Диас молчал, только сверкал глазами.

– Если ты будешь сговорчив, я отпущу тебя на свободу, – пообещал Бартоломе. – В противном случае, тебе придется свести тесное знакомство с городским палачом.

Молчание.

– Хорошо! Хочешь на виселицу – пожалуйста! А как же твои братья и сестры? Мать? Насколько мне известно, ты – их единственная опора. Что будет с ними?

Диас застонал. Впрочем, этот звук походил скорее на предсмертный хрип раненого зверя.

– Допустим… я соглашусь, – глухо произнес он наконец. – Но где гарантии, что вы и в самом деле отпустите меня?

– Гарантии? Никаких! Только мое слово.

– После того как вы меня уже один раз провели?! Это смешно, святой отец!

– Позволь, в прошлый раз я тебе никаких обещаний не давал.

– Я вам не поверю!

– Что ж, – рука Бартоломе потянулась к колокольчику, – сейчас я вызову стражу и тебя отведут в городскую тюрьму.

– Постойте!

– А, ты передумал. Так-то лучше.

– Что… я должен рассказать?

– Что связывало тебя с Яго Перальтой?

Диас колебался. Он явно чуял подвох. Ведь рассказать о своих похождениях означало окончательно себя погубить, своими руками вырыть себе могилу. А надежда на освобождение была слишком призрачной.

Бартоломе словно прочитал его мысли.

– Если б я хотел доказать, что ты пират и контрабандист, Антонио Диас, – сказал он, – мне не нужно было бы добиваться твоего признания. Я приказал бы схватить десяток твоих ребят, вздернуть их на дыбу, – далеко не все люди проявляют твердость в таких случаях, особенно, когда речь идет о чужой шкуре, а не о своей собственной, – и через пару дней я уже знал бы все, что хотел знать. Меня интересует не столько твоя особа, сколько делишки старого еврея.

– Может быть, вы думаете, что я не только магометанин, но еще и иудей? Трудно быть тем и другим сразу, святой отец.

– И потому оставим и Магомета, и Моисея. Поговорим о золотом тельце. Ведь поклонение именно этому идолу объединяло вас с Перальтой, не так ли?

– Вы что, святой отец, считаете, что я еще и язычник?!

– Я думаю, что ты, сын мой, заурядный разбойник. Итак, когда ты познакомился с Яго Перальтой?

– Это было четыре года назад… Тогда впервые мне довелось командовать судном. Наш капитан взял на борт груз, но внезапно заболел перед самым выходом в море. Но Перальта – все товары принадлежали ему – потребовал, чтобы никаких проволочек не было… И судно доверили мне.

– Продолжай, продолжай.

– Мне… стыдно вспомнить, что произошло потом… У берегов Ивисы мы заприметили большой торговый корабль. Один из моих парней – а это все были отчаянные ребята – сказал, что это, должно быть, венецианский купец, и что тот, кто приберет его к рукам, будет безбедно жить до старости. Он сказал: бояться нечего, если заметят исчезновение корабля, то заподозрят алжирских корсаров, их полно в этих водах. Большая часть венецианской команды, по всей видимости, была на берегу. Ребята посовещались и предложили мне рискнуть. Я не смог отказаться… Я так хотел стать богатым и независимым! Ночью на двух шлюпках мы подошли к венецианцу, вскарабкались на палубу и взяли его без крика и шума.

– И… вам повезло?

– Да. Судно было нагружено шелком, великолепным восточным шелком. Мы были богаты… Но… я испугался. Я не знал, как мне теперь быть. Ведь я стал пиратом. Отправиться бродить по белу свету я не мог, я должен был вернуться!..

– Я понимаю. Тебя ждали мать, братья, сестры…

– И они хотели есть! А я был богат! Понимаете?

– Ты вернулся.

– Да, я вернулся. Мы вернулись на нашей бригантине, а венецианское судно оставили в укромной бухте. Потом… я пошел к Перальте и чистосердечно все ему рассказал.

– Он обрадовался, я полагаю?

– Да, как ни странно, да. И взялся сбыть товар. Правда, за это он потребовал две трети его стоимости. Я согласился.

– Тебе ничего другого не оставалось.

– Да. Но я и мои товарищи все равно неплохо заработали. Я купил собственное судно, «Золотую стрелу». А Перальта сказал, что я ловкий парень и предложил мне сотрудничать и дальше.

– Следовательно, ты перевозил контрабанду, а еврей, в свою очередь, сбывал товар, если в открытом море тебе удавалось захватить какое-нибудь судно?

– Я больше никогда не напал ни на один христианский корабль! Я встал на ноги благодаря разбою, это правда. Но я поклялся себе, слышите, поклялся! – никогда больше не нападать на суда добрых христиан! И слово я сдержал!

– Остаются еретики и магометане, – заключил Бартоломе. – Тоже неплохо. И справедливо, и выгодно. Вот только большую часть дохода ты терял в результате посредничества еврея.

– Пожалуй, так.

– Со временем ты понял, что Перальта тебя обманывает и решил с ним посчитаться?

– Посчитаться?

– Ты грозился убить его – и это слышали.

– Вы что же, святой отец, думаете, что это я… убил еврея?

– На всякий случай, объясни мне, где ты был в ночь на двадцать первое июня.

– Пил! В таверне! С приятелями!

– Они могут это подтвердить?

– Конечно!

– Однако не стоит полагаться на слово пьяных матросов.

– Послушайте, я никого не убивал, даже старого еврея! Он ведь был крещеным евреем! Я никогда не загубил ни одной христианской души!

– А венецианцы?

– Их я тоже не убивал! Мы их просто связали! А когда отошли на порядочное расстояние от Ивисы, дали им шлюпку и пожелали счастливого пути!

– Гм. Надеюсь, они добрались до берега.

– Но мои руки не запачканы кровью!

– Да, конечно. О том, что ты, должно быть, перерезал глотки нескольким десяткам мавров и английских еретиков, упоминать не стоит.

– Они пираты и враги Господа! – сверкнул глазами Диас.

– Бесспорно, – кивнул Бартоломе. – А еврея ты не убивал?

– Не убивал!

– Можешь поклясться на Святом Евангелии?

– Могу!

– Пожалуй, я тебе поверю.

– Я удовлетворил ваше любопытство?

– Почти.

– А наш договор остается в силе?

– О, конечно!

– Значит, я свободен?

– Как ветер.

– И я могу идти?

– Да, до встречи.

– Я предпочел бы сказать: прощайте!

Диас уже сделал несколько шагов к выходу, но Бартоломе окликнул его.

– Вот что, сын мой, не вздумай поднять паруса и показать святому трибуналу корму!

– Почему бы и нет?

– Потому что тебе будет довольно сложно погрузить на борт мать и семерых сопляков в придачу. Согласись, это обременительный груз для вольного добытчика.

– А если я все-таки выйду в море?

– Все они, как причастные к делу о ереси, окажутся в тюрьме святого трибунала.

– Подло, мерзко, гадко!

– Возможно. Но ты можешь мне дать другие гарантии?

– Мое слово!

– Прости, сын мой, но я тебе тоже не поверю.

Диас вышел, громко хлопнув дверью.

«Мог бы и поблагодарить за то, что так легко отделался, – подумал Бартоломе. – И он не убивал. Скорее всего, он не убивал. У него не хватило бы ума переодеться чертом. К тому же, почему яд? Диасу было бы проще воспользоваться шпагой или абордажной саблей. И уж конечно этот верный христианин не стал бы составлять договор с дьяволом. Интересно, он вообще умеет писать? К тому же, почему этот бандит не позарился на сокровища еврея? Ему же никто бы не помешал! Пабло бежал, старуха хватилась своего мужа только на следующее утро. И все же, я не положился бы на слово этого разбойника. Отныне каждый его шаг будет мне известен».

Выйдя из здания трибунала, Диас отправился в порт. Он тотчас заметил, что за ним следует какой-то человек. Впрочем, шпион даже не пытался прятаться.

В портовой таверне Диас разыскал своих матросов и приказал им отправляться на «Золотую стрелу». После душного, спертого воздуха церковного судилища ему хотелось на простор, на свободу. Сильные руки гребцов быстро гнали шлюпку вперед, а Диас ломал голову над тем, как же ему поступить и не лучше ли будет поднять паруса и положиться на волю Божью.

«Золотая стрела» выглядела совершенно пустой и как будто мирно дремала в бухте. Но вот над бортом показалась голова солдата в начищенном шлеме.