В то же время пехота правого крыла, под начальством генерала Бойена и полковника Гайста, пошла на обе неприятельские батареи и после жаркой встречи и отчаянного сопротивления овладела ими.

   Центр австрийской армии, расположенный на крутой возвышенности, которая была защищена прилеском, оставался еще нетронутым. Фридрих послал против него свои гвардейские полки под начальством принца Фердинанда Брауншвейгского. Судьбе угодно было, чтобы в этой битве два родных брата встретились как враги. Австрийским центром командовал старший брат прусского генерала, принц Людвиг Брауншвейгский. Здесь пруссаки оказали чудеса храбрости: чтобы достигнуть до неприятеля, они должны были продираться сквозь кусты и взять крутую возвышенность почти приступом, при сильном отпоре и несмолкающем беглом огне неприятелей. Но и здесь они остались победителями.

   Австрийцы старались еще кое-где держаться на возвышенностях, но полки их были слишком расстроены, а пруссаки, ободренные успехом и побуждаемые примером вождей, не давали ни минуты отдыха и делали нападения со всех точек. Наконец, австрийцы, потеряв всякую надежду удержать за собой поле битвы, в беспорядке обратились в бегство, оставив пруссакам богатую добычу.

   Пруссаки преследовали бегущих до деревни Сор, от которой битва эта и получила свое название. Австрийцы потеряли до десяти тысяч человек, из которых часть легла на месте, часть попалась в плен. Один Борнштедский кирасирский полк отнял у них десять знамен, 15 пушек и захватил 1.700 пленных. Потеря с прусской стороны простиралась до 3.000 человек. Между павшими в битве были принц Альбрехт Брауншвейгский и генерал Бланкензе. {188}

   Особенным мужеством и распорядительностью в этом деле отличился знаменитый впоследствии полковник Форкад. Во время сражения, ворвавшись в неприятельские ряды, он дрался впереди своих солдат, как отчаянный, но был ранен пулей в ногу, упал на месте и был отнесен за фронт. По окончании дела король, рассуждая о действиях своих офицеров, сказал, что большей частью победы обязан неустрашимости Форкада. Кода, после второй Силезской войны, Фридрих возвратился в Берлин, Форкад явился во дворец, чтобы поблагодарить короля за этот лестный отзыв. Но от боли в раненой ноге он не мог стоять и вынужден был прислониться к окну. Фридрих бросился за стулом и принудил Форкада сесть, несмотря на все его отговорки. "Будь покоен, любезный полковник, -- сказал ему Фридрих, -- такой храбрый и отличный офицер, как ты, стоит того, чтобы сам король подал ему стул".

   К особенностям Сорской битвы принадлежит то, что у прусского войска были отняты все обозы, и даже сам король лишился своего походного багажа, так что кроме мундира, который был на нем, у него ничего не осталось. Левое крыло и центр прусской армии не имела времени укрыть свой багаж. Отряды австрийских партизан Надасти и Тренка бросились его грабить, вместо того, чтобы драться. Отыскав в обозе короля и офицеров значительное количество вина, они перепились, начали неистовствовать над освободившимися там женщинами и ранеными и дали пруссакам полную свободу поражать в это время их товарищей. Отчасти это послужило в пользу прусского войска, но зато и австрийцы отличились: они до того очистили обозы, что вечером, когда король пожелал ужинать, не нашлось даже черствой корки хлеба. Генералы вынуж-{189}дены были разослать адъютантов в разные стороны, чтобы отыскать чего-нибудь на ужин королю. Одному из них удалось найти солдата, у которого был целый хлеб. Солдат не хотел его отдать ни за какие деньги, но узнав, что хлеб назначается для короля, не поверил адъютанту, и сам пошел в королевскую ставку. Там узнал он истину.

   -- А, если так, -- сказал солдат, разломив хлеб пополам, -- то дело сладится: король дрался, как и мы, с ним можно поделиться по-братски.

   Когда ему король предложил денег, он не взял их:

   -- За короля я отдавал даром жизнь, а уж за хлеб и подавно не возьму с него денег. Деньги солдат берет только с врага, а не с товарища.

   Даже чернил и пера не могли достать королю. Фридрих вынужден был отправить депешу к министру своему в Бреславль на лоскутке бумаги, на котором написал карандашом:

   "Я разбил австрийцев, отнял пушки, забрал пленных -- вели петь Te Deum".

   К Дюгану он также написал коротенькое письмо: вот его содержание:

   "Я кругом ограблен! Сделайте одолжение, купите мне "Боало" в маленьком издании, с примечаниями, "Введение во всеобщую историю" Боссюэта и Цицерона. Я думаю, вы найдете все эти книга в библиотеке моего милого Иордана".

   Итак, прусский король в короткое время одержал две новые победы, но это его нисколько не подвинуло вперед. Он ждал мирных предложений со стороны Австрии, но Австрия молчала. А между тем, по недостатку провианта и по причине раздробления прусского войска, победитель вынужден был добровольно ретироваться от побежденных. Пять дней стоял он на поле битвы, а потом отодвинулся к Траутенау, где и пробыл до 16-го октября. Когда и здесь были потрачены последний клок сена и последний сухарь, Фридрих повел всю армию в Силезию. Этот поход совершился не без сшибок с неприятелем, который караулил пруссаков в горных ущельях. В Силезии армия стала на кантонир-квартиры между Швейдницем и Штригау; генерал Демулен протянул кордоны по границе; принц Леопольд Дессауский принял главную команду, а Фридрих отправился в Берлин.

{190}

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Последняя вспышка войны

   Иордан один не встретил с обычной радостью победоносного короля при торжественном въезде его в столицу Пруссии. Все ликовало вокруг Фридриха, но его сердце стеснялось тоской. Во время второй Силезской войны он лишился двух ближайших друзей, которых называл своим семейством: Иордана и Кейзерлинга. Еще до отъезда в Берлин писал он г-же Кама:

   "Ради Бога, позаботьтесь о дочери покойного Кейзерлинга, она также, как и отец ее, принадлежит к семейству моего сердца. Я сам осиротел вместе с нею, потеряв ее отца и моего Иордана, и скорбь моей души печальнее каждого траура, который их родные могут наложить на себя. Когда я развернул присланные мне книги Иордана, сердце мое облилось кровью. С трепетом думаю о возвращении в Берлин, вспомнив, что этого человека, который меня так любил, нет уже в живых. Трудно будет мне отвыкнуть от наслаждения, которое неизменно доставляла мне дружба Иордана и Кейзерлинга".

   При таком направлении духа Фридрих думал только о мерах к прекращению войны, которая становилась для него тягостной. Он полагал, что новые его победы заставят Австрию и Саксонию приступить к решительным переговорам. {191}

   Но не так думали его враги. Они желали гибели соперника и к этой цели устремили все свои мысли и действия. 8-го ноября, в то самое время, как гарнизонную церковь в Берлине украшали завоеванными трофеями, король, через шведского посланника при саксонском дворе, получил сведения о новых враждебных починах своих неприятелей.

   Саксонский министр Брюль, личный враг Фридриха, составил хитрый план, как погубить его еще в течение той же зимы. План состоял в том, чтобы через Саксонию проникнуть в Бранденбург, отнять у Пруссии Силезию в первые зимние месяцы, захватить Берлин и снова переименовать прусского короля в маркграфы Бранденбургские. Австрия с восторгом приняла мысль Брюля. Было предположено: главной австрийской армии, под начальством принца Лотарингского, немедленно, через Лаузиц, двинуться на Берлин; другому корпусу, в 10.000 человек, отделенному от рейнской армии, под командой генерала Грюна, соединиться под Лейпцигом с саксонскими войсками, напасть на пруссаков при Галле и потом также идти на Берлин. В самой столице Пруссии союзники хотели принудить Фридриха возвратить Австрии Силезию, а Саксонии уступить герцогство Магдебургское, с городами Котбусом и Пейцем.