Покончив со штабными обязанностями, Александр объявил на двенадцать часов завтрашнего дня большое совещание в Администрации и отправился к себе домой отдыхать. Заслужил. Тем более, завтра опять намечался тяжёлый день. Как и последние года два подряд.

В свою квартиру на третьем этаже старенькой хрущёвки Александр вернулся уже в половине десятого. В доме его встретила одна из двух кормилиц, нанятых им для присмотра за детьми. Ольга – дородная, словно сошедшая с полотна Кустодиева грудастая блондинка с вечным румянцем на щеках – всплеснула руками, увидев хозяина:

– Ой, Александр Иваныч, вернулись, радость-то какая, – запричитала она шёпотом, но у неё всё равно получалось довольно громко.

– Вернулся. Дети спят?

– Как миленькие. Такие крепкие, здоровенькие. Почти не плачут, не капризничают. Даже Витя, Лика-то уже взросленькая. Вы идите, Александр Иваныч, в душ ополоснитесь, я еду разогрею.

Александр последовал её совету. Минут пять боролся со слабостью, накатившей под тёплыми струями душа, но устоял. Довольный и расслабленный, в чистой майке и штанах вышел на кухню.

Обстановка там осталась почти неизменной: столы, обеденный и разделочный, пара шкафов, плита. Всё как во времена Большой Земли, когда Вика ещё была жива… Больно кольнуло.

«Нет, не сейчас, прекратить», – мысленно приказал себе Ахромеев.

Вытяжка над плитой раньше уходила в вентиляцию, а не в соседнюю стену. Всё потому, что топилась плита теперь не газом, а углём. Мороки, конечно, больше, но зато зимой её можно было использовать как печку.

Оля поставила на стол перед хозяином квартиры тарелку с супом и ещё одну с гречневой кашей, перемешанной с тушёнкой в пропорции чуть ли не один к одному. Нарезала большими ломтями хлеб и поставили ещё одну тарелку, со свежими огурчиками. Пока осень и урожай только собрали, можно ни в чём себе не отказывать. Хотя Хрому и его детям и так грех жаловаться на достаток, не то что другим колонистам. Оля принялась хлопотать на кухне, что-то тихо напевая. От плиты шло приятное тепло. Топили её и торфом, от этого на кухне воздух был сухой и отдавал можжевельником. Александр ел в полном молчании, даже вкуса не чувствовал. Единственное, чего сейчас хотелось бывшему спецназовцу, – спать.

– Вы бы сходили детишек проведали, – вдруг сказала Оля.

– Что? – отвлёкся Хром.

– Говорю, сходили бы на детишек посмотрели, Лику с Виктором. Такие красавцы.

– А, конечно.

Оля улыбнулась и ушла.

«Интересно, – про себя размышлял Хром, – что она обо мне думает, когда я ей так отвечаю?»

Александр всё-таки пришёл к детям, когда кормилицы уже легли спать. Зашёл бесшумно в детскую, чтобы не разбудить ребятишек и вторую кормилицу, двоюродную сестру Ольги – Нику. Тихо подошёл к яслям, в которых мирно спали два карапуза. Лике было полтора годика. Вите – только шесть месяцев.

Александр тяжело опёрся на решетчатую спинку одной из детских кроваток, вспомнил о жене – Виктории. Снова стало больно. Больно не в груди, а просто больно. Как может болеть где-то в одном месте, когда ты потерял часть себя? Виктория умерла через десять дней после рождения сына. Аллергия на питательные батончики, которые прислали с Большой Земли. Когда Виктории не стало, это было… страшно. Александр до сих пор не мог понять, почему он ещё живёт. Как у него хватило смелости пережить всё это? Помогли друзья, работа и чувство ответственности. То поганое чувство ответственности, которое не даёт сложить руки, а толкает вперёд, заставляет работать и жить дальше, даже когда жить не хочется. Чувство ответственности – его прививают всем, кто служит в спецподразделениях. Ответственности за себя, за товарища, за задание, за беспомощного заложника, которого нужно спасти, а не дать обкуренному ваххабиту подорвать его вместе с собой. А ещё его удерживало чувство ответственности за своих детей: Лику и Витю, за их будущее.

И всё-таки Александр с болью смотрел на них, потому что сразу вспоминал жену. Наверное, поэтому он с ними и виделся так редко, даже в промежутках между работой. И ещё потому… Нет, он не винил детей в смерти матери, но боялся, что станет их винить. Ведь если бы Виктория не родила Виктора, она не слегла бы после тяжёлых родов. И ей не стали бы выдавать эти поганые белковые батончики, на которые у неё оказалась аллергия. Вот так, а вы думали: спецназовцы ничего не боятся и не чувствуют?

– В конце концов, я им сейчас не нужен, – успокоил себя Хром. – Забота, ласка, тепло – вот что им важно в этом возрасте. А как подрастут, тогда я ими займусь. Научу всему, что умею. Воспитаю достойными людьми.

Александр лежал на кровати, заложив руку под голову, и думал. Несмотря на усталость, сон не шёл.

«Как же это нас сюда забросило? – в который раз размышлял он. – Ладно, как именно, мне знать необязательно, от этого ни холодно ни жарко. Но что вокруг происходит? От чего это зависит и к чему приведёт?! Что нужно делать, чтобы не вляпаться в неприятности, или наоборот – не делать. Нечисть эта, магия ещё… С ней-то как быть? Как защититься от неё и использовать?! И, главное, что со мной опять случилось, когда та тварь на меня кинулась? Реакция на стресс, выброс адреналина? Рассказывали опытные бойцы, что такое бывает. Берсеркова болезнь. Или вот – „форсированный режим“. Тоже хорошее название. Хм… научиться бы это использовать, когда захочу. Только я не берсерк, и разум мне терять нельзя. Маги эти новоявленные тоже мозги треплют. Защиту прав им подавай. Профсоюз магов – звучит-то как глупо. Но что-то с ними делать всё равно придётся».

У многих колонистов после попадания в Новый Мир появились особые способности. Кто-то мог спичку зажечь, кто-то усилием воли коробок с этими спичками с места сдвинуть. А кто-то мог внушить отдать эти спички и продуктовые карточки в придачу. Одного такого шутника повесили неделю назад по прямому приказу Хрома. И тот ещё хорошо отделался. Пока его вели в тюрьму, милиции пришлось отбиваться от горожан, желавших пообщаться с мошенником. Те, у кого никаких способностей не появилось, на обладающих магией будут смотреть косо и при первой же возможности избавятся от них, как от потенциальной угрозы. На голом инстинкте. А если позволить магам создать свою организацию, то через некоторое время они возомнят себя сверхлюдьми и процесс чисток и геноцида обратится уже на простых колонистов. Обычные человеческие инстинкты, редко когда бывало по-другому.

Но Хрома эти проблемы занимали сейчас меньше всего. Пока перед колонистами стояли более насущные проблемы – голод, нечисть, а теперь ещё и аборигены – внутренней резни не будет. Серьёзной, по крайней мере. Хром за этим проследит. И ему действительно очень нужно было понять, что же с ним происходило во время «острых» ситуаций. Как и любой военный, он терпеть не мог ничего непонятного и недосказанного.

У него самого после попадания в Новый Мир все чувства обострились, как бывало только во время разведрейдов на Большой Земле. Восприятие окружающей действительности и даже самого себя изменилось, стало ярче, острее. Словно с глаз сдёрнули пелену, а из ушей и носа выдернули затычки. Хрому нравилось произошедшее с ним, но вопрос, почему это произошло и к чему приведёт, не давал покоя.

«Что же с нами дальше будет?» – комендант Города Александр Ахромеев сам себе задал не положенный военному философский вопрос. И уснул.

Проснулся Хром без будильника в начале восьмого. Сделал лёгкую гимнастику, сполоснулся под душем и принялся завтракать. Перекусив, отодвинул тарелки и заварил себе крепкий сладкий кофе. Это был своеобразный ритуал, как разминка перед спаррингом, как медитация. Утром, что бы ни случилось, выпить за десять минут кофе, в полной тишине и спокойствии. Молча обдумать предстоящий день, подготовиться.

Хром, как был – в тельняшке, сел за стол, отхлебнул кофе. Вспомнился сожжённый городок, убитые колонисты.

– Какие суки, всех убью, и щенков их тоже, – в ярости прошептал Хром.