Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Мир может измениться с минуты на минуту, Заряна, а может, и нет, – Сова пожимает плечами. – Надеюсь, что нет.

– Как это? – не понимает Заряна.

– Измени хоть одну Константу в мире, и он никогда не будет прежним, – объясняет Сова и прижимает к себе горячую кружку кофе, словно пытаясь согреться ее теплом.

– Ты замерзла?

– Не по себе как-то.

– Но кто может вмешаться в промысел Божий? – Заряна все еще настороженно смотрит на Сову.

– Тот, кто очень силен и очень-очень зол, Заряна.

– Может, тебе лучше не быть Полярной Совой? – переводит разговор Заряна.

– Нет, что ты! Просторно, прохладно, душа болит меньше, и в жизни нет серого цвета.

– Так себе, значит, – делает свои выводы Заряна.

– Ага, – кивает Сова, отпивает кофе и недобро усмехается.

– Наша жизнь и другие, – задумывается Заряна. – Расскажи мне новую историю, Сова, не томи! – просит она. – Про измененную Константу!

Сова тихо смеется и думает. Далеко до рассвета. Может, в комнату Заряны еще заглянут гости, бредущие по звездному пути, а может, никто не изменит Константу и Заряна не забудет Сову в истории своей новой жизни…

– Тяжелая спираль времен закрутилась туже. Эпохи стали ближе друг к другу, заражаясь одна от другой – неистовством войн и разрушений, смертями и горечью безысходности. Вселенная словно сжалась в твердый кулак, и лишь любовь скользила незамеченной из столетия в столетие, оставляя за собой призрачный след, мерцающий и дающий надежду тем, кто устал перерождаться в битвах. Смех ли дьявола, надежды любви, или все это вместе дало толчок одной жестокой истории, Заряна, которую, возможно, ты забудешь.

Когда заканчиваются силы, мы просим их у Бога, но отчего-то боимся, что Дьявол обязательно отнимет данное нам самим Всевышним. Правильно ли это? Бог дал – Бог взял, есть ли право у Дьявола вмешиваться в наши отношения с Богом? А если прав нет, то значит ли, что Дьявол нарушает Божью волю, становясь преградой между Создателем и Человеком? Означает ли это начало противоборства? Это ли не начало войны, ибо двух истин у одного Человека не бывает.

Его мучил голод, страшный ноющий голод в опустошенных клетках. Вероятно, он бы погиб сразу после того, как изменил Константу в глубине плавящейся плазмы Хаоса, на девятой секунде Создания. Но люди, эти добрые самаритяне, всегда давали новые силы жить. Их вера в него, молитвы к нему протянулись мостом силы сквозь времена, в глубь Взрыва, в реликтовый фон начала начал. Проникла энергия, которая стала для него дополнительной силой, позволившей спастись там, где не спасался никто. Ах, люди! Были и будут среди них такие, что поклонялись ему, а не его папочке. Вот благодаря им, их призывам и жертвам он и не погиб, не попал в плен, а лежал на уютной полянке – в кустах сирени и мальвы, отдыхая и мучаясь от голода. Ну, еще Сове спасибо, вытащила из огня погибающей звезды, но вытащила и оставила одного! Кто поймет эти сумеречные создания иных миров и сознаний. Папочкина доча! Если бы еще она сказала, где этот чертов жезл!

Подумал и сам улыбнулся эпитету. Чертов жезл! Люди до сих пор считают, что именно Отец подарил Моисею жезл, с помощью которого тот запугал половину Африки и устроил геноцид египтян. Пусть считают. Глупое человечество, тот, кто олицетворяет любовь, – не сеет геноцид, а потому не дарит таких жезлов! Неважно. Он опять самодовольно улыбнулся. И надо найти этот скипетр власти, который запрятала Сова подальше и на подольше. А вот интересно, она понимает, что Константа изменена? Конечно, нет! Все тонко, искусно и очень продуманно. Какая все-таки слабость…

Но сейчас ему нужен был кто-то сильный и чистый, ему нужна была сила человеческая, чтобы начать выживать. Или жить? Он так много сил потратил после сотворения Алексиса, любая живая душа теперь бы не помешала. Надо еще Алексиса покормить. А почему и нет? Земля – его империя, а он – ее Император. Он улыбнулся.

Кусты раздвинулись, и показалась головка красивой черноглазой девушки.

– Барсик, Барсик! Где ты… – девушка замерла, заметив незнакомца, лежащего в густых зарослях.

Она внимательно оглядела человека, очень бледное и красивое лицо, свитер болотного цвета.

– Вам плохо? – спросила она.

– Очень, – на нее смотрели темные бездонные глаза.

– Я помогу вам.

Дил наблюдал, как тонкая белая рука тянется к нему на помощь. В ней сила. В ней жизнь. Она – начало. Молниеносно и крепко схватив протянутую ему руку и дернув девушку на себя, он зверем набросился на нее. Она не будет сопротивляться, она не сможет даже двигаться и звать на помощь, она сейчас прикована к земле неведомыми ей полями.

– Тебе нравится, правда? Ведь нравится!

– Ты чудовище, ты Дьявол…

Он сделал резкое мощное движение, и из-под закрытых глаз покатились слезы боли.

– Я твой Бог, я смешал силы наши, я отдаю тебе часть себя. Хочешь остаться со мной навсегда? Ты так прекрасна, я еще долго не отпущу тебя.

– Нет!!! Ты не мой Бог!!!

Взмах ресниц, теперь она смотрела прямо в бездонные огромные глаза своего мучителя. Дил усмехнулся и поцеловал ее. Когда его впервые сотрясло, по ее телу словно пробежала голубая волна электрического разряда, и мир начал меняться. Менялась она, и силой наливался Дил. Потом она удивленно, с пониманием смотрела в пространство над собой изменившимися глазами цвета сирени, а дьявол все не успокаивался, истязая тело и душу человеческую.

– Это я, Заряна, Люк… – вдруг прошептала она, словно ветер пронесся над пустыней, – я еще вернусь.

И Дил взревел. Одно-единственное:

– Нет!!!

Только не это! Будь я проклят!

Так Дил проклял себя, начиная новый отсчет времени и новую свою борьбу, приближающую то ли очередную утопию и поражение, то ли смещение всех Констант бытия.

Древний город сиял белыми мраморными колоннами.

Освещенный жарким июльским солнцем Херсонес не казался разрушенным, скорее недостроенным. Причудливое сочетание камней, образовывающих стены и фундаменты, напоминало мозаичную работу художника. Около Владимирского собора, однако, античное великолепие обрывало свой каменный орнамент и словно застывало в благоговейном восторге перед колыбелью русского христианства.

– Смотри, как необычно… – девушка с волосами, собранными в длинный конский хвост, кивнула своей подруге, которая растянулась на покрывале, надеясь не сгореть, а загореть под жестоким солнцем. – Там служба идет… Да поднимись ты, Оль, посмотри.

Ольга нехотя подтянулась на локтях и посмотрела на собор.

– Анька, ты закончишь жизнь в зоопарке. Что ты можешь видеть, если двери закрыты?

– Я чувствую это, зачем мне видеть.

Ольга глубокомысленно вздохнула и поправила солнцезащитные очки на носу.

– Слушай, Шовинская, ты всегда что-нибудь да чувствуешь. Таблеток пить надо меньше, у тебя глаза больные и красные.

– Я и пью, чтобы не чувствовать, – отмахнулась Анна.

– Хорошо, когда почувствуешь что-то грандиозное, сообщишь, – Ольга легла на покрывало.

Анна Шовинская еще немного посмотрела по сторонам, словно оценивая древний пейзаж, затем легла рядом с подругой.

– Ольга, что-то в мире закручивается нехорошее, недоброе, ветер пахнет или войной, или смертью, а ты дрыхнешь. Сейчас нам всего лишь по двадцать лет, так? – неожиданно заговорила Анна.

– И что с того? – отозвалась Оля.

– Нас, наверное, и не будет уже, но наши дети должны пережить что-то страшное.

– О чем страшном можно думать в наше спокойное время, когда мы так молоды? – возмутилась Ольга.

– О приходе к власти какого-нибудь черта или дьявола, например…

В этот момент одинокая тучка закрыла солнце, и окружающий мраморный мир мигом поблек.

Ольга вскочила с покрывала.

– Да ну тебя, Шовинская, нагородила, ей-богу! – и сердито побежала к морю.

Когда Ольга нырнула, Анна закрутила черный хвост на голове и сняла очки. Сиреневые глаза устало смотрели вслед подруге.

3
{"b":"266009","o":1}