозрастные – от месяца до полугода. В основном ведут себя смирно, лежат, почти не дрыгают ножками-ручками. И смотрят виновато-виновато, как бы прощения просят, что на свет появились.
– Дочь! – заходится в крике Ирина Васильевна. – Прекрати это безобразие!
Ирине Васильевне хочется и на меня заорать, но она не смеет, на Лике отыгрывается.
А у нас с Ликой совпадают позывы, мы хватаемся за руки, уносимся в темную комнату и возвращаемся с парочкой новых младенцев.
– Мамочка! – плачет Лика. – Я не виновата! Кира Анатольевна первая начала!
– Что вы, собственно, имеете против? – говорю я торопливо, чтобы успеть оправдаться до следующего позыва. – Это природный жизненный процесс, он естествен и неостановим! Дети – цветы жизни!
– Да тут уже целая клумба, – поводит руками Ирина Васильевна. – Кто их кормить будет? Они же в гербарий превратятся!
Я не успеваю ответить, потому что снова убегаю метать икру…
Первой мыслью утром было: куда мы денем эту прорву детей? Потом я окончательно проснулась, вытерла пот со лба и сообразила, что рекордного приплода не будет. Родится двое детей, и только.
Наверное, решение оставить ребенка я приняла давно или сразу, как узнала о беременности. Но решение было крошечным и не очень твердым.
Пройдя через ночной кошмар, оно укрупнилось и отвердело. И я чувствовала, что дальше решение будет расти и каменеть, пока я не окажусь замурованная в нем, как в саркофаге.
Хотя внутренние монологи продолжались, та сторона меня, которая была за, явно побеждала.
Мое тело? Мое! Что хочу, то с ним и делаю! Никто мне не указ! Почему я должна оглядываться на других? До седых волос дожила и все оглядываюсь.
Вы, Ирина Васильевна, шокированы, что я в положении? Вот и живите в шоке! А я буду пребывать в радостном ожидании маленького человечка. Конечно, он может родиться дебилом-олигофреном. Но это будет мой дебил! Личный! Зато внук наверняка получится умственно здоровенький. Их обоих я и буду воспитывать. Дебил потянется за здоровеньким и поумнеет, а внук потянется… Ладно, когда они начнут мозгами обмениваться, я их разлучу. А Лика продолжит учебу, выйдет на работу. Пока же… Пока же я с двумя младенцами могу на паперти посидеть?