темы давно прошедшей сельской жизни. А его создатели? Кончаловский предстал, в глазах Ней

Марковны, победителем. Он «пересилил фортуну, вписался в Голливуд, как ни трудно достается

это русскому человеку… Он преуспел, в чем можно было и не сомневаться, имея в виду талант,

ум и творческую культуру этого истинно «русского европейца». Но… ни один из последующих

фильмов, снятых и на «Мосфильме», и в Америке, ни шумно известные, многажды

премированные «Романс о влюбленных» и «Сибириада», ни даже задушевный, тончайший

чеховский «Дядя Ваня», ни, конечно, голливудский цикл не достигли качества «Аси Клячиной».

Еще несколько штрихов к истории запрещения картины, почерпнутых уже из

расследования В. И. Фомина «Полка» (М., 1992). Киновед полагает, что проблемы начались еще

на стадии сценария. Во время обсуждения последнего в ГСРК 5 февраля 1965 года подвергся

критике тон сценария — «тема неустроенности его героев». С точки зрения обсуждавших,

отсутствовала «мысль о том, как благороден труд», показанный «однообразно, монотонно».

Сценарий представлялся хоть и талантливым, но «путаным по философии», в которой «глубина

постижения жизни не велика». Степана, например, называли «отталкивающим персонажем», не

хотели «спокойно относиться к теме безотцовщины». Говорили, что «герои сценария не имеют

выхода в большую жизнь» и т. п.

В. Фомин убежден, что решение о запуске картины искусственно оттягивалось, ибо уже в

сценарии чувствовалась «опасность». Возник вопрос о смене названия… В конце концов

сценарий под названием «История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж» был

запущен в производство.

Посланная в экспедицию в качестве контролера опытный сотрудник ГСРК Э. Ошеверова

очень высоко оценила деятельность группы. В частности, отмечалась «интересная работа

режиссера А. Михалкова-Кончаловского с непрофессиональными актерами», «четкость

режиссерского замысла, умение ввести актера в требуемые драматургией сценария состояния» и

т. д. Отмечена была и «очень сложная и тонкая актерская работа» Ии Саввиной,

исполнительницы главной женской роли. «Сложность этой работы объясняется не только

остротой и психологической глубиной драматургического материала, но и тем, что актрисе

приходится работать с партнерами-непрофессионалами…»

Особо отмечалось «содружество режиссера и оператора». «Они работают как бы в одном

ключе, на одной волне, являются подлинными соавторами этого фильма».

Картина, получившая 1 марта 1967 года разрешительное удостоверение, исчезла,

поскольку правда об отечественном крестьянине, читаем у Фомина, не могла удовлетворить ни

партийные органы, ни органы ГБ, никого из советского чиновничьего аппарата. А в условиях

советской жизни любое министерство и ведомство имело право вмешиваться в дела

кинематографа.

«24 июня 1968 года «Мосфильм» представил изуродованный… вариант фильма,

переименованный по указанию Комитета… Дальнейшая судьба картины покрыта мраком: нет

документов, официально запрещающих ее, но и на экраны она не выходит. О ней не положено

писать. Если не считать материалов, появившихся после завершения работы, — в книге

«Парабола замысла» самого А. Михалкова-Кончаловского, усиленно обхаживаемого в ту пору

комитетскими столоначальниками, возлагающими особые надежды на «Сибириаду».

4

Предложение поработать над сценарием «Год спокойного солнца» от студента Высших

сценарных курсов Юрия Клепикова поступило Андрею Кончаловскому еще тогда, когда он

готовился снимать «Первого учителя». Режиссера это удивило, поскольку к тому времени он,

кроме короткометражки «Мальчик и голубь», еще ничего не снял. Но Клепиков сослался на

сценарий об Андрее Рублеве, по которому он, оказывается, решил, что Кончаловскому будет

интересно обратиться к его работе.

Коллега Клепикова, сценарист Наталья Рязанцева, которая помнит его со сценарных

курсов, то есть как раз с лета 1964 года, рассказывает, что Юрий пришел на Высшие курсы

сценаристов и режиссеров вместе со своим другом Марком Розовским, тоже, кстати говоря,

сотрудничавшим с Кончаловским, но уже гораздо позднее. «Тогда про Юру все знали, что он

Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»

99

написал замечательный сценарий «Год спокойного солнца». Как мы ему завидовали! Несмотря

на то что сценарий был длинный, его взял Андрей Кончаловский…»

Взявшись за сценарий, режиссер сразу же отказался следовать за сложившимся к тому

времени жанровым клише «колхозного фильма». Когда дело дошло до выбора актеров,

Кончаловский обнаружил, что роли будто заранее расписаны — для Мордюковой, для

Рыбникова. «Я понял, что если буду снимать профессионалов, не преодолев штампа

примелькавшегося «киноколхоза», и мне снимать будет неинтересно, и зрителю — неинтересно

смотреть».

Примечательную оценку соотношения сценария и фильма находим уже на излете нулевых

— в связи с сорокалетием картины. «…Кончаловский ставил перед собой не задачу воплощения

некоего духовного опыта, а профессиональную задачу моделирования аутентичности, того, о

чем говорят «это про меня» или «так оно и было». Его не интересовала ни жизнь русской

деревни, ни русская душа, ни по большому счету сама эта история про девушку, которая

любила, да не вышла замуж. Главное — чтобы снята эта история была так, как будто бы она не

придумана и разыграна, а утащена из жизни во всей полноте случайной фактуры и очарования

непреднамеренных подробностей… Для Клепикова подлинность этой истории лежала в

этической плоскости, для Кончаловского — в эстетической. На пересечении параллельных

подходов к достоверности и появился этот поразительный фильм».

Примечательно, поскольку стойким эхом раздается из 1960-х недоверчиво удивленное:

«Как этот благополучный сын высокопоставленного советского деятеля смог такое снять?»

Ответ, на мой взгляд, прост. Он — в уровне таланта и мировоззрения Кончаловского,

бывшего до «Аси» соавтором «Андрея Рублева» и постановщиком «Первого учителя». Созрела

в нем ко второй половине 1960-х и своя этика, отложившаяся и в «Первом учителе», и во

многих эпизодах сценария о Рублеве, в том числе и не вошедших в фильм. Та самая этика,

которая формировалась под влиянием писаний Дмитрия Кончаловского и которая уже в нулевые

и на их пороге обрела вполне отчетливые как художественные, так и публицистические формы.

В первые десятилетия нового века он широко выступает как публицист, говорит об

исторических судьбах России (все на ту же тему, что и в «Рублеве», и в «Асе»!), о возможных

переменах в этих судьбах. Идеи серьезные и глубокие — а реакция традиционна. Тут же

припоминают, из какой семьи — Михалков (!). Хорошо ему, «барину», живущему чаще за ее

пределами, чем в самой стране, рассуждать на тему родных и любимых наших бед и язв…

«Барином» его если и можно назвать, то только в том смысле, в каком были «барами»,

скажем, его деды Петр Петрович Кончаловский или Владимир Александрович Михалков. В том

смысле, в каком «барами» были Пушкин, Чаадаев, Тургенев, Толстой — кстати, тоже о судьбах

России, о крестьянстве писали. Авангард отечественной классической (образцовой то есть)

культуры! Он оттуда, чудом уцелевший среди недообразованных нас. Для него естественно

воспринимать мир так, как Чаадаев, например, читая одновременно на трех языках, считая и

заграницу пространством своим, обжитым и освоенным. Естественно для него в контексте

своего нормального частного существования — иными словами, в контексте мировой культуры

— осмыслять беды и язвы культуры родной.

Напомню, кстати, что режиссер на долгие годы связал себя с реальными жителями села