В два часа пополудни, 15-го декабря, Леопольд Дессауский стал лицом к лицу с неприятелем. В этот самый день минуло пя-{196}тидесятилетие его военной службы. Старик хотел отпраздновать свой юбилей новой блистательной победой или славной смертью окончить свое воинское поприще. Хладнокровно сделал он все необходимые распоряжения. Он знал своих солдат; многие из них вместе с ним поседели на поле брани, любовь и доверенность их к старому полководцу были неограниченны. Он крепко надеялся на их мужество, но помощь свыше почитал необходимой. Перед самым началом дела он выехал перед фронтом, поднял руки к небу и, после краткой молитвы, скомандовал: "Марш, марш!"
Леопольд разделил значительный корпус инфантерии на три линии и подкрепил их одним драгунским полком.
Атака началась с единственного доступного места, с деревни Кессельсдорф.
Как львы бросились пруссаки вперед, батарея загрохотала и -- половины их не стало. Два раза возобновляли они свои покушения -- все напрасно: они вынуждены были отступить. Эти неудачи смутили несколько солдат и военачальника. Но, во время их вторичной ретирады, один из саксонских генералов со значительным отрядом пехоты кинулся их преследовать. Этим движением саксонцы помешали действию собственной батареи. Леопольд в тот же миг воспользовался ошибкой неприятеля. Драгуны четвертой линии бросились навстречу преследующим, опрокинули, смяли их, разогнали и частью захватили в плен, а три линии пехоты ворвались в деревню, овладели пагубной батареей и заставили саксонцев, отстаивавших деревню, положить оружие и сдаться. В то же время прусская кавалерия ударила на левое крыло саксонцев, сбила с места неприятельскую конницу и обратила ее в бегство.
Сын Леопольда Дессауского, Мориц, который командовал левым флангом прусской армии и до самого взятия деревни только обстреливал неприятеля, теперь тронулся с места. С девятью батальонами пробрался он в полузамерзшей лощине, почти выше колен в воде, до Пеннериха и повел солдат на приступ крутой скалы. Солдаты на плечах взнесли его на высоты.
Неожиданное появление пруссаков с этой стороны заставило бежать саксонцев. Прусская кавалерия левого крыла, которая дотоле была отделена от неприятеля пропастями, теперь пустилась его преследовать. Таким образом, саксонцы были разбиты на всех пунктах, пруссаки овладели их позицией, и в течение двух часов дело было решено в пользу Фридриха. Граф Рутовский бежал к {197} Дрездену. Здесь Карл Лотарингский предложил ему напасть на пруссаков вторично соединенными силами, но Рутовский не согласился, говоря, что для спасения армии остается только одно средство -- удалиться к богемской границе. В тот же день оба полководца предприняли ретираду, оставив в столице только 4.000 человек земской милиции.
Саксонская армия в Кессельсдорфском сражении составляла 26.000 человек под ружьем, пруссаки имели 27.000. С обеих сторон легло до 13.000: сверх того, пруссаки взяли 4.000 пленных и отбили у неприятеля 28 пушек. Замечательно, что в этой кровопролитной битве участвовали с обеих сторон только отдельные корпуса, а главные армии оставались в бездействии.
На следующий день Фридрих с войском своим примкнул к корпусу Леопольда Дессауского. Он осмотрел поле битвы и подивился чудным действиям своих солдат. Вслед за тем он подступил к Дрездену. Столица не могла защищаться, во-первых, потому что {198} гарнизон ее был слишком незначителен, а во-вторых, потому что граф Брюль в мирное время приказал уничтожить многие укрепления и на их месте развел парк, чтобы тем увеличить дворцовые сады Августа.
Саксонские министры прислали Фридриху капитуляцию, но он не хотел ее подписать. Итак, ворота Дрездена были ему отворены без всякого дальнейшего условия.
18-го декабря Фридрих как победитель въехал в столицу Саксонии. Гарнизон был обезоружен и объявлен военнопленными. Войска в величайшем порядке были размещены по обывательским квартирам. За продовольствие их и фураж платили наличными деньгами, а за малейшую обиду или оскорбление, нанесенные жителям, было назначено строжайшее наказание. Фридрих объявил всенародно, что не хочет пользоваться своим преимуществом и разорять саксонцев за интриги и безумные действия графа Брюля. Напротив, он от души предлагает свою дружбу Августу III и желает только мира в Германии.
Тотчас по прибытии в Дрезден он отправился во дворец, весьма ласково обошелся с молодыми принцами, обнял их дружески, успокоил и приказал оказывать им все королевские почести. Так же милостиво обошелся он с министрами Августа и с дипломатическим корпусом. Вечером король посетил театр, а на другой день присутствовал на молебствии, которое было совершено в церкви Животворящего креста.
Фридрих начертал мирный трактат и предложил его на рассмотрение саксонских министров. Все пункты были приняты Августом беспрекословно. Лишась войска, столицы, доходов, оставив детей и министров в руках неприятеля, он не мог более торговаться, и даже сам Брюль не сумел ему подать лучшего совета, как согласиться на все условия прусского короля.
Мария-Терезия также увидела, что борьба с Фридрихом не приведет ее к цели, и она согласилась на уступку: граф Гаррах, обер-канцлер Богемии, был ею отправлен в Дрезден с полномочиями заключить мир по своему усмотрению.
Итак, через десять дней после Кессельсдорфского сражения мирный договор был подписан в Дрездене. Австрия вторично уступала Фридриху Силезию в потомственное владение, а прусский король признавал Франца I, супруга Марии-Терезии, императором. Август III обязывался никогда более не пропускать через свои вла-{199}дения врагов Пруссии, заплатить 1.000.000 талеров контрибуции и поддерживать в Саксонии протестантскую веру.
В день заключения мира был отслужен Te Deum. Со всех валов города стреляли из пушек. Во все время своего пребывания в Дрездене Фридрих давал спектакли, балы и концерты для развлечения несчастного народа. Бедные ежедневно толпами стекались ко дворцу и получали щедрую милостыню. И в Дрездене Фридрих сумел приковать к себе самых заклятых врагов своих милостивым обращением и той предупредительной лаской и обходительностью, которые характеризовали его в обществе. С сожалением, почти со слезами, провожал его народ, когда 27 декабря он отправился в Берлин. Прусские солдаты расстались с саксонцами задушевными друзьями.
Сильно было беспокойство берлинских жителей при начале последней кампании; ежедневно ждали они незваных гостей и трепетали за столицу Пруссии, которая, кроме своей молодой и неопытной милиции, не могла надеяться ни на какую постороннюю помощь. Зато и радость берлинцев была велика при известии о мире и о возвращении короля. Фридрих сделался идолом Пруссии. Последние победы возвысили его сильно в глазах народа: весь успех кампании приписывали его уму, его личной храбрости, его военным дарованиям. Пруссаки знали, что Австрия и Саксония в этой последней войне имели на своей стороне все преимущества: и перевес сил, и выгоды положения и выигрыш времени, но, несмотря на все это, Фридрих возвращался в свою столицу торжествующим победителем, миротворцем Германии. Торжество, которое жители Берлина приготовили для его въезда, походило на истинную овацию. С самого утра во всех церквях загудели колокола, пальба из пушек не прекращалась ни на минуту. Народная милиция протянулась в два строя от самых, городских ворот до дворца. На всех перекрестках улиц гремела музыка. На окнах и балконах домов развевались ковры и знамена с эмблемами и надписями. Главные чины города и духовенство вышли за городские ворота навстречу королю. Едва издали показалась королевская коляска, раздались трубы и литавры, и сотни знамен ландвера и всех городских сословий и цехов пред ним преклонились. Море народа кипело около коляски, в которой Фридрих шагом ехал со своими братьями. Молодые девушки в белых платьях шли впереди и посыпали дорогу цветами, из окон и с балконов летели в коляску {200} лавровые венки, и народ, бросая вверх шапки и шляпы, впервые закричал: "Да здравствует наш король! Да здравствует Фридрих Великий!"
