С такими же трудностями и противоречиями сталкивается исследователь, приступающий к рассмотрению событий, связанных со смертью Владимира и последующей борьбой Ярослава за Киев в изложении ПВЛ, в которой перипетиям борьбы Ярослава со Святополком посвящено четыре новеллы — 6523/1015 г., где рассказывается о его приготовлениях в Новгороде, 6524/1016 г., повествующей о битве при Любече, 6526/1018 г., рассказывающей о поражении Ярослава на Буге от Болеслава, и 6527/1019 г., в которой Ярослав окончательно разбивает Святополка и изгоняет его из Русской земли. За исключением последней новеллы, принадлежащей изначально «Сказанию о Борисе и Глебе», первые три являют собой части единого текста, причем упоминание в них Новгорода (в качестве исходного пункта действия) и «варягов» дает возможность признать новгородское происхождение его возможного архетипа, время сложения которого не старше первой половины XII в.
Немотивированность ситуации, в которой авторы ПВЛ выводят на сцену Ярослава Владимировича, начиная с отказа платить «новгородский урок» и кончая причиной его похода на Киев как мести за убитых братьев Святополку, бросается в глаза. По счастью, в настоящее время можно с уверенностью считать повесть «Убиение святых новоявленнихъ мученикъ Бориса и Глеба» от слов «и созва кыяны и нача имение имь даяти» до «Свя-тополкъ же оканьны нача княжити в Кыеве» [Ип., 118–127] вставкой первой половины XII в., разорвавшей первоначальный, уже разделенный на статьи 6522–6523 гг. текст, в котором поход Ярослава на Святополка объяснялся не местью за братьев, а смертью Владимира и вокняжением Святополка в Киеве. Пожалуй, это одна из немногих интерполяций, позволяющая говорить о наличии двух хронологических пластов ПВЛ — первого, более раннего, который синхронен «Сказанию о Борисе и Глебе» и, вероятнее всего, принадлежит тому же автору, поскольку в повествование уже введен Святополк, занявший киевский престол после смерти Владимира, и последующего, когда при переписке эта же ст. 6523 г. была разорвана вставкой сокращенного варианта «Сказания…», дополненного стихирами новоявленным мученикам. И тот, и другой пласты относятся безусловно к первой половине XII в., когда уже было написано «Сказание…», а в повествование были введены «варяги». В этом плане особенный интерес представляет первая новелла о Ярославе, начало которой читается под 6522/1014 и 6523/1015 гг., сохранившая, как мне представляется, признаки своего протографа, позднее переработанного в соответствии со «Сказанием…».
Основной сюжет этой новеллы — конфликт сначала новгородцев с «варягами», собранными Ярославом, которых избили горожане, а затем Ярослава с новгородцами, «лучших мужей» которых он избил, обманом заманив в свою загородную резиденцию в Ракоме, после чего в ту же ночь получил известие от сестры Передславы из Киева о смерти Владимира и необходимости «блюстись» Святополка. Избиение «варягов» «на дворе поромони» [Л., 140; НПЛ, 174], было понято всеми без исключения редакторами и переписчиками ПВЛ в качестве указания на то, что действие происходило на дворе некого «новгородца Поромона», однако в действительности здесь использована калька греческого прилагательного «верные», которое было синонимом «варангов» в византийской исторической литературе (
), как это показывает Никита Хониат
[535]. «Двор Парамонов» являлся местообитанием «варангов», что, в свою очередь, ставит вопрос о происхождении данного фрагмента, адаптированного повествованием о Ярославе, поскольку в Новгороде на Волхове или в Киеве в первой половине XII в. варягов/варангов вряд ли именовали «парамонами».
Всё остальное, что рассказывает ПВЛ о походе на Киев, можно признать литературным отражением реальных событий, в котором действительные факты мешаются с домыслом автора и обработчика. Так, например, сообщение Предславы/Передславы о смерти Владимира находит косвенное подтверждение в упоминании тем же «краеведом» «сельца Предславина на Лыбеди» [Ип., 80], а об отвергнутом сватовстве польского короля к одной из сестер Ярослава и о последующем насилии над ней Болеслава говорит как Галл Аноним[536], так и Титмар из Мерзебурга[537], хотя ни один из них не называют ее по имени.
Наоборот, текст ее послания Ярославу в Новгород («отець ти умерл, а Святополкъ седить в Киеве, послав уби Бориса и Глеба, а ты блюдися сего повелику» [Ип., 128]; вар. Хл. списка: «убив Бориса и по Глеба посла» [там же]; «отець ти умерлъ, а братья ти избиена» [НПЛ, 174]), является безусловным вымыслом автора «Сказания о Борисе и Глебе» и несет на себе следы правок последующих редакций. В том, что известие, полученное Ярославом, могло содержать только сведения о смерти Владимира и вокняжении в Киеве Святополка, убеждает последующий рассказ о битве при Любече, выделенный хронометристом в ст. 6524/1016 г., но на самом деле являющийся продолжением предыдущего текста, написанного с позиций новгородцев, где ни о каком «отместии» речь не идет и, более того, ни разу не упомянуты «варяги» [Ип., 129]. В этом плане интересно сравнение данной новеллы ПВЛ Ипатьевского и Лаврентьевского изводов с компиляцией НПЛ, соединившей воедино все три описания сражений Ярослава со Святополком (так в рассказ о битве при Любече перенесены фразы, описывающие «битву на Альте»: «и бысть сеча зла, оже за рукы емлющеся сечаху и по удолиемъ кровь течаше» [НПЛ, 175]; «и бысть сеча зла, аки же не была в Руси, и за рукы емлюще сечахуся» [Ип., 132]), а в ряде случаев сохранившей фрагменты, выпавшие при сокращении в других списках (напр., присутствие «благожелателя Ярославова» в лагере Святополка). Наличие в этом же тексте «воеводы Святополча, именемъ Волчий Хвостъ», заставляет вспомнить о существовании воеводы с таким же именем у Владимира в походе на радимичей под 6492/984 г. [Ип., 71], что в свою очередь с неизбежностью поднимает вопрос, какие тексты и для чего были использованы: повествовавшие о Ярославе, для рассказа о Владимире, или же, на-;: оборот, для описания битвы при Любече использован текст, первоначально рассказывавший о схватке Владимира с Яропол-ком («стояние на Дорогожичи»).
Впрочем, вопрос этот решается сравнительно просто. Поскольку заметка под 6492/984 г. несет на себе явный отпечаток авторства «краеведа» (комментарий и указание «до сего дне»), следует заключить, что в данном случае для рассказов о Владимире «краевед» использовал ткань рассказов о Ярославе. При этом отличия между списками Ипатьевским (тождественным Лаврентьевскому) и НПЛ определяется не разницей изводов, а различием сокращений общего архетипа, почему при наличии общих мест они сохранили разные фрагменты текста, дополняющие друг друга.
С кем бы ни бился Ярослав на Днепре при Любече, он одержал победу, хотя мы остаемся в неведении, как он был принят киевлянами, поскольку в ПВЛ об этом сказано более, чем лаконично под 6525/1017 г.: «Ярославъ ввоиде в Кыевъ, и погореша церкви» [Ип., 130]. Тот факт, что Киев в 1017 г. пережил большой пожар, сообщает и Титмар, правда, ограничиваясь указанием только на «собор святой Софии», который к августу 1018 г. уже был восстановлен[538]. Связывать этот пожар со вступлением в Киев Ярослава у нас нет никаких оснований, во всяком случае, оснований хронологических. Смерть Владимира 15 июля 6523/1015 г. во время подготовки похода на Новгород, который мог начаться не ранее поздней осени, когда «дороги станут», т. е. уже в новом 6424 (сентябрьском) году, должна была вызвать немедленную экспедицию Ярослава на Киев не позднее конца августа того же года. В таком случае сообщение о том, что битва при Любече по прошествии трех месяцев противостояния произошла «уже в заморозь», приурочивает ее к концу ноября или началу декабря 6424/1015 г., поэтому в Киев Ярослав мог войти или в декабре 6424/1015 г., или же в январе 6424/1016 г., так что пожар 1017 г., скорее всего, был связан или с обычным для древнерусских городов несчастным случаем, или же с набегом печенегов, о чем писал Титмар в связи с занятием Киева Болеславом: «На город Киев, чрезвычайно укрепленный, по наущению Болеславову часто нападали враждебные печенеги, пострадал он и от сильного пожара»[539].
