5
Тягостные думы, связанные с бесславным концом “Ясона” всегда приводили Шлейсера к мысли о преходящем, а значит вызывали разлад в душе и обострение хандры. Так случилось и в этот раз. Первым признаком надвигающегося кризиса было скверное настроение и как следствие отвратительное самочувствие. Внутренние, определенные генетикой тормоза вроде бы держали, но все что в последнее время попадалось на глаза, включая и лица соседей, вызывало раздражение. Лиловые тона растительности невольно ассоциировались с нуменалом; тест-анкетирование ультиматора — с всеведущим Меганоидом; архив информатеки — с патримониальной [144] темой. Тот факт, что он оказался десцендентом [145] проживающего еще в двадцатом веке и ставшего первым в истории Земли контактером Стефаном Циммером, сначала повергло Шлейсера в шок. Это уже здесь, на Каскадене, после того как в информатеке нашлось подтверждение известию великих аргонавтов, он пришел в себя. И теперь, когда ничего не оставалось, кроме как вспоминать события тех дней, он уже ничуть не сомневался в их достоверности. Но делиться мыслями по-прежнему ни с кем не желал. История Циммера, который даже книгу написал о том контакте, была во всех отношениях поучительна. Ему не поверили, а следов пришельцы не оставили. С ним, Шлейсером, случилось то же самое, если не вдаваться в детали. Так стоит ли колотиться, что-то доказывать не имея доказательств, тем самым рискуя загреметь после освобождения в палаты Амфитериата или того хуже?
Отношения с Тибом окончательно испортились. После возвращения с Главной биолог перестал его замечать: при встречах отворачивался, в разговор не вступал и вообще вел себя так, будто вместо Шлейсера перед ним было пустое место. Следуя его примеру, остальные тоже стали избегать общения с кампиором. Даже Фил, до этого часто донимавший его болтовней, и тот прикусил язык. Такое поведение должно было содержать подоплеку какой-то интриги. Шлейсер чувствовал неладное. Ему все чаще, причем без видимых причин, становилось не по себе. Какая-то скрытая, а главное необъяснимая угроза таилась в окружении, витала в воздухе. Как-то даже возникла мысль активизировать защиту КЗУ. Правда на этот шаг он не решился, представив какой шквал издевательств и насмешек вызовет, явившись на глаза делинквентов в полугерметичном скафандре.
День выдался не из лучших. С утра разболелась голова, но он из принципа не стал обращаться к Рону. Работа тоже не клеилась. С тех пор как был введен в действие нейтринный телескоп, он почти перестал выбираться за рамки периметра. Желание разобраться с “s-фактором” настолько захватило его, что в жертву были принесены даже излюбленные геологические изыскания. Верилось — разгадка где-то рядом. Стоит лишь правильно организовать поиск. В связи с этим южная часть неба была разбита на секторы, которые теперь методично и тщательно исследовались.
Где-то в районе полудня, устав от безрезультатного копания в космологическом хламе, он решил сменить обстановку. От долгого пребывания в неподвижности ныли мышцы, а застоявшаяся кровь требовала разгона. Перспектива принять массажную ванну энтузиазма не вызвала. Заниматься на тренажере тоже не хотелось. Поскольку иных вариантов не было, он решил прогуляться по окрестностям станции.
По пути из лаборатории никто не встретился. Снаружи тоже никого не было, хотя оба микролета стояли на приколе. «Наверное, спят, — равнодушно подумал он. — А может, опять о чем-то договариваются».
Узкая, скрывающаяся во мхах тропинка, привела его к реке, выше по течению которой находился недостроенный рудник. Миновав утес, откуда сорвался Схорц, Шлейсер вышел к устью ручья, зажатого с бортов обрывами. Он давно хотел обследовать эту местность, поэтому свернул с тропы и стал пробираться по осклизлым валунам в сторону возвышающихся вдали обнажений.
Солнца не было, но жара стояла адская. Горячий влажный ветер не приносил облегчения, пот лил в три ручья. Шлейсеру ничего не стоило сформировать из КЗУ такой комплект одежды, который мог бы компенсировать любые неудобства. Однако он не стал этого делать, исходя их рекомендаций ультиматора, предписывающего время от времени осуществлять мероприятия по адаптации к естественным условиям. Панама и шорты. Из обуви — ботинки. Вот и все, что на нем было.
Земля дрогнула. Подземный удар напомнил о неспокойном нраве владыки недр. Через минуту толчок повторился, уже сильнее…
«Наверное, будет извержение, — отметил он. — Надо бы наведаться к жерлу, взять пробы».
Неподалеку от ручьевого прижима путь перегородила полоса спускающейся к воде кустарниковой поросли. У границы, обозначенной сплетением корявых стволов, он остановился и стал настороженно прислушиваться. Неизвестно, какие твари там водятся. Потом вспомнил где находится и расслабился. Ерунда! Здесь еще нет ни крокодилов, ни тигров, ни акул. Настроение улучшилось. Даже голова перестала болеть. Он блаженно закинул руки за голову, потянулся и от избытка чувств рассмеялся. Идиллия!
Действительно, из ощетинившихся стигмариями [146] кустов не доносилось ни звука. Зато там, откуда он пришел, беспрерывно звучала разноголосая какофония, создаваемая обитателями речной долины.
Клацанье; звуки молотка, вбивающего гвозди; скрип дверей…
«Такх-х… такх-х!..» «Оф-ф-ф!..» «Клэк-к!.. клэк-к!..» «Мэр-р-кс… мэр-р-кс!..»
Шлейсер давно привык к этим звукам и в отличие от Фила даже получал удовольствие от наиболее впечатляющих рулад. В безвредности местной живности сомневаться не приходилось. Поэтому он не стал задерживаться и, в очередной раз поплескавшись в студеной воде, шагнул в раздавшиеся кусты.
Против всех ожиданий, выделения минералов оказались немногочисленными и малоинтересными. Обычный набор, сопровождающий породы габбро-перидотитовой формации: хромит, магнетит, ильменит. В составе водного галечника тоже ничего привлекательного не обнаружилось.
Он собрался было возвращаться, но тут заметил на излучине отвесный обрыв. Не испытывая особого желания и только лишь для того, чтобы окончательно убедиться в бесперспективности этой части массива, он решил осмотреть его.
Следы оруденения в отпрепарированном камне действительно отсутствовали. Он остановился у подножья обрыва и задумался, пытаясь мысленно представить, что и как здесь когда-то происходило.
В следующий момент случилось такое, от чего былые представления о сложившемся здесь порядке вещей перевернулись с ног на голову.
Наверху что-то сдвинулось, после чего послышался шум падающих камней. Он вздернул голову и… Реакция сработала мгновенно. Прыжок в сторону. Удар боком о край скального выступа. Пронзительная боль в левой руке…
Глаза фиксировали происходящее, но как-то отвлеченно, в отрыве от сознания. На место, где он только что стоял обрушилась не менее как полутонная глыба.
Еще секунда и раздался грохот нового обвала. Шлейсер бросил тело в сторону от скалы и покатился по камням, пересчитывая ребрами остроугольные грани.
И опять вовремя. Рядом, сметая все на пути, пронеслась лавина обломочной массы. В лицо сыпануло каменной крошкой, глаза запорошило, на зубах заскрипел песок. Что это? Оползень? Камнепад?..
Он приподнял голову и прислушался. Руки дрожали. Дыхание срывалось в хрип. Сверху еще продолжали падать камни, но уже в стороне, на безопасном расстоянии. Потом послышались новые звуки. Треск кустов?! Ему даже показалось, что на краю обрыва показался и тут же исчез смутный силуэт. Так ли? Он не был уверен, потому как вызванный обвалом пылевой столб еще не рассеялся.
Наконец, каменная твердь успокоилась. Наступила тишина.
Какое-то время Шлейсер лежал, раздавленный, разбитый. Потом, как бы собирая себя по частям, сел. На колено стекла струйка крови. Сначала он не понял. Потом дошло. Это же его кровь. При этой мысли сознание расфокусировалось, виски сдавило, а в уши ударил колокольный звон. Его ранило?.. Позвоночник не поврежден. Ноги целы. Рука!..
