— Почему? — полюбопытствовала Грита.

— Тому случаю не нашлось объяснения.

— Совсем не нашлось? — уточняя, переспросил Шлейсер.

— Представь себе, — ответил Снарт, отправляя артинатору на воспроизведение посыл текущих расчетов метрического состояния космополя.

— Расскажи, — попросила Сета, которая к своему удивлению и слыхом не слыхала о той истории.

— Повторяю, я не люблю о том вспоминать, а говорить — тем более, — вздохнул Снарт и, по-прежнему не выражая энтузиазма, продолжил: — Тогда я работал в паре со Слебором. Астьер знал его. Так вот, на Адаверане, в системе которого предполагалась закладка узла связи, мы попали под пресс гравитационного инвертора. Мне удалось выпутаться. А Слебор погиб. У Адаверана с его тремя планетами-одуванчиками на дальних орбитах, несмотря на благопристойный вид, тоже оказался характер будь здоров. Сюрпризы посыпались сразу, как только мы десантировались неподалеку от его магнитного замка. Почти все предварительные расчеты оказались неверными. Мы еще удивились — почему на подступах к звезде так пусто. Ни планет, ни метеоритов, ни пыли. Вообще ничего. Да, были какие-то квант-конденсатные пузыри и стяжения силовых эманаций. Но тогда на них не обратили внимания. И еще. Спектральный класс Адаверана оказался совсем другим, возраст его на шесть миллиардов лет превышал расчетный, а элементный состав плазмы уже подобрался таким образом, что в любой момент наш приятель мог ахнуть во всю силу своей звездной дури.

— Не может быть, возразила Аина. — Астрономы в таких случаях не ошибаются.

— Когда-то и я так думал, — хмыкнул Снарт. — По мнению тех, кто потом расследовал это дело, свет от Адаверана, так же как и здесь, пересекал область развития какой-то метаморфной генерации, искажающей информацию и даже поглощающей ее. Думаю, это происходило именно там, где проводилось картирование, хотя никакого внешнего воздействия мы не ощущали. Так прошло около месяца. Мы уже неплохо изучили Адаверан и собирались перебираться на периферию к планетам. Аномалий старались избегать. Действовали по программе: изучали структуру эфира и распределение силовых полей. В тот роковой день я остался на корабле. На трассу вышел Слебор. Его путь пролегал мимо одного из спорадических квант-конденсатных гиперплетов. Размеры этого “блина” не превышали диаметра Марса. Как только Слебор к нему приблизился, этот “ноль-массовый” выродок вдруг ни с того ни с сего стал гравитировать. Меня так тряхнуло, что искры из глаз посыпались. А от сервисного модуля Слебора ничего не осталось. Все произошло так быстро, что я ничего не понял. А когда начал соображать, равновесие уже восстановилось. Если б не приборы, никто бы не поверил, что там произошла мощнейшая эрупция. Причем внезапно, без всякой подготовки. Это уже потом разобрались что к чему. Лопнул квантонный пузырь. При взрыве выделилась неизвестная, обладающая массой энергия, которая тут же опять дематериализовалась. Вспышки не было. Более того, на оллграммах ^[132] вообще отсутствовали признаки характерного для энергетических разрядов излучения. Только гравитационный удар. И все.

— Ну, ты даешь! — вылупился на него Астьер. — Столько лет прошло, и ты молчал?!

— Не мог я раньше говорить. Информацию о той экспедиции засекретили. Для изучения флуктуационных взрывов создали специальную группу. В нее вошли эксперты ГУРСа, ТИВЖа и почему-то Амфитериата.

— Ну, если этим заинтересовался Амфитериат, нам остается лишь готовиться к нашествию инопланетян, — рассмеялась Грита.

— Нет, правда, — нисколько не разделяя иронии биолога, продолжил Снарт. — Дело оказалось настолько серьезным, что тему передали под контроль Гексумвирату. Как выяснилось, развертка адаверановых “квант-композитов” происходила по какому-то особому принципу. И этот принцип, в отличие от известных методик, позволял создать компактную бомбу невероятной мощности. Нам заткнули рты. И лишь недавно я узнал, что запрет снят.

— И чем же это вызвано? — спросил Шлейсер, не без удивления признаваясь себе, что озвученную универсалом информацию тоже слышит впервые.

— Вроде бы как нашли способ препятствовать субпространственной детонации. Это все. Больше я ничего не знаю.

Шлейсер посчитал тему исчерпанной и предложил вернуться к обсуждению более насущных проблем. Разработка программы исследования нуменала и обеспечение безопасности экипажа в надкритических условиях — вот вопросы, которые надо было решать в первую очередь. Вместе с тем, рассказ Снарта оставил в его душе глубокий след и в очередной раз заставил задуматься о непредсказуемости поведения стохастид и всякого рода мультимериумов. В немалой мере тревожило и еще одно обстоятельство. В этой, невероятнейшим образом сложившейся ситуации, рассчитывать приходилось только на себя и партнеров. В данном случае исинт “Ясона”, как и Метрополия, были не в состоянии нести ответственность ни за прогноз, ни за выбор средств, ни за определение стратегии поведения экипажа. Что толку в помощи, если приборы регистрируют совершенно неприемлемые для стандартного макроуровня соподчиненности, свидетельствующие об ультраэкзотическом состоянии нуменального вещества, когда излучение сливается с материей, возможно проявляющейся даже не в атомно-молекулярной форме, без участия электромагнитных сил, в виде особой природы дуплексных волн, уподобляемых тем, которые определяют двойственность электрона, фотона и подобных им представителей микромира. Наверное, так было в начале Всего. И по неведомой причине предстатив такого рода продолжал сохраняться в подобных нуменалу многомерных энформиалах ^[133].

Вариант эвакуации, как и возможность стационарного позиционирования у фильеры TR-канала, отмели сразу. Кампиоры жаждали деятельности. К тому же чувство опасности только усиливало желание заглянуть в нутро смертоносного первозданца.

— Надо окружить себя зондами и передвигаться в пределах действия связи, — предложила Аина. — Покрутимся вокруг устья канала, а там видно будет.

— Неплохая идея, — отметил Снарт. — Но бесперспективная. Крутись — не крутись, а толку не будет. Надо двигаться вглубь. Туда, откуда “дует”.

— Пожалуй, — согласился Астьер. — Чего мудрить?! Давайте двинем прямо к центру. За ориентир примем гравитационный вектор. Даже если и потеряем связь с фильерой, обратный путь восстановим по азимутальным привязкам.

— Не выйдет, — возразила Сета. — Ты забыл, где мы находимся. Если пространство здесь только “кривится” — это одно. А если расщепляется?

— Тогда организуем цепь из зондов и растянем ее от устья, насколько хватит, — тут же выдвинул новое предложение Астьер.

— Нет, — в свою очередь выразил несогласие Шлейсер. — Риск не оправдывает цели. Достаточно одного сбоя и цепь рассыплется. Находясь в ее конце, “Ясон” утратит привязку. Даже выбравшись на периферию системы, а ее поверхность огромна, шансы восстановить связь с миром будут минимальными. “Черный туман” превратит нас в слепых котят. Выводы делайте сами.

— Какой же выход? — сакраментальный вопрос Гриты прозвучал как нельзя кстати.

— Выход есть, — ответствовал Шлейсер. — Но он потребует разделения команды.

— Излагай, — подал голос Астьер. — А мы послушаем.

На пульте внутренней связи высветился сигнал вызова. Артинатор сообщал о готовности передать экстренное сообщение. Обычно контакт с исинтом производился в открытом режиме. Но иногда в процессе наиболее серьезных обсуждений и при отсутствии явно выраженной опасности его свободу частично ограничивали (по Снарту — “сажали на кукан”), предоставляя возможность заявлять о себе только таким, исключительно дипломатическим образом.

Шлейсер включил коммуникатор и спросил, в чем дело.

Артинатор доложил результаты запуска двух зондов, отправленных по разным траекториям и с разной скоростью в противоположную от нуменала сторону. Оба, несмотря на совершенно фантастическую с позиций звездоплавания скорость, не смогли преодолеть его притяжение и в конечном счете дематериализовались в “тумане”.