-- В следующий раз патроны из рожков выщелкивать придется!

   -- Яма осталась! Щас мы кого-то в нее закопаем!

   -- Не получиться! -- я привстал в изумлении. -- Похоже, эта парочка

поможет нам услышать, как гремит опустевшая канистра! Смотрите! Ведь это Лешка Суворов ковыляет! А второй -- Толька Зубков, точно!

   Зубков был приятелем моих приятелей и капитаном милиции. Занимался Организованной преступностью, вид имел далеко не атлетический, но был невероятно силен и ловок. Напившись пьяным, часто бил себя в грудь и кричал: "Я мент! Мент я!" Чем, по-моему, выражал одновременно и гордость и стыд за свою профессию. Вообще-то фамилия у него была не Зубков, а Зубко, то есть он был украинцем, и потому в своё время обожался Ксюхой, хохлушкой по отцу. Он был женат, и, довольно счастливо, на симпатичной полукореянке, полутатарке Инне, имел двоих детей и боготворил Высоцкого.

   "И того купить, и сего купить, а на копееечку - лишь только воду пить!" -- пел он жене в день получки.

   ***

   Я выскочил из-за камней и, приветственно размахивая рукой, пошел навстречу гостям. Они настороженно остановились, но, узнав меня, замахали руками, и через несколько минут мы, хлопая друг друга по плечам, стояли друг перед другом.

   -- Ну, братцы, как дела? Не пустые? Нашли золото? -- спрашивал Суворов, волнуясь и хватая нас за рукава.

   -- Нашли, факт! До вашего здесь чудесного появления килограмм по

тридцать на каждого было, -- прищурившись, ответил ему Житник.

   -- Ты это брось! -- ткнул его я локтем в бок. Это Толик, мент всамделишный. С его удостоверением мы мигом проскочим от Зиддов до города, и остановки на постах будут секунд по десять, не больше. Он еще и на колесах, наверное.

Толик с интересом рассматривал Юрку, и, казалось, совсем меня не слушал.

   -- Конечно. У меня внизу классный боксик с решетками на окнах. Мы, хлопци, веников не вяжем. Все зробим как надо. Пошли скорее в лагерь ваш. Видите, Лешка едва на ногах стоит, как бы с копыт не свалился.

   -- Да ладно тебе! -- окрысился Суворов.

   -- Гутарил ему в Зиддах: "Подожди в чайхане, пока я смотаюсь!" --

продолжил Зубков, не обращая на него внимания. -- А он: "Мне эта

чайхана без розлива еще на практике надоела! Целыми днями, -- говорит, -- вместо маршрутов в очко здесь резались...

   -- А почему вы решили сюда идти? -- поинтересовался Житник.

   -- Ведь мы договаривались, что вы нас в Зиддах ждать будете!

   -- Там сейчас солдат больше чем на границе... -- вдруг посуровев, ответил Анатолий. -- Полковник Оманкельдыев вынырнул из Узбекистана, побил в Ходженте тьму людей и идет сейчас на Душанбе... Его передовой отряд уже на Анзобе стоит... Крошат всех подряд...

   -- А ты как? -- спросил его Сергей удивленно. -- Ведь всех ваших, наверное, под ружье поставили?

   -- Да я до всего этого отпуск взял... Мы только в Зиддах обо всем узнали...

   --Ну и дела... -- покачал головой Сергей, -- А у нас здесь тоже сплошная престидижитация.

И он кратко рассказал друзьям о наших злоключениях.

   -- Жалко меня с вами не было, -- посерьезнев, сказал Зубков. -- Кстати, мы коньячку армянского с собой прихватили. Надо выпить за встречу! А то что-то я не всё понимаю... Каторга, Федя летает, Резвон на кол сажает, Бабек стреляет, а какой-то Абдурахманов хочет всё отнять! Выпив и занюхав рукавом, мы пошли к лагерю, описывая в подробностях свою "Одиссею" ...

   ***

   А Абдурахманов со своими наемниками стоял на берегу бушующего

Тагобикуля. Ветерок, веявший со стороны зиддинского перевала, доносил до них сладковатый запах арчового дыма. И Абдурахманов знал, что это Чернов и Кивелиди с приятелями устроили привал... И сейчас отмечают свой успех пловом и специально припасенной для этого случая водкой...

   "Не буду торопиться... -- думал он, с удовольствием втягивая в себя приятный запах дыма.

   -- Пусть, как следует, повеселятся перед смертью...

-- Как переправляться будем, начальник? -- прервал его мысли Сафар,

боязливо рассматривая бурные воды Тагобикуля. -- Убойно здесь...

Не ответив, Абдурахманов снял с себя рюкзак и достал из него бухточку

нейлоновой веревки. Через сорок минут все трое были на противоположном берегу. Перекусив лепешкой с рафинадом, они, не торопясь, привели оружие в боевое состояние, и быстрым шагом взяли курс к нам на "плов".

   Но не по низу, по долине, а поверху, прячась в складках холмистого водораздела, обрывающегося прямо над нашим лагерем.

   ***.

   У лагеря нас встретили Федя и Бабек. Дастархан был уже накрыт, и они

посадили Зубкова с Лешкой на самых удобных местах. Федя тут же сгонял за канистрой, охлаждавшейся в ручье, и бережно поставил ее рядом со мной.

   -- Жлобы, золотишко - то покажите! Ну, покажите! -- взмолился Лешка, переводя просящие глаза с Сережки на меня, с меня на Житника и обратно.

   -- Хоть кусочек маленький покажите, чтобы я поверил!

   -- На тебе! -- степенно сказал Житник, вытащив из нагрудного кармана

   самородок, размером с фасолину. -- Владей! Твоя доля!

   Суворов взвесил самородок на ладони, прикусил зубами, опять взвесил и, передав его сидевшему рядом равнодушному Анатолию, неожиданно заплакал.

   -- Давай, наливай скорее, -- выдавил он сквозь слезы. -- Наконец-то! Жизнь моя поганая кончилась, другая начинается! Ох, и погуляем!

   -- Ну-ну... Вам бы поскорее спустить все, -- сквозь зубы бросил в сторону Житник.

   В это время со стороны ручья показалась Фатима с Фаридой, В руках у них были миски, полные риса.

   -- Что? Эти твари здесь? -- проворно приподнявшись, вскричал, в момент разгневавшийся Лешка, и, крепко сжав сухонькие кулачки, стремительно бросился к женщинам.

   -- Убью! Гидры! В порошок сотру! Они, сволочи, ноги мои своими каблуками топтали! Зарежу! Суки!

   И он, невзирая на четырехкратных перевес женщин в весе, так бы, наверное, и сделал, если бы не выросший перед ним Бабек.

   -- Не трогай женщина, Леша! Будь мужчина! Женщина дура, ее нельзя

убивать!

   -- Дура? Да она - Змея подколодная! Она вас всех продаст! В первой же

ментуре!

   -- Леха, кончай! -- крикнул я и, едва сдерживая смех, налил ему полкружки коньяка.

   -- У нас мораторий на членовредительство и вообще, мы все тут так

сроднились...

   И я рассказал Алексею об обстоятельствах нашего освобождения.

По окончании моего повествования, выражение глаз Лешки изменилось.

Ярость и злоба к Фатиме сменились глухим презрением, чуть - чуть приправленным тайным интересом.

   -- Вот это другое дело! Пей, ешь, а потом можешь ею заняться!

   Я разрешаю! Но учти! "Это" будет номер со смертельным исходом! Да не бойся, ей "это" понравится! Вулкан, гейзер, Ниагара! Ручаюсь. Особенно темной ночью после бутылочки "Мартини".

   -- Зачем женщина обижать? Зачем такой обидный слова говорить? Давай за дастархан лучше сядем, водка будем пить, плов скоро готовый будет! -- Обращаясь то к одному, то к другому из нас, предложил, вконец расстроенный Бабек.

   -- Ты, дорогой Бабек, плохо ее знаешь! Она все равно кого-нибудь в горы ночью утащит. Уже высмотрела, наверное, будущую жертву своими чёрными зенками...