***

   После оказания друг другу помощи, мы вернулись в штольню и стали

обсуждать Юркин побег. В конце концов, предположив, что Житник вряд ли будет рисковать своей жизнью ради нашего освобождения, мы улеглись спать.

Укрыв Лейлу, я попытался заснуть, но не мог. Мысли о безопасности моей дорогой возлюбленной не давали мне покоя...

   "Надо непременно убедить Лейлу уйти в кишлак, -- думал я. -- Поживет там немного и с первым караваном, вместе с матерью и тёткой уйдут в город. Потом переберется в Париж к папаше, найдет себе мужа. Кругом полно настоящих мужчин...

   Я другой! Кто-то сидит во мне и гонит "туда - не знаю куда, чтобы взять то - не знаю что!"... Наверно все предыдущие жизни были под стать теперешней, непутёвой..."

   ***

   Внезапно я заснул. Сначала мне привиделась стая рычащих волкодавов, с вымазанными кровью мордами. А когда они исчезли, я увидел себя где-то в бескрайней степи, среди покосившихся кибиток, загонов, полных блеющих овец и молчаливых лошадей... Привычность окружающего пейзажа давит, рождает недовольство, постепенно перерастающее в негодование... Я мал, незначителен, и жалок. Я пытаюсь понять, что со мной, кем я прихожусь всем этим овцам и баранам...

   ...Я вливаюсь в стадо. Вижу себя, взлетевшего в седло лучшего скакуна.

Прочертив вздернутым подбородком небрежную кривую, скачу прочь от всех навстречу восходящему солнцу... Конь, подстёгиваемый моей безжалостной плетью, мчится слишком медленно. Внезапно моя душа разделилась...

   Я вижу себя, гарцующего рядом с красавицей, напоминающей Лейлу. Я кричу ей, что удалец, кружащийся около неё, не я, а злой дух Гуль... Лейла меня не слышит, она смеётся вместе с оборотнем... Я следую за ними словно призрак.

...Привальный костер горит, жадно пожирая сучья... Он торопится к своему концу. Он выгорит дотла и превратится в эфир... Вокруг удивительный мир... А я скачу к вечно отступающему горизонту! Он хранит тайну! Вперед, вперед! -- Ты не спишь, милый? -- услышал я сонный голос Лейлы. Из-за акцента слово "Милый" получилось каким-то особенным. Я крепко обнял её и с жаром поцеловал: - Всё сделаю, чтобы ты была счастлива! - проворковал я и со спокойной совестью уснул до утра.

   5. Кандалы и цепи...

   Утром под дулами автоматов мы вышли на промплощадку. Как только мои глаза привыкли к яркому свету, я приблизился к Лейле, отстранено взиравшей на пенящуюся далеко внизу речку, и поцеловал ее в затылок. Она обернулась и, увидев испачканные кровью штаны, прижалась ко мне и беззвучно заплакала. Обняв друг друга, мы молча стояли несколько минут.

Неожиданно мое внимание привлек стоящий за ее спиной ящик с цепями. Эти густо смазанные солидолом железки привез на Кумарх снабженец Фернер. Рядом лежали метровый кусок рельса, которому, видимо, предстояло служить наковальней, и браслеты, сделанные из колонковой стали.

   Наверняка, весь вчерашний вечер и всю ночь, кишлачный кузнец гремел железом в своей допотопной кузне. Дело свое он явно знал.

   -- Смотри, смотри! -- закричал вдруг Бабек, указывая пальцем в сторону родника.

   Мы все уставились в указанном направлении и увидели Юрку. Он, связанный по рукам и ногам, лежал у кострища. Мы подошли поближе и увидели, что собак хватило и на его долю.

   -- Что уставились? Если бы не собаки...

   -- Если бы, да кабы... Положили б нас в гробы, -- отозвался Сергей и начал осматривать раны Житника.

   -- Засохло уже все... -- пробурчал тот. -- Догнали они меня, порвали немного, но я вовремя успел на скалу залезть. До утра они меня сторожили, пока Нур не пришел... Давайте, развязывайте, чего смотреть?

Мы развязали Юрку, уселись рядом с ним и начали осматривать,

полученные ночью, раны.

   -- Ничаво, ничаво! -- бывает савсем плохо! Пожалел нас Нур.

   -- Завтра все заживает. Пошли, железо будем вас одевать...

Начали с Сергея. Сковали его по всем правилам, -- намертво заклепали

браслеты, ручные и ножные цепи соединили перемычкой. Затем пришла моя очередь. Когда дело дошло до ножных цепей, я хотел подсказать насчет целесообразности прикрепления к ним пушечных ядер, но сдержался, убоявшись гнева товарищей.

   Через полчаса мы все, кроме Лейлы и Наташи "весело" бренчали цепями.

Доцент, - этот влюблённый в Фемиду миротворец, пощадил женщин, но

через Нура, исполняющего, видимо, обязанности начальника каторги, передал мне, что не закованы они условно, и любое нарушение режима скажется на них, нашем самочувствии и рационе.

Еще нам Нур сообщил, что дневная норма руды на шесть человек определена в пятьсот килограммов. Кроме того, в кратчайший срок нам предписывается наладить и ввести в действие процесс обогащения золотоносной руды. Низкая производительность труда тоже

будет наказываться урезанием пищевого довольствия. Через час он ждет от нас устного перечня материалов, необходимых для организации добычи и обогащения руды.

   -- Горно - обогатительная артель по имени:

   "Крушение Светлых Надежд" торжественно клянётся! Работать, пока смерть не разлучит нас! -- Я пошутил, но никто даже не улыбнулся!

   -- Ну, тебя! И чего ты резвишься? -- нервно сказала, осунувшаяся за ночь, Наташа:

   -- Как будто в пионерский лагерь попали...

   -- Понимаешь, не принимает моя многострадальная душа и мой воспалённый мозг все это, хоть убей, -- виновато ответил я, глядя на девушку.

   -- Агония мышц моего языка будет продолжаться долго, поэтому придётся терпеть! Понимаешь...

   -- Понимаю, потому что второй раз за последний год, переживаю подобное потрясение, - медленно и тихо выговорила Наташа.

Она сидела на камне, уставившись в землю и бездумно, как четки, перебирала звенья цепи, сидевшего рядом. Юрки.

   -- Как будто кинофильм смотрю, про себя... -- продолжила она грустно:

   -- Мыслей в голове нет. И сердце почти не бьётся. Внутри меня холод и пустота!

   -- Потерпи, пройдет все!

   -- Шел бы ты... Лейлу успокаивать... -- нехотя повернул ко мне голову Житник.

   Я осмотрелся и вполголоса доложил:

   - Послушайте! Я заметил, что постоянного персонала здесь - всего

три человека! Нур и два стражника. Один сидит на скале, там над штольней. Видит все, как на ладони. Второй вокруг штольни ходит. У всех автоматы. Но, судя по их глазам, -- служили в стройбате, и их бывший командир, не сойти мне с этого места, поклялся на Уставе, не допускать их к оружию даже в случае атомной войны.

   -- Нада работать! Золото копать! Давай, говори, что нада привозить, --

прервал разговор дюжий напарник Нура, больно ткнув дулом автомата мне в плечо. -- Сидеть не нада, работать нада! Давай!

   -- Отвали, гад! -- огрызнулся я. -- Нур! Иди сюда!

   Нур быстро подошел и, как обычно, услужливо улыбаясь, взглянул в глаза.

   -- Слушай! Ты о Женевской конвенции слышал?

   -- Какой женский конь? Лошадь? Учитель ничего про лошадь не говорила...

   -- Короче, если кто будет по-хамски к нам относиться, я лично тебе голову оторву. Ты меня знаешь. Под пули пойду, но оторву! Понял?

Нур меня знал. Знал, что в молодые годы, если меня задевали хоть словом, то я, не раздумывая, лез в драку, а потом уже разбирался. И мало было на разведке людей, желавших со мной столкнуться. Да и видел, наверное, как я однажды студента блатного за руку водил, как малыша, по промплощадке... Учил относиться уважительно ко всем, кто работает в поле. Буром на меня пошел, зелень пузатая! Ростом под два метра, амбиций ещё больше, а в итоге - сопли по лицу размазывал...