А вот когда обстрел начался, я нащупал пушку Серого в рюкзаке и не выдержал, увел! Руки сами, по привычке, век воли не видать! Всё как на духу говорю!

   -- Ну и народ попался! -- наконец высказался Серёга. - Самородки, вашу мать! Что Бабек, что Федя... Какие ходы! Какие комбинации! Без старушки Марпл хрен разберёшься! Водку с нами, сука, пил. А на привалах раздумывал, как бы половчее избавиться от нас! Лучше акул и крокодилов баттерфляю учить, чем рядом с такими фишками находиться... С животными хотя бы есть шанс остаться в живых!

   -- Ладно, Серый, успокойся и копай дальше! -- Я, как мог, тормозил друга, готового за секунду скрутить Федю в бараний рог. Но продолжил дознание, потому что меня мучил один вопрос:

   -- Слушай, ты, Франкенштейн - самоучка! Почему назначил салют именно на два часа?

   -- Да так... -- простодушно ухмыльнулся боец невидимого фронта. -- В два, или три - какая разница? Со временем солиднее.

   -- А кто охрану замочил?

   -- Не знаю... -- честно ответил он. -- Наверное, ваш Абдурахман-ибн-Хаттаб. Когда я к Нуру с моченой пушкой подбирался, сбоку кто-то выскочил с ломиком или забурником и ткнул его в глаз, а потом к штольне побежал.

   -- "Не знаю", "Наверное"... Фуфло! Я бы этого минера драного... -- сменив Сергея в яме, продолжил дебаты Житник, но вдруг осекся, нащупав под очередным вынутым камнем клок белой овечьей шерсти... И все сразу почувствовали, что в канаве, на глубине около полуметра, захоронена овца...

   Житник, не говоря ни слова, вылез из ямы, тщательно отряхнул с себя пыль, затем медленно подошел к Феде, взял его за лацканы пиджака и сильным рывком поставил перед собой.

   -- Ты чего, Жорик? -- заволновался Федор. -- Там, под шкурой, может быть золото. Я сам бы его прикрыл падалью!

   -- Сам ты падаль! -- коротко и зло прошипел Житник и с размаху ударил Федю в скулу.

   Тот мешком, молча упал в канаву. Юрка колючим взглядом нащупал его

правый бок - он любил бить в печень, занес ногу, но ударить не успел: Сергей, бросив автомат Бабеку, цепко схватил Житника за руку, потянул на себя и они оба, не удержавшись на ногах, кубарем скатились на несколько метров вниз на небольшую площадку под канавой. Житник вскочил на ноги первым и ударил Сергея ногой в пах. Но Кивелиди выдержал удар, перехватил ногу противника и попытался пережать ему ахиллесово сухожилие. До этого момента я раздумывал: идти на помощь другу или нет? Но когда Кивелиди встал на ноги, я с облегчением опустился на край канавы и, склонив голову набок, начал спокойно наблюдать. В драке с равным или даже несколько уступающим по силе соперником Юрка не имел практически никаких шансов. Он слишком любил себя, чтобы допустить хоть малейшую возможность порчи своей драгоценной шкуры. И поэтому дрался преимущественно с женщинами...

Но, в данном случае, я ошибся. Юрка, даже получив несколько раз в глаз и по носу, продолжал отражать и наносить удары. И лишь когда он изловчился и, с заметным наслаждением, ударил носком тяжелого ботинка Сергея в раненую ногу, я понял, почему драка продолжалась так долго: Юрка помнил, где у соперника больное место!

Секунды мне хватило, чтобы скатиться вниз и встать между ними.

   -- Жирик, у тебя сейчас рука будет сломана, -- медленно

проговорил я, когда холодные глаза Житника сфокусировались на мне.

   -- В локте. Никакие титановые накладки не помогут, клянусь! И

прокладки тоже. Хочешь, покажу, как это делается? Хочешь?

   -- Оставь его, -- выдавил Сергей, морщась от боли. -- Конь он и в горах конь! Нашел время - копыта распускать! Пошли наверх.

   -- Значит так, Львович! -- заявил я понуро шедшему впереди Юрке.

   -- Я попрошу Бабека, киллера нашего штатного, чтобы стрелял по рукам без протокола о намерениях всем любителям мордобоя! Кто мечтает остаться на тропе с побитой рылейкой и прострелянными верхними конечностями, пусть продолжает междоусобицы! Фамеди?

   -- Андэстзнд! -- огрызнулся Житник, не оборачиваясь. И через минуту

добавил уже миролюбиво:

   -- Ну, пободались... С кем не бывает.

   Вместе с Бабеком мы подняли Сергея на дорогу. Порывшись в рюкзаках, Наташа нашла бурый от пыли бинт, и мы перевязали ему ногу.. Потом я посмотрел на Федю: Он был, как огурчик! Рука, у него была в полном порядке, рана на голове немного покраснела, но тоже не вызывала никаких опасений.

   -- Надо идти по старой тропе, -- сказал он, когда я смазывал ему голову

оставшимся у Бабека мумие.

   -- Врал насчег чабанов? -- усмехнулся я.

   -- Врал! Просто я вас удивить хотел. И обрадовать. Но остальное - чистая правда! -- Твердо глядя в глаза, ответил мне Федя.

   -- Умные люда, а не рубите в колбасных обрезках. Ну, на хера ему переться из кишлака в такую даль, да еще в гору? Чтобы вонючую шкуру хоронить?

   -- Хватит ругаться! Надо в город идти! -- со слезами на глазах перебила нас Лейла.

   -- Неужели вы хотите остаться все здесь навсегда? Или вам понравилось долбить камень в штольне? Мы все погибнем в этих горах, если будем ссориться...

   -- Все, киска, все! -- успокоил я ее. -- Через день, максимум -- через два мы будем наслаждаться праздничным пловом во дворе Лешкиного барака. И запивать его холодным пивом и шампанским ...

   -- Из ливерной колбасы плов или из голубей? Только на ливер деньжат у вас и хватит, -- благодушно съехидничал Юрка, решивший, замять только что случившуюся драку.

   -- Кстати, друзья - товарищи, сэры и господа, неплохо было бы сейчас чем-нибудь перекусить, а?

После недолгого обсуждения мы решили позавтракать в более безопасном месте. Посадив Кивелиди на безропотного Пашку, мы пошли по знакомой тропе в город.

Не успели мы пройти и ста метров, как Кивелиди с высоты своего положения заметил внизу человека, неподвижно лежащего ничком в короткой разведочной канаве. Оставив женщин с нетрудоспособным Серёгой и слабосильным Федей, мы с Бабеком и Юркой побежали вниз.

Это был Учитель. Я понял это еще наверху. Мы осторожно перевернули его на спину. Он, не приходя в сознание, протяжно застонал. Белая застиранная рубаха на животе была пропитана кровью... Я задрал ее до груди и в середине живота увидел пулевое отверстие.

   -- Допрыгался, интеллигент! Поделом! -- сквозь зубы процедил Житник.

   -- Да, ты прав... согласился я. -- Похоже, что - то он сделал не так!

   По брюшным ранениям я, к сожалению, не специалист. Не нравиться мне в кишках ковыряться. Пристрелить бы его. Из милосердия и уважения к просветительским заслугам. А то его живьем съедят звери.

   -- Не надо стрелять! -- покачал головой Бабек. -- Иншалла! Если не

   кушал перед пуля, может, жить будет. Я ему перевязка делаю, потом мумие в рот даю.

   -- А ты ведь дело говоришь, дорогой! -- встрепенулся вдруг Житник.

   Молодец! Правильно, не надо его стрелять. Я его с собой возьму. В себя придёт, -- я его вниз головой на столб повешу! Быстренько вытрясу, куда золото спрятал. Или кишки вытряхну. А вы, медбратья сраные, можете валить отсюда! Без вас дешевле! А я повеселюсь! Последнюю неделю меня только и трахали! Теперь моя очередь!

   -- Мы тебе не отдадим раненого! -- твердо сказал я. -- Не надейся! Женевское соглашение писано для цивилизованных людей! Мы его с собой возьмем. Очнется, -- сам расскажет. Пообещаем "пряник'', до "кнута", надеюсь, дело не дойдёт!

Бабек тем временем разорвал свою рубаху на бинты, посыпал рану

аммонитным порошком, перевязал учителя, затем разжал ему челюсти ножом и вложил в рот почти весь оставшийся запас мумие. Окончив процедуры, он поднялся на ноги и стал ходить вокруг канавы, внимательно глядя себе под ноги. Когда мы с Юркой уже начали подниматься к товарищам, он вдруг остановился, и радостно воскликнул: