В октябре 1763 года умер Август III, обязанный польским престолом России. Он оставил после себя сына и малолетнего внука. Сын его умер в декабре того же года. Польша готовилась к избранию нового короля. Во время двадцатисемилетнего слабого царствования Августа анархия Польши достигла до высочайшей степени. Проживая постоянно в Саксонии, он почти совсем не заботился о делах королевства польского, где браздами правления овладело своеволие магнатов. Все стихии общественной жизни пришли в совершенное расстройство. Дела государственные решались сеймом, составленным из депутатов областей, которых выбирали на малых сеймиках, под влиянием золота или насилия вельмож. Liberum veto, право каждого депутата изъявлять свое несогласие на сейме подавляло часто лучшие и полезнейшие предположения в самом их зародыше. Грозное "nie pozwalam" самого ничтожного шляхтича, служившего орудием своекорыстных видов богатого вельможи, останавливало ход дел государственных и нередко решало участь всего народа. С пресечения рода Ягеллонов (смертью Сигизмунда-Августа I в 1572) этим сеймам было предоставлено избрание королей. Тогда образовалось в Польше столько же партий, сколько было магнатов, ибо каждый из них почитал себя потомком Пяста и, следовательно, в праве на престол. При Августе III вельможи овладели почти всеми государственными поместьями, управлялись в них, как в своей собственности, строили укрепленные замки, вели междоусобные войны и лишили короля всех владений в государстве. Имея в руках средства и деньги, они возвышали голос свой над властью монархической. Дух безначалия разлился повсюду. Корысть и фанатизм духовенства раздували страсти. К внутреннему неустройству присоединились еще споры и гонения за веру. Народ враждовал между собой так же, как и магнаты. Дворянство польское гордилось своей вольностью, утопало в роскоши и разврате, предаваясь или деспотическому угнетению, или всем унижениям рабства, и не чувствовало, как влечет отечество свое в бездну погибели. Польша остановилась в своем гражданском образовании именно в то время, когда соседние с ней державы быстро {433} начали развивать свои силы, и потому сделалась целью для видов других европейских государств. Вот печальное положение, в которое Польша пришла при государях из саксонского дома. Весьма естественно, что в толпе своевольных честолюбцев и врагов общественного порядка, которые так же легкомысленно играли судьбой отечества, как и участью своих крестьян и поместьев, отдавая их на произвол грабительства жидов-арендаторов, были и люди благомыслящие, истинные патриоты. Скорбя душой о неустройствах отчизны, они желали положить конец ее несчастьям прочным основанием монархического правления, избранием государя достойного, который силой самодержавной власти искоренил бы зло и передал престол своему потомству. Главами этой партии были два значительнейшие магната, Браницкий и Чарторижский. Не имея довольно средств отстоять свое мнение в государстве, где каждая голова имела собственное мнение и волю, они для введения нового образа правления вынуждены были прибегнуть к посредничеству других держав, наиболее им опасных, к Австрии, Франции и Турции. Россия, проникая в их намерения, не могла при этом оставаться равнодушной. Смерть Августа III и безначалия Польши заставили Екатерину принять участие в делах этого государства.

{434}

   Она хотела дать полякам короля, который бы действовал согласно с ее видами. Выбор императрицы пал на литовского дворянина Станислава Понятовского, который долго жил при русском дворе и был известен как ловкий царедворец, но бесхарактерный и слабый человек.

   Екатерина, чтобы достигнуть цели, приняла сторону Чарторижского, которому Станислав доводился племянником. Но ей нужна была поддержка еще одной соседней державы. Граф Сольмс уверил ее, что Фридрих примет все меры, чтобы сделать ей угодное и поддержать ее требования своим авторитетом. Таким образом, 31-го марта 1764 года составился оборонительный союз России и Пруссии. Статьями этого договора, который остался тайною для других держав, были гарантированы европейские владения обоих государств, с условием: не начинать войны и не заключать мира без обоюдного согласия, а в случае нападения на которую-либо сторону, союзная держава обязывалась давать вспомоществование или двенадцатью тысячами войска, или субсидией в 480.000 талеров. В двух сепаратных статьях договора было сверх того постановлено: не допускать в Польше наследственного, самодержавного правления и всеми мерами поддерживать избрание Понятовского на престол. {435}

   Прусский посол Шенайх и уполномоченные Екатерины, князь Николай Васильевич Репнин и граф Кейзерлинг, немедленно отправились в Варшаву, чтобы приготовить умы к предстоящему выбору. Примас королевства польского, князь Лубенский, и важнейшие из магнатов легко склонились на их сторону. Оставалось только согласить депутатов из провинций. Эта задача была труднее, но умные министры сумели и тут уладить дело, не унижая высоких своих доверителей низкими средствами интриги и подкупа. Репнин уговорил примаса созвать сперва конвокационный, или предварительный сейм. На нем было постановлено: "решать все государственные дела не по единодушному соглашению всех членов сейма, как прежде, но по большинству голосов". Этой мерой было уничтожено пагубное liberum veto, и министры Пруссии и России могли смело приступить к избранию назначенного императрицей короля. 26-го августа собрался избирательный сейм. Противоречий не было -- вокруг избирательного поля стояли войска России и Пруссии, и были выдвинуты пушки. Это много содействовало к согласию сейма. Понятовский был избран единодушно в короли под именем Станислава II Августа.

   Россия достигла своей цели. С этих пор императрица предписывала законы на сеймах, и король был только покорным исполнителем ее воли. Фридрих, поздравляя Станислава-Августа с восшествием на престол, написал к нему, между прочим, следующие замечательные строки:

   "Не забывайте, что вы обязаны короной выбору, а не рождению. Мир, по всей справедливости, будет смотреть на ваши деяния гораздо строже, чем на других государей Европы. Вступление на престол последних есть непременное следствие их происхождения, а потому от них ожидают только того, к чему обыкновенный человек способен. Но от избранного равными себе, по единодушному согласию, от простого подданного, возвышенного в сан королевский, мир вправе требовать всего, чем можно заслужить и украсить корону. Благодарность к народу -- первый долг такого монарха, потому что, после Провидения, он одному народу обязан престолом. Король по рождению, действующий недостойно своего звания -- сатира да самого себя, но избранный монарх, забывающий свой долг и сан, кладет пятно и на своих подданных. Ваше величество, верно, простите меня за излишний жар. Он -- следствие чистосердечного уважения. Лучшая часть моей картины не столько наставление, чем Вы должны быть, как пророчество, чем Вы будете". {436}

   Но при состоянии тогдашней Польши и при влиянии на нее посторонних держав Станислав-Август не мог воспользоваться мудрыми советами Фридриха. Если вопрос о праве на верховную власть был решен Екатериной почти таким же средством, каким Александр Македонский развязал гордиев узел, то другой вопрос, о правах религии, волновал еще умы и разжигал страсти. В коренных постановлениях Речи Посполитой было определено, чтобы все граждане, несмотря на различие вероисповедания, пользовались одинаковыми правами в государстве. В 1569 году постановление это было снова утверждено на Люблинском сейме, и с тех пор каждый из королей польских, при вступлении на престол, приносил клятву сохранять права диссидентов, т. е. граждан не римско-католического исповедания. Но дела веры имели влияние и на дела политические. Большая часть польских подданных держались православного закона и, стало быть, невольно находились под влиянием единоверной им России. Желая уничтожить эту последнюю связь между двумя народами, родственными по происхождению, польские короли, начиная с XVII века, стали притеснять диссидентов. Началось с введения Унии, т. е. смешения обрядов восточной церкви с обрядами западной. В начале XVII столетия иноверцам было запрещено строить новые церкви и возобновлять старые, участвовать в провинциальных сеймах и, наконец, даже поступать на государственную службу. Такие притеснительные меры не раз зажигали пламя бунта и заставляли подданных греко-российского исповедания прибегать к защите русских царей, как представителей и блюстителей православия. Следствием были войны с Польшей Иоанна III, Василия III, Годунова, Алексея Михайловича. Софья укротила на время гонения против диссидентов московским договором 1686 года. Но при Петре Великом договор был нарушен, гонения начались снова и еще с большим фанатизмом. Иезуиты, найдя в Польше надежное пристанище, возбуждали в католиках непримиримую ненависть к иноверцам. Начиная с Петра Великого, Россия стала деятельно наблюдать за действиями польского правительства в отношении к диссидентам. Но при слабых королях из саксонского дома трудно было укрощать страсти народа. Политика России была обращена на другие предметы, и участь диссидентов нисколько не облегчалась. Пылкий, великодушный Петр III вознамерился принять более решительное участие в судьбе притесненных единоверцев и силой оружия восстановить их права и свободу. {437} Но Провидению угодно было предоставить исполнение этого замысла его супруге, великой Екатерине. Тотчас по возведении Станислава-Августа на престол императрица, через князя Репнина, потребовала от короля утверждения законных привилегий диссидентов. Дворы прусский, английский, шведский и датский поддерживали это требование через своих министров. Станислав вынужден был, наконец, созвать чрезвычайный сейм. В октябре 1767 года сейм собрался. Краковский епископ Салтык и магнат Залуцкий восстали против предложений Репнина и увлекли за собой большинство голосов. Сопротивление их возбудило умы в Польше. В Торне, в Слуцке, в Радоме составлялись конфедерации под начальством маршала Гольца, Яна Грабовского и князя Радзивилла, личного врага Станислава Понятовского. Русские войска, под предводительством Салтыкова, двинулись к ним на помощь. Страшное междоусобие угрожало государству. Устрашенный Станислав увидел необходимость прибегнуть к силе власти, чтобы остановить бурю в самом ее начале. Он составил новый сейм из семидесяти депутатов. Начальники противной партии начали опять сеять раздор, Репнин приказал их арестовать и отправил в Россию. Таким образом, дело диссидентов было кончено; сейм утвердил все их прежние права и обещал полную веротерпимость в государстве. Польша на время успокоилась. В Россию было отправлено почетное посольство, составленное из графов Виельгорского, Потоцкого, Поцея и Осалинского, для принесения Екатерине благодарности от имени Польши и княжества Литовского за оказанное ею покровительство диссидентам. Такое решительное влияние России на дела Польши стало тревожить другие государства и, в особенности, Австрию и Францию. Союз Фридриха с Екатериной мешал Австрии ясно высказать свое неудовольствие, и она до времени оставалась спокойной зрительницей событий. Франция, напротив, прибегла к обыкновенному своему орудию -- дипломатическим проискам. Герцог Шуазель, управлявший министерством, не мог равнодушно видеть возрастающую силу России, которая распорядилась престолом Польши, не испросив даже согласия французского короля. Не имея средств противиться намерениям петербургского кабинета силой оружия, Шуазель пустил в ход интригу.