— Было бы так, здесь и правда образовалась бы галактика в галактике, — поддержала пилота Грита. — И структура космоса была бы иной. Нет, здесь что-то другое…

— А что, если в этом месте когда-то вспыхнула группа сверхновых? — предположила Аина. — Они вполне могли оставить после себя ком слипшихся — как нуклоны в ядре — “фата — морган”.

— У сверхновых должны быть эмиссионные кольца, — возразил Снарт.

— А нома?

— Если нома — эмиссионное кольцо, тогда кто-то из нас энгинатор.

Властителем космоцива никто себя считать не пожелал, поэтому вопрос с обсуждения сняли.

— Послушай, — обратился далее Шлейсер к Аине. — Ты говоришь о чем угодно, и даже о том во что сама не веришь. А почему ни слова не сказано о Тибертисе? Ты же сама занималась там эффектом исчезающей массы.

— После того как Геонис по моей глупости превратился в пойзинариум, я и думать об этом не хочу, — вспыхнула Аина.

— Ладно, — успокоил ее Шлейсер. — Сколько времени прошло. И обошлось. Даже боков не намяли.

— За Геонис мы, конечно, бить тебя не будем, — в своей обычной манере подковырнул Аину Снарт. — По истечению срока давности. И при условии, что поможешь разобраться во всей этой галиматье.

— По правде говоря, я не понимаю, почему в Центре до сих пор не провели аналогии между тем и этим. Видно, что-то не стыкуется в базе данных. На Тибертисе действительно происходили удивительные вещи. Он периодически терял часть массы, а потом совершенно непостижимым образом набирал ее. Мы провозились там два года, но толком ничего и не выяснили. В околозвездном космосе отмечались субвакуумные конденсации: безмассовые, но необычайно энергоемкие. Исходя из этого, Тибертис тоже представлял частично закрытую систему. И за ее пределы, как и здесь, прорывалась лишь незначительная часть генерируемой им энергии.

— И как ты оцениваешь наши шансы? — спросил Шлейсер.

— На мой взгляд, “Ясон” оказался примерно в такой же ситуации. Правда, Тибертис не искажал пространство и не экранировал космофон.

— Думаю, здесь идет не просто перекачка вещества по схеме “континуум-прана” ^[131] и обратно, — заметила Сета. — Поэтому ни Метрополия, ни артинатор не спешат с аналогиями.

— Сравнивать действительно не с чем, — отметил Астьер. — Таких картин в ГУРСе еще не видели. Нам крупно повезло. Волей случая устье канала оказалось в метатропной зоне. Сложись по-другому, нуменал не подпустил бы нас так близко.

— Согласен, — тут же сообразил Шлейсер. — Континуальная несовместимость, а значит, переформатирование атомно-молекулярных связей на всех уровнях. Вот почему при сближении с метаформами исчезали аппараты, а люди превращались в экзотов или гибли.

— А что же с нами? — усомнилась в словах командора Грита.

— Мы вроде как сразу стали “своими”, - пояснил Астьер. — Метатропными. Но сами того не замечаем. Я же говорю — дело случая. При трансгрессии нома захватила заложенный космодезистами канал. Поэтому “Ясон” беспрепятственно преодолел структурный барьер. В противном случае на это не хватило бы вселенских сил.

— Значит, мы стали метатропами?! — то ли констатируя, то ли еще сомневаясь, проговорила Грита. — То есть… — она запнулась. — Превратились в экзотов?!

— В антиэкзотов, — уточнил Снарт.

— А какая разница?..

— Интересно, как мы теперь выглядим со стороны? — Астьер вслух подумал о том, что в данный момент его больше всего интересовало, и принялся во все глаза разглядывать лицо Гриты, пытаясь обнаружить там следы особо выдающегося вселенского уродства.

— Никто ничего не заметил, — успокоил его Снарт. — Ремодуляция информационного потока происходит сама собой через инфорт-систему. Сеансы с метрополией подтверждают это. — Он мотнул головой в сторону разливов звездной накипи. — Пока шов канала остается внутри метапаузы, у “Ясона” сохраняются шансы на возвращение.

— А если оболочка снова начнет сжиматься? — спросила Аина.

— Тогда мы окажемся замурованными в этом склепе, — раздельно произнес Снарт. — Навсегда. Без всякой надежды на спасение.

— Это как? — не поняла Аина.

— А вот так! — отрубил Снарт, и кампиоры поняли — универсал не шутит.

Положение дел представилось совершенно в ином свете. Обрисовалась реальная перспектива оказаться даже не за стеклом, а в полнейшей изоляции от мира, да еще и без связи.

— Надо окружить фильеру регистраторами, и в случае чего давать деру, — предложил многоопытный Астьер.

— Это ничего не даст, — возразил Снарт. — Контакт с каналом, а значит и с Метрополией прервется сразу, как только “Ясон” начнет сближение с нуменалом.

— А как мы вообще отсюда выберемся, если останемся без ориентиров? — спросила Грита.

— Не заблудимся. В корону входить не станем. Следовательно, гравитационный центр ксеноида так и останется в виде единого целого. А это и есть ориентир, от которого всегда можно оттолкнуться.

— Есть еще ветер, — напомнила Сета об альтернативном варианте привязки.

— С ветром не так просто, — Снарт отрицательно качнул головой, продолжая комбинировать на своем участке экрана картами распределения полей и параметрическими накладами.

— Я не стал бы утверждать, что поток излучения везде направлен из центра системы, — продолжил он, окончательно освоившись с привычной для себя ролью мозгового центра экипажа. — Здесь могут встречаться магнитные петли. А в этих заманухах недолго и заплутать.

— Насколько мне известно, Астьер однажды побывал в гостях у ксеноморфа, — заметил Шлейсер. — И надо полагать, это был объект не последней категории сложности.

— Вряд ли цефеида сравнится с этим монстром, — отозвался пилот, безуспешно пытаясь отыграть на имитаторе варианты выхода из условно сложившейся ситуации “зет”.

— Но должно же быть что-то общее между тем и этим?

— Разве что отсутствие стабильности. Дальнейшее сопоставление равносильно сравнению детской погремушки с ядерной бомбой.

Судя по виду, Астьер не был расположен к воспоминаниям. Он оторвался от пульта управления тренажером, прикрыл глаза и какое-то время молчал.

— Тот случай навсегда врезался в память, — собравшись с мыслями, продолжил он. — У Палиавестры оказался скверный характер. Хотя чего можно ожидать от звезды, внутри которой ты оказался. Главное — винить некого. В ее астеносфере на максимуме образовался “свищ”, куда нас с Ичетом и засосало. Тогда отказали не только гравистаты, но и система ориентации. Но сервисный модуль выдержал, а Ичет угадал направление разгона. Перегрузки едва не отправили нас на тот свет. Когда подошел орбитальный стеллер, мы были без памяти.

— В ее пульсациях вы ничего не обнаружили странного? — спросила Сета, которая в общих чертах была знакома с этой историей.

— Нет. Типичная переменная. Даже несмотря на некоторые особенности классификационного характера. Развитие по классическому принципу: накопление энергии — сброс. Чем и было вызвано изменение светимости.

— А что с гравитацией? — поинтересовалась Аина. — Нашли что-нибудь интересное?

— Нет, — ответил Астьер, понимая куда она клонит. — Масштабного масс-реверса у Палиавестры не было. Обычные колебания при смене фаз активности. Правда, при этом она “дышала” почти как живое существо…

Надо отметить, Шлейсер, ввиду специфики его деятельности, никогда не имел дела со сверхгигантами. Такие звезды как Палиавестра, по причине отсутствия у них нормальных планет, не представляли интереса для специалистов геологического профиля. Вместе с тем он в полной мере представлял красоту и необычность этих громаднейших образований, атмосферный оклад которых в тысячи раз превышал размеры самих звезд.

После того как у Астьера иссяк запас воспоминаний, он обратился к Снарту:

— У тебя есть, что добавить по поводу ксеногенов?

Универсал поежился так, будто его против собственной воли вытащили из темного угла и спросили о чем-то исключительно личном и тщательно скрываемом.

— Был один эпизод, — с кислым видом проговорил он. — И я тоже не люблю о нем вспоминать.