утешенных”.

“Каждый избранный, прежде чем он будет допущен в число утешенных, должен

вручить своему учителю письменную, подробную и обстоятельную исповедь во всех

своих грехах и проступках, совершенных им по настоящее время. Полноту и истину своей

исповеди он обязан подтвердить клятвою в присутствии двух свидетелей. Эта исповедь

должны быть положена на хранение в архив капитула…”

Подробное описание обряда с чередованием пения антифона и псалмов, последующих

молитв и принятия клятв свидетельствует о церковном (собственно - антицерковном)

характере “капитула утешенных”, противопоставлявших свою “истинную Церковь” -

“вавилонской блуднице”, Риму, тогда как в уставе “избранных” ощущается гораздо более

подлинной духовности и уважения к интеллекту.

Одно из самых интересных известий ритуала “утешенных” - провозглашение трех

молитв трех пророков, “посланных Богом на утешение”. Первая - молитва Моисеева -

заимствована из книги Чисел, вторая - Иисусова - из евангелия Иоанна, а третья -

Бафометова - раскрывает нам еще одно значение загадочного имени, потому что

представляет собой пересказ начальных стихов Корана, к которым посвящающий

присоединяет следующую фразу: “Один Господь, один алтарь, одна вера, одно крещение,

один Бог и Отец всех, и каждый, кто призовет имя Господа, спасен будет”, на что

присутствующие отзываются “ja allah!”, что означает “слава Божия”.

Здесь мы видим, как гностическое “крещение мудростью”, связываемое первоначально

с личностью Иоанна Крестителя, в результате контактов тамплиеров с эзотерическим

мусульманством на Востоке оказалось переосмысленным именем Магомета. Этот

удивительный пример синкретизма трех великих религий, имеющих одну основу и для

всех трех представлявший в то время безусловную ересь, можно посчитать дерзостной

попыткой всеобъемлющего экуменизма, утверждаемого в следующих выражениях:

“Народ, ходивший во тьме, увидел Великий Свет, который возблистал и для сидящих в

стране и сени смертной. Трое суть, которые возвестили миру о Боге, и эти трое - суть

одно!”

Посвящение неофита на этом не заканчивалось. “В ту же или следующую ночь” ему

предстояло узнать “тайное учение о Боге, о вочеловечении, об Иисусе, о Новом Вавилоне,

о природе вещей и вечной жизни (по-видимому, о карме и реинкарнациях. - А.Н.), о

тайнах, касающихся человека, о великой философии, Абраке и талисманах”.

Предостережение последующих параграфов “не совершать известных алхимических

опытов, простые металлы превращая в золото и серебро” в тех домах, где, кроме

посвященных, проживают и другие братья, а заниматься этим “в отдаленных местах с

соблюдением величайшей тайны, на пользу себе и утешенным”, совершенно определенно

указывает, что это ответвление тайного тамплиерства имело дело не только с широко

распространенными в те времена ересями, но и с алхимическим оккультизмом, от

85

которого открывался прямой путь к практической магии и каббалистике, т.е. к

розенкрейцерству.

Таким образом, “Книга Утешенных” содержит косвенное, однако весьма серьезное

подтверждение розенкрейцерской легенды о связи Христиана Розенкрейца с тамплиерами,

что неоднократно подвергалось сомнению исследователями нового времени, по каким-то

причинам упустившими из своего поля зрения эти примечательные документы.

Как можно убедиться, ни один из параграфов тайных уставов не дает основания

заподозрить “избранных” и “утешенных” тамплиеров, составлявших, возможно с другими

такими же группами, “орден внутри ордена”, в какой-либо склонности к “сатанизму”, на

чем особенно настаивали их обвинители и настаивают клерикальные историки

современности. Более того, их сопоставление неопровержимо доказывает, что в

основании христианского гнозиса, воспринятого тамплиерами уже в первом столетии

крестовых походов, оказалась личность Иоанна Крестителя, а соответствующие реликвии

(мощами, псевдомощами) положили начало той самой его статуарной иконографии

(фигура с головой в руках, голова на блюде), которая перешла каким-то образом от

средневековых тамплиеров в православную иконографию как в живописном, так и в

скульптурном ее исполнении.

Не это ли вызвало обвинение сначала в “идолопоклонстве”, а затем и в “сатанизме”,

когда одна из ветвей тайного тамплиерства, вошедшая, по всей видимости, в более тесные

контакты с эзотерическим мусульманством (суфизм) во время пребывания на Востоке,

контаминировала этот образ с “третьим пророком” - Магометом - имя которого оказалось

столь созвучно в формулой первоначального посвящения.

Теми же гностическими источниками следует объяснить и упоминание в “Статутах

избранных” “Вечного Слова, которое никогда не рождалось, не умирало и не воскресало”,

т.е. Логоса, равно как и отказ видеть в Христе человека, отделяя его от “Иисуса, сына

Марии”, поскольку последователи христианских гностических учений точно так же

видели в Искупителе “воплощенного Эона”, принимая его как духовную сущность, а его

физическое тело полагая только иллюзорной оболочкой.

Как известно, Христос - Эон Любви, у гностиков почитался сыном “Высочайшего

Бога”, поскольку был исходящей от него частью, однако Бога, который не был

непосредственным творцом нашего мира. Последний был создан одним из низших

демиургов, Иалдабаофом, не подозревавшим ни о заложенной в нем самом божественной

искре Света, освобождение которой из косной материи могло произойти только через

освобождение и поднятие человека, ни об иных сферах Божественного Мира, которые

располагаются по ступеням “Золотой лестницы”.

Мне представляется чрезвычайно примечательным тот факт, что большинство

гностических параллелей, которые можно обнаружить в учении тайных тамплиеров XIII

века, мы находим и у тамплиеров (анархо-мистиков) России в XX веке, в первую очередь

у того же А.А.Карелина, в пьесах-диалогах которого действует не только Утешитель-

Параклет, но и “другой Иисус, сын Марии”, ничего общего не имеющий с одноименным

ему Учителем (Христом), “который воспитывался в Египте и был посвящен в таинства его

жрецами”.<9>

Сходство учения анархо-мистиков 20-х годов нашего столетия с тайными обществами

тамплиеров и с “ересями” средневековья, опиравшихся на евангелия и гностические

учения ранних христиан, простирается и на отношение к церкви с ее властной иерархией,

обскурантизмом, алчностью и гонениями на инакомыслие. Даже в кратком изложении

“Статутов избранных” мы находим очень многое, почерпнутое непосредственно из

евангелий. Вместе с тем, в этих документах отчетливо проступает новый этический

момент, чуждый Востоку, который со второй половины XVII века приобретает, кроме

личностного, еще и социальное значение - требование свободы, как “естественного права

человека”, в том числе свободы вероисповедной.

86

Так может быть именно об этих “избранных” писал в своем памфлете Ю.Аникст<10>,

подтвердив, сам того не подозревая, историческую преемственность московских анархо-

мистиков от древних тамплиеров?

В самом деле, обретая знание “добра и зла”, “избранный” вместе с тем получал свободу

выбора и в своих мыслях, и в своих поступках на пути совершенствования, целью

которых является помощь страждущему и борьба за справедливость. Не случайно перед

рыцарями, вставшими на этот путь, открывается свобода изменения первоначальных

статусов, которые оказываются не догмой, а всего только помощью на первых шагах в

поисках истины и подвига духовного… Это действительный путь рыцарства, путь

служения и путь свободы, на котором рано или поздно встает вопрос об акратии,

естественной для человека, научившегося управлять собой и видящего цель своей жизни и