Дорого стоила Фридриху эта первая победа, но зато она принесла ему значительную нравственную выгоду. Глаза Европы обратились на него, как на человека, которому назначено ввести новый {133} порядок вещей в политическом мире. Австрия, этот Немейский лев между европейскими государствами, увидела в нем своего Алкида. Мнение, что войска принца Евгения непобедимы, было опровергнуто самым блистательным образом, а прусская пехота, о которой думали, что она годна только для красивых разводов и парадов, показала на деле, что это лучшее, обученнейшее и храбрейшее войско на западе. На Фридриха перестали смотреть, как на безумца, кидающегося, очертя голову, в неравный бой. В нем увидели государя, действующего самостоятельно и хладнокровно, с твердым сознанием имеющихся у него сил и средств.

   Победа при Мольвице дала Фридриху возможность снова предпринять осаду Брига. Город сдался на капитуляцию. Тогда все войска были соединены в лагере при Штрелене, чтобы таким образом прикрыть всю Нижнюю Силезию.

   Здесь Фридрих провел два месяца: жил между своими солдатами в палатке, изучал их характер, пополнил войско новобранцами и ежедневно упражнял кавалерию, чтобы придать ей более ловкости и проворства. В то же время он занимался поэзией и музыкой.

   Вскоре Штреленский лагерь сделался всеобщим политическим конгрессом, отовсюду спешили туда послы: Франция, Англия, Испания, Швеция и Дания, Россия, Австрия, Бавария и Саксония вступили в переговоры и совещания с прусским королем.

   До сих пор Франция молча радовалась несогласию Пруссии с Австрией и тайно поддерживала его своими происками и золотом. Успехи Фридриха заставили ее действовать определеннее. Желая от души разрыва с Австрией, к которому Франция не могла приступить явно, потому что признала прагматическую санкцию Карла VI, Флери, тогдашний глава французского правительства при слабом и больном Людовике XV, решил действовать сторонними средствами.

   Мы уже сказали, что Карл-Альбрехт Баварский, женатый на Марии-Амалии, дочери австрийского императора Иосифа I, ближайшей наследнице австрийских владений, объявил свои претензии на императорскую корону, но не имел средств поддержать своих требований оружием. Флери решил помочь ему к достижению цели и потому заключил с ним союз в Нимфенбурге. Целью хитрого Флери было также поживиться частицей австрийских владений. Вследствие того он отправил к Фридриху маршала Бельиля, с предложением присоединиться к этому союзу, обещая за то вытре-{134}бовать ему права на Нижнюю Силезию. Фридрих, зная, что на поддержку Австрии соединяются ганноверские и датские войска, принял предложение Флери с удовольствием и пятого июля присоединился к Нимфенбургскому союзу. Он просил только сохранить его втайне до тех пор, пока Франция снарядит и выставит свое войско.

   Вскоре Нимфенбургский союз увеличился еще присоединением к нему польского короля и курфюрста саксонского, Августа III, и королевы испанской Елизаветы. Подстрекаемый примером Карла-Альбрехта Баварского, Август III также объявил претензии на австрийское наследие, основывая их на правах жены своей Марии-Иозефы, старшей дочери Иосифа I. А Елизавету Испанскую, вечно хлопотавшую о том, чтобы доставить сыну своему кусок хлеба, как она сама выражалась, Франции нетрудно было склонить на свою сторону.

   Между тем там и сям соединялись еще австрийские полки, и малая война не прекращалась. Между множеством стычек австрийцев с пруссаками особенно замечательно сражение при Ротшлоссе, в котором впервые отличился, впоследствии знаменитый сподвижник Фридриха, Цитен. Он напал на 1.400 австрийских гусар, которые соединились близ Ротшлосса под начальством одного из величайших партизанов своего времени, генерал-майора Барони, и разбил их наголову. За эту битву король произвел Цитена в полковники, а вскоре потом сделал шефом всех прусских гусар.

   Нейперг, давая полную свободу партизанам тревожить прусские разъезды, замышлял план, как бы нанести более чувствительный удар Фридриху. После битвы при Мольвице он ретировался за Нейсе и расположился лагерем. Через ловких шпионов, которые нарочно попадались в руки пруссаков, он старался распространить мысль, что войска его совершенно расстроены, что он ждет нового набора для приведения их в порядок и ранее, как через три месяца, не в состоянии продолжать военных действий. Когда, по мнению его, Фридрих должен был убедиться в справедливости таких известий, он вдруг поднялся с места, чтобы обойти прусскую армию и захватить Бреславль.

   Но прусского короля нелегко было обмануть. Слушая шпионов, он сам наблюдал за Нейпергом и легко смог проникнуть в его намерения. Тотчас же он отправил три батальона пехоты и пять эскадронов конницы к Бреславлю. Ему хотелось овладеть городом без кровопролития, какой-нибудь хитростью. Случай помог ему. {135}

   В Бреславле образовалось общество старых дам, ревностных католичек, душою преданных австрийскому правительству. При посредстве монахов они успели склонить на свою сторону нескольких членов ратуши и решили всеми мерами споспешествовать австрийскому фельдмаршалу овладеть Бреславлем и действовать оттуда против Фридриха.

   Король узнал об этом вовремя, через преданную ему даму, которая очень искусно сумела попасть в общество и, вкравшись в доверенность, выведать все подробности их тайны. Под предлогом совещаний Фридрих пригласил к себе в лагерь главных членов магистрата и спросил их: "Во всей ли точности бреславское начальство исполняет права нейтралитета?" Ратсгеры ответили, что они ни в чем не отступали от своих обязанностей. Тогда король показал им письма, из которых ясно было видно, что они подвозили съестные и полевые припасы австрийскому войску, отправили 140.000 гульденов к Марии-Терезии и находились в письменных сношениях с Нейпергом. Улики были налицо: ратсгеры во всем сознались.

   -- На первый раз, -- сказал им Фридрих, -- я хочу быть милостив, но за ваш проступок требую услуги. Если вы нарушили права нейтралитета для австрийцев, то можете нарушить их и для меня, чтобы поправить дело. Мне надо перебраться за Одер и для того провести несколько отрядов через Бреславль. Надеюсь, что не встречу противоречий в бреславском магистрате.

   Члены магистрата были на все согласны, радуясь, что так дешево отделались.

   Итак, отправленные Фридрихом к Бреславлю полки вступили в город. Городовой майор, впереди войск, провожал их через улицы. Но вдруг полки поворотили к главной площади. Майор, полагая, что они сбились с пути, хотел им показать ближайшую дорогу к Одерским воротам, но принц Леопольд Дессауский очень вежливо попросил его вложить шпагу в ножны и отправиться на покой в свои казармы, объяснив ему, что цель вступления войск -- не путь через город, но полное занятие его.

   На другой день, 10-го августа, было объявлено, что город лишен нейтральных прав, и что жители должны являться в ратушу для принесения присяги королю. Все австрийские чиновники были уволены от службы, после присяги совершено торжественное молебствие, а вечером город был иллюминован. Фридриху возвестили {136} о занятии Бреславля через выстрелы из пушек, которые были расставлены на всем протяжении от города до Штреленского лагеря.

   Нейперг узнал довольно поздно, что пруссаки его предупредили. Он занял выгодную позицию в горах и продолжал малую войну, не допуская неприятеля до решительного дела.

   Пока эти события совершались в Силезии, две французские армии вступили в Германию. Одна, под начальством маршала Мелебоа, приблизилась к границам Ганновера, а другая, под командой маршала де Бельиль, пошла на помощь к Баварии и в середине августа, наконец, соединилась с баварскими полками.

   Миролюбивый король Георг II, видя опасность ганноверской области, поспешил объявить себя нейтральным, а курфюрст баварский вступил в австрийские владения.

   Неудача Нейперга и взятие Фридрихом Бреславля побудили Марию-Терезию к уступке. В лагерь к Фридриху был отправлен для переговоров лорд Робинсон, английский посланник при венском дворе. Почтенный джентльмен, весьма высокопарно и с необычайной важностью старался запугать и озадачить Фридриха могуществом и средствами Австрии и, наконец, предложил ему, как особенную милость Марии-Терезии, Лимбург, Гельдерн и 2.000.000 талеров контрибуции, если он откажется от Силезии и выведет свои войска. Фридрих отвечал Робинсону такими же напыщенными фразами, в том же патетическом тоне и кончил речь свою следующими убедительными словами: