Маша сидела в огромной гулкой аудитории театрального института и ждала Дину Вербову. Ей пришлось звонить Рудовскому, чтобы уточнить имя и фамилию ближайшей Алисиной институтской приятельницы и одногруппницы. Голос продюсера звучал глухо, но имя он назвал без колебаний – Вербова, хоть и не была задушевной подружкой, пару раз ночевала у них дома. Благо место есть, а Дина иногородняя. Маша сама себе кивнула – еще бы, уезжать на ночь глядя из такого особняка да в студенческое общежитие. Они договорились встретиться с Диной в перерыве между занятиями, и вот Маша уже начала рассеянно разглядывать из окна толпу студентов, распивающих пиво в садике вокруг здания, когда дверь в аудиторию распахнулась и на пороге появилась высокая, очень худая девушка с драматически подведенными глазами, в черном.

– Я – Дина, – представилась она, позабыв поздороваться.

– А я – Мария Каравай. Здравствуйте, – исправила ее оплошность Маша, протягивая девице руку. Дина пожала ее с явной опаской. Ногти у нее были фиолетовые с перламутром, квадратные. Маша жестом предложила ей присесть за парту рядом, и Дина, громко втянув носом воздух, опустилась на стул, с некоторым вызовом вытянув длинные ноги: короткая юбка, черные плотные колготки и байкерские ботинки с черепами по бокам. Маша вспомнила тонкое, с бархатистой кожей лицо Алисы – голубоглазой блондинки, короткий шелковый пеньюар цвета нежной зари, в котором ее нашли, – привет из галантного века. Что у этих двоих общего?

– Да не мучайтесь вы! – вдруг сказала Дина и подмигнула Маше: – Я же вижу, о чем вы думаете: что у нас с Алиской общего?

– Семья? – предположила Маша, вспомнив, что Рудовский говорил о детстве Алисы, прошедшем почти в полной нищете.

– Не-а, – накрутила на палец Дина единственную длинную прядь волос за ухом. Вся остальная голова была в коротком ежике. – У меня предки очень положительные – в Сбербанке всю жизнь работают. Служебный роман. Получали хорошо, меня, как могли, баловали. А у Алиски родичи – пьянь подзаборная. Как такую цацу заделали – большой вопрос.

– Были, наверное, другие точки соприкосновения? – вернула ее к цели беседы Маша.

Дина кивнула, улыбнулась, обнажив мелкие острые зубы:

– А то! Взаимовыручка, как и положено у друзей!

Маша смотрела на нее во все глаза: не похожа была эта Вербова на человека, только что потерявшего близкого друга.

– Да не подруга она мне! – вновь будто услышала ее Дина и почесала облаченную в шерстяные колготки коленку.

– Не жарко? – усмехнулась Маша.

– Есть чуть-чуть. – Дина вдруг широко улыбнулась; заиграли аж четыре ямочки – две на щеках и две на маленьком подбородке. – Но имидж – наше всё! А по поводу Алиски, ну, стыдно сказать… Мы не дружили. Мы друг друга использовали. Вот и все.

– Нет, – нахмурилась Маша, – не все. Как использовали?

Дина опять почесала коленку, помрачнела.

– Да как, как! Рудовский ее давал мне пару раз в эпизодах сниматься – не бог весть что, но задел, так сказать, на будущее. А я…

Она замялась.

– А вы ее прикрывали перед мужем, так? – спросила без улыбки Маша.

– Ну да! – с вызовом пожала плечами Дина. – А что такого-то? Сам дурак, раз верил. Кстати, не только перед мужем. И перед Кононовым…

– А вот с этого момента поподробнее, – нахмурилась Маша. – Что за отношения у Алисы были с профессором?

Вербова закатила глаза и продекламировала с надрывом:

– «Пускай скудеет в жилах кровь, но в сердце не скудеет нежность… О ты, последняя любовь! Ты и блаженство, и безнадежность!» – Посмотрела насмешливо на Машу: – Как-то так примерно. Она падала с ним в обморок. Кстати, с Рудовским тоже. Очень эффективный прием. Только надо это делать натурально. – И, увидев, что Маша непонимающе нахмурилась, добавила: – Ага. Вы, значит, не падали. Да еще небось не с «папиком» живете?

– Не с «папиком», – подтвердила растерянная Маша.

Дина кивнула и поерзала, поудобнее устраиваясь на стуле:

– Значит, так. Когда выбрали себе объект – а тема больше работает, понятное дело, с мужиками хорошо за сорок, нужно просто подойти, что-нибудь спросить незначащее и – хлоп! – упасть в обморок. Причем желательно ему на руки, а не затылком о бетонный пол. Уж не знаю, какие это там включает у них механизмы, но, если хорошо выглядеть и натурально хлопнуться, попадание почти сто процентов.

Маша смотрела на нее во все глаза, а Дина явно наслаждалась таким вниманием девицы с Петровки.

– Ну и, значит, ловит он вас, эдакую бездыханную, начинает бить по щекам, приводить в чувство, как Спящую красавицу. Тут вы ме-е-едленно открываете затянутые поволокой глаза и говорите… – Она сделала эффектную паузу и, убедившись, что Маша ее все так же внимательно слушает, закончила: – Ах, это вы?

Маша не выдержала, расхохоталась, и Дина, выйдя из образа проснувшейся красавицы, хохотала вместе с ней.

– Да вы талант! – отсмеявшись, заявила Маша.

– А то! – кивнула важно Дина, но тут же поправилась: – Хотя, честно скажу, у Алиски получалось круче. Поэтому наш «мастер» и запал. Влюбился, страдал: мол, нам не суждено быть вместе, я хочу твоего счастья, зачем я тебе нужен, старая развалина. И как в воду глядел – помер пару месяцев назад.

– Долго длился роман? – Маше было слегка неуютно от Дининого молодого цинизма. Но, может быть, это тоже – имидж?

Дина закатила глаза, вспоминая:

– Ну, с год, наверное, длился.

– И как он отнесся к тому, что Алиса вышла замуж?

– Как, как… Плохо, конечно. Когда Алиска с Рудовским роман на площадке крутили, он был еще не в курсе – я прикрывала. А потом… Посерел, ходить начал, знаете, так – шаркая. Жалко, конечно, старика. Через год вроде отошел, повеселел, а два месяца назад вдруг бряк, и…

– Ясно. – Маша закрыла блокнот и встала. Вскинула глаза на Дину, так и не сменившую позы. – Как вы думаете, почему он написал Алисе такое СМС: «Я знаю, что это сделала ты. Бездушная дрянь, будь ты проклята!»?

– А? – Дина быстро подобрала ноги, испуганно хлопнула густо накрашенными ресницами. – Ни фига себе! Ничего не думаю, но, блин, не похоже на нашего Александра Ивановича!

Маша кивнула: она подозревала, что вряд ли Дина в курсе этой загадочной истории, но решила на всякий случай проверить. Теперь следовало найти родственников профессора, побывать у него дома. Где-то должно найтись объяснение тому странному СМС, после которого профессор получил свой сердечный приступ.

А Дина, сглотнув, добавила:

– Выходит, он, ну, и скопытился из-за этой истории, а?

…и только в одном случае в мировой истории уродство было более востребовано, чем красота, и на нем стоит остановиться подробнее. Представь себе, что ты родился в веке эдак XVI в бедной семье. У тебя множество братьев и сестер – контрацепции не существует, а христианская доктрина «плодитесь и размножайтесь» довлеет над умами твоих родителей, которым никогда – никогда! – не выбраться из нищеты. У твоих братьев – нормальный рост, который позволит им, став крестьянами или солдатами, умереть либо на полях баталий, либо на вполне мирных полях от непосильного труда. Но в твоем черепе, у основания мозга, не функционирует маленький комочек ткани, размером с горошину. Могущественную горошину, отвечающую за выработку молока у кормящих матерей и спермы – у мужчины. Горошину, что влияет на нашу способность справляться со стрессом и на развитие груди у девочек-подростков. Благодаря ему строятся наши кости, а на костях нарастает плоть. Он, гипофиз, – король, что правит балом. Но у тебя эта горошина отказывается делать свою работу, и вот в 15 лет ты едва достигаешь 60 сантиметров, и родители, приглядываясь к тебе, понимают: они породили уродца. И хмурые лица их наконец разглаживаются – похоже, они вытянули счастливый билет.

Андрей поймал себя на том, что до боли сжимает подлокотники кресла, всем телом подавшись к экрану, на котором крутилась одна за другой передача «Криминальный час». «Ну ни фига ж себе! – думал он, забывая дышать. – Понятно, почему программа била все рекорды по рейтингам!» Начавшись на второсортном региональном канале, она обросла поклонниками, выкладывающими каждый из выпусков в Ютюб. Видео мгновенно набирало миллионы просмотров. Это было круче любой другой передачи на тему преступности, которую он когда-либо видел, круче криминального сериала. Да что там! Это было круче самого крутого боевика в кино 3D. Это было – настоящее. Все происходило так быстро, так страшно, так реально… Никаких интервью с представителями порядка, никаких долгих планов на вещдоки. Только преследования – на вертолетах, на автомобилях по ночному городу. Андрей не мог поверить – они снимали убийство, они снимали умирающую жертву, попытки врачей «Скорой помощи» ее спасти и снова гон за преступником… Он выключил видео. Нахмурился. Такое не может быть реальностью, просто не может! Капитан был слишком профессионалом, чтобы этого не понимать. Людей убивали практически перед телекамерами, и это, конечно же, просто срежиссированное действо, а значит, на самом деле все жертвы были профессиональными актерами, так? Но не получалось. Он взял список передач. Какое-то имя зацепило его в одном из самых первых выпусков. Овечкин. Псих, который душил и насиловал девушек. Обычно в зоне зеленых насаждений – парках, скверах. Он еще написал письмо в «Коммерсант», уверяя прессу, что система прогнила и убийство для него лишь способ продемонстрировать… И Андрей резко развернулся на кресле к сидящему рядом Виктору Соловьеву, тщедушному мужчине в слишком большом для него темно-синем костюме. Соловьев был заместителем Ираклия, его доверенным лицом. И сейчас он походил на испуганного мальчика, надевшего отцовский пиджак.