Трофим делить артель не пожелал. Не вписывалось это в его картину мира. И жил-то за счёт учеников. Первые два-три года вообще, натаскай воды, вынеси помои, наколи дров. Пшёл вон. Потом допускали выметать мусор из мастерской. А зачем его учить, когда свои четверо сыновей подрастают? Этакий сатрапчик. И не то чтобы Трофим был какой-то зверь - нет. Его так учили, и он так учит. И его дети так будут учить, и его ученики, если когда-нибудь выбьются в люди. Полжизни учился сам, а потом полжизни учил сыновей, и, между делом - кого придётся.

   Сашка тогда пожал плечами и ничего не сказал. Пусть живут, как хотят. Но выводы сделал. Реально было снизить стоимость станков до рубля, а срок изготовления - до трёх дней. Это, в смысле, тех, простейших, крестьянско-лапотных.

   А сегодня Сашка пришёл к отцу Онуфрию требовать сатисфакции, с перечнем того необходимого, что требовалось на ткацкий стан v.2.0.

   Беседа с монахом стала похожа на то, что писали в своё время в брошюрах, в изобилии лежавших в поликлиниках во время оно, рядом с кабинетом венеролога, с обобщённым названием "Расплата".

   Сам отец Онуфрий, по простоте душевной и общей технической неграмотности, вообще-то думал, что стан будет похож на крестьянский - этакая штука из восьми плохо отёсанных жердин. Но когда же увидел объём работ по второму станку, то чуть не схватился за голову.

   - Плевать. Два. Два стана, мы договаривались. И не говорили, насчёт того, каких стана, - Саша давил на него со всей возможной силой, - Если ты думаешь, что это угрёбище, которое мы сколотили на скорую руку - так это не станки, а слёзы для крестьянской избы. Но что ты разволновался-то? Я тебе, брат Онуфрий, не враг.

   С улыбкой карателя из расстрельной команды он продолжал диктовать Ведомость потребных материалов:

   - Скобы и уголки по двенадцать штук, большего от Вакулы требовать бесполезно. 2 золотника мыла, 1 золотник соды, 8 золотников пшеничного крахмала и 2 золотника желтого воску. 1 фунт масла льняного, 5 золотников сурику гончарного, 1 золотник зильберглета, 12 золотников умбры французской и 12 золотников белил свинцовых. 20 золотников канифоли. Это я буду делать лак для ремизок.

   Отец Онуфрий утер со лба испарину.

   - Ещё, для пропитки собственно деталей станка, воску пуд и ведро скипидару. Для проварки осей - ведро льняного масла и котёл.

   Воск Сашка бессовестно использовал для свечей. Пользоваться лучиной или покупать в лавке сальные свечи по копейке за штуку он не собирался.

   - Ты можешь не записывать. Не беспокойся, у меня второй экземпляр есть, - радостно сообщил он монаху. - Что ты, в самом деле, разволновался? Ты же с Матушкой Манефой так же договаривался? На два стана?

   Отец Онуфрий тоже повеселел. Он с Матушкой Манефой договаривался точно так же. На два стана. Неизвестно каких. И в этом раунде проигравшей была она. То, что брату келарю казалось ловушкой, оказывалось выходом из капкана. Хотя надеяться на то, что она оставит этот кидок без последствий, было бы наивно.

   - И теперь главное. Я делюсь только с тобой. В новый стан я за свои кровные сделаю кое-какие улучшения, которые буду ставить сам, без Трофима. И эти станы, как я и обещал, будут полотна давать вчетверо против нынешнего. Только вот пока мы в проигрыше. Да. В монастыре стан уже работает, а мы пока лапу сосём. Да.

   - Думай, - добавил Сашка, - то ли нам сейчас по-быстрому настрогать дешёвые и простые станы, или подождать, когда будут готовы новые. И подумай насчёт мельницы, там можно было бы два стана поставить. Ты заходи как-нибудь на днях, обсудим в узком кругу.

   Саня немного лукавил. По плану новый стан должен был бы заработать тогда, когда в Романове будут готовы под него помещения. Но сам себя не пожалеешь, никто не пожалеет. Он бодро помчался домой, по дороге заскочил в кузню. Полаялся с Вакулой и прибыл в свой двор.

   Обнаружил, что Степан катает ногой по двору бочку. Туда и обратно. В бочке что-то погромыхивало и с шелестом пересыпалось что-то сыпучее.

   - Гейнц, что это ты делаешь? Двор равняешь?

   - Оборотная смесь, Александер, это одно из двух основополагающих достояний всякой литейной мастерской. И она не готовится трах-бах. Многие поколения литейщиков хранят фамильные рецепты. В мастерской... г-хм... ну, неважно кого, я узнал не только секрет, а даже то, почему так ею дорожат.

   Потом Гейнц оккупировал единственный имеющийся у Сани глиняный горшок, насыпал туда белого песка и начал калить в печи. Калил долго, часа три или четыре, Степана пришлось менять дважды, чтобы качать меха. Наконец, когда, по мнению немца, процесс завершился, он схватил ухватом горшок и, придерживая его куском подола от новенького Сашкиного тулупа, вывалил в ушат с водой. Завоняло горелой овчиной, вскипела вода. Саша застонал, но смирился. Всё на благо компании. Ничего личного. Я - ничто, Генплан - всё. Конец горшку, конец тулупу. Однако Гейнц был преисполнен энтузиазма.

   - Прекрасно, Александер, всё идёт по плану. Недели три-четыре, - он достал из ушата горсть пережаренного песка и помял в руке, - и мы сделаем нормальный человеческий подшипник по твоим чертежам. Я хочу видеть, куда ты будешь их ставить. Кстати, объясни мне, откуда у тебя в голове такие странные идеи? Я в университете изучал механику, но ничего похожего не встречал.

   - Инвенциональный парадокс Кулибина, он же третий закон Мэрфи. В европейских университетах этого не преподают. Чем больше погружаешься в изобретательскую задачу, тем ошеломительнее результаты. Причём, что удивительно, результаты можно получить совсем не в той области, над которой работаешь. Попутная волна, если тебе это хоть о чём-то говорит. Возбуждение ментальных резонансов в неэвклидовом пространстве.

   - Кстати, учи русский язык. Иначе ты здесь, в России подохнешь под забором и никто тебе не поможет. И вообще, держись рядом со мной, надёжнее будет. Со мной, хе-хе, не пропадёшь.

   Саша бодрился. Дела шли под откос, деньги стремительно исчезали, и пока неизвестно, где их можно было бы взять. Ожидаемой отдачи от станков ещё не было. Вот так и гибнут любые, самые замечательные новации. От какой-то презренной мелочи, вроде пары-тройки сотен рублей. Деньги, деньги. На всё требуются деньги. Миллионное дело, как всегда, приходится начинать в нищете.

   Глава 10.

   Октябрь - декабрь 1725. Собаки Баскервилей - начало. "Бесплодность полицейских мер обнаруживала всегдашний приём плохих правительств - пресекая следствия зла, усиливать его причины". Последний из могикан.

   Развиднелось. Хмурое небо поголубело, свежий утренний ветерок разогнал жидкие низкие облака, и по лесу пробежали яркие лучи солнца. Хоть и средина осени, но уже случались первые утренники, трава на лугах пожухла, но в лесу всё ещё бодро висели остатки разноцветной листвы. Особенно стойким оказались орешник, боярышник и бересклет, так что Костя бегал в старом камуфляже. Он выскочил на поляну и резко остановился. Белка напряглась и сделала стойку. На противоположном конце поляны стоял волк.

   Костя сдёрнул с плеча ружьё, щёлкнул предохранителем, приготовился, но ждал. Стрелять без особой причины он не любил, тем более, что волк никакой явной, направленной сторону Кости, агрессии не проявлял. "Старый что ли? Одиночка? Сытый?" - мысли промелькнули в голове и исчезли. Волк приподнял нос по ветру и повёл им вправо-влево. Хвост его осторожно шевельнулся.

   Блин, и надо ж было так упороться и встать по ветру. Вот Белка его и не почуяла. Костя положил руку на загривок собаке, а она с чего-то начала подскуливать. Не со страху, а от какого-то нетерпения.

   - Ты что это, подруга, засуетилась? - спросил Костя, продолжая внимательно смотреть на волка. Тот переступил лапами и снова осторожно вильнул хвостом. Костя убрал руку, и Белка рванула навстречу волку.