Тут вмешался рефери в лице хозяйки дома:

– Туше! Эмм, признайся, еще никто не сбрасывал тебя с трона лучшей язвы города, да еще так играючи легко.

– И где же ты нашла такое чудо? – ни за что не поверил бы, что у кобры взгляд может быть без гастрономического интереса. Однако что-то человеческое мелькнуло во взгляде эльфы, как ни странно это звучит.

– На выходе из тюрьмы. По крайней мере, он так утверждает, – не дает расслабиться мадемуазель, вновь подставляя под удар.

Пришлось выкладывать в подробностях легенду моего появления в городе, придерживаясь варианта, слитого журналисту. Как оказалось, благоразумно. Не обошлось без едких комментариев с одной стороны и поддерживающих, обнадеживающих улыбок с другой. Однако как только я упомянул о северных пигмеях, Эмм взвилась, почувствовав шанс отыграться:

– Так это ты тот самый шарлатан и врун, похождения которого описаны в сегодняшней газете?!

– Как говорил великий маг Зигмунд Фэ, если женщина обвиняет кого-то во лжи, то не стоит с ней спорить. Поскольку ей нужны не доказательства, а внимание настоящего…

– Ваш Зигмунд – больной и озабоченный маг. Кстати, никогда не слышала о таком. И я берусь доказать, что ты бессовестно наврал, и никогда не жил среди пигмеев-людоедов.

– Почему именно о них? Давай расскажу о других приключениях, – делаю вид, что пытаюсь соскочить с темы, раззадоривая несчастную жертву эмансипации. Все-таки точно я просчитал ее психотип – из таких в нашем мире получаются отличные феминистки.

– Ага! Попался! Ты даже не знаешь, как они выглядят, – торжествует наивная эльфийская мадам.

Смотрю, даже Ли скептически оценивает мои способности вывернуться из сложившейся ситуации. Не стоит дальше тянуть. Делаю вид, что загнан в угол, и выдаю рассказ о жизни, обычаях и укладе северных людоедов. С гастрономическими подробностями и техническими устройствами для подогрева жертвенных органов при поедании на морозе. Напоследок идет ритуал Сжигания Сердца Врага («копирайт северные пигмеи»). К этому моменту на Эмм уже нельзя было смотреть без сострадания – разгром по всем фронтам.

Однако, взглянув на второго слушателя, понял, что совершил непростительную ошибку. На Линассию рассказ произвел слишком тяжелое впечатление, и, соответственно, ее отношение ко мне автоматически ухудшилось. Пока не критически, но промах непозволительный – надо срочно спасать положение.

Бросаю в бой главный резерв – призыв Мяка.

ЕСТЬ! Опасность миновала, обстановка разрядилась. Как и ожидалось, черствая и стервозная Эмма оказалась до ужаса сентиментальной.

– А что означает «мадам»? Это тоже на древнем забытом диалекте?

– Это означает красивая и достойная уважения, моя мадемуазель.

Ли хохочет, она прекрасно помнит перевод второго обращения – получается, что Эмм всего лишь достойна уважения на ее фоне. Благо мадам занята хомяком и не замечает нашего веселья.

– Да, совсем забыл. Имею честь пригласить вас, мадемуазель Линассия из ветви Изумрудной Радуницы Светлого рода Запада на императорский бал в эту субботу в моем сопровождении.

Немая сцена. Люблю такие моменты.

– Чем могу быть полезен? Желаете купить или продать? – эльф смотрит без радушия, но хотя бы не тем снисходительно-барским взглядом, каким хозяева города обычно оделяют представителей других рас. Видимо, профессиональная способность видеть в людях потенциальных клиентов сказывается.

Хотя мой внешний вид явно не дотягивает до платежеспособного идеала, эльф все же изображает радушие и заинтересованность. Все-таки профессионал – значит, сработаемся.

– Для начала оценить, – демонстрирую Inzyr Lopuchos. Время для более серьезных аргументов еще не пришло. В идеале можно одним цветком обойтись.

Глаза эльфа хищно сверкают, заинтересованность уже не показная, а вполне искренняя. Долго осматривает, обнюхивает, вертит в руках, потом почему-то рассматривает меня и тяжело вздыхает:

– Совершенно точно могу сказать, что растение уникальное. И так же уверенно могу вам сказать, что никто вам не даст за него больше четырехсот золотых, если повезет, то выторгуете пятьсот, но для этого вам придется обойти все цветочные лавки в городе по нескольку раз, пытаясь сыграть на повышение цены. Однако сразу скажу, что ничего не получится, надеюсь, вы догадываетесь, для чего существует гильдия?

Равнодушно пожимаю плечами – понимай, как хочешь.

Но эльф меня удивляет:

– Поэтому я дам восемьсот золотых.

Ценю настоящее мастерство, пусть даже такое специфическое. И как-то он все почувствовал, уловил интуитивно, что дело пахнет большими деньгами – вот что значит профи.

– С чего такая щедрость?

Хозяин – само радушие, словно встретил богатого родственника с завещанием в руке на свое имя:

– В горшечной чаше нет руны замедления роста.

И ведь знал же я об этом, и даже планировал озаботиться – и все равно забыл. Замотался с делами, и ожидаемо прокололся.

– Отдаю должное вашей наблюдательности и профессионализму. Действительно, руна нужна. Именно поэтому доверяю вам подобрать соответствующее обрамление для этого уникального растения стоимостью в две тысячи золотых.

Торговец медленно выдыхает воздух. Аутотренинг у него такой, что ли, чтобы не вспылить и не сорваться?

– Оно не стоит две тысячи, – только и смог выдавить из себя шокированный эльф.

– Вы абсолютно правы. Этот шедевр стоит намного дороже. Но мы же должны с чего-то начать, пока знатоки поймут, что это за подарок судьбы практически за бесценок.

– Две тысячи – это бесценок? – с торгаша можно было писать картину маслом, для наглядного пособия о предынфарктном состоянии. Интересно, у неписей бывают болезни сердца?

– Можно сказать, что даром! Только не две, а две с половиной тысячи – ведь вам предстоит потратиться на достойный сосуд и сильную руну, да и вознаграждение вам за работу полагается. Две тысячи золотых – мне на руки, пятьсот достается вам.

– Никто не купит неизвестный цветок по безумной цене, – однако прощаться со мной торгаш не спешит – умный, блин. Понимает, что должно быть еще что-то весомое, чего он пока не знает, и это его убедит.

– Проблемы сбыта я беру на себя. Если в течение месяца цветок не продастся, вы получаете компенсацию в пятьсот золотых. Естественно, все это будет подробно зафиксировано в договоре, который мы с вами заключим.

– Но тогда мне придется заплатить налоги со всей суммы!

– Не со всей, а только тринадцать процентов с пяти сотен. За вычетом стоимости дорогого горшочка, который вы наверняка оцените в три-четыре сотни. Итого ваш налог составит ровно тринадцать золотых с сотни показанной прибыли. Хотите прописать этот пункт отдельной строкой, чтобы я вам компенсировал их?

Не зря я консультировался по этому вопросу с Буримыром, пара сотен экономии налицо. Надо бы ему спасибо сказать – не деньгами же благодарить?

Согласие, оно же продукт непротивления сторон, было получено, договор подписан, цветок водружен на самое видное место. На всякий случай я записал точный адрес торговой лавки, ибо черт ногу сломит в этих цветных параллелях и меридианах, и в каком порядке их надо писать. Борцы с цифровым прошлым, ети их пикселем, удружили.

Следующий этап моего плана – редакция. Она же – дом, где проживает Сальв, он же Сал, он же Са. Что за манера у местных именовать друг друга любым огрызком полного имени, случайной длины. От долгой зимней скуки, что ли?

Сальвасторе оказался дома, что удивительно – обычно он носится по городу в поисках новостей, или сидит в мастерской, ремонтируя свой магопечатный агрегат. Сад у него, как и у всякого уважающего себя горожанина, есть, но никто его там не видел. Ухаживает за небольшим островком зелени нанятый фейри, хозяин же витает в облаках писательского бытия.

Поболтав полчаса, узнав немногочисленные городские новости, я сообщил акуле пера о сенсации, ускользнувшей от его внимательного взора: