Сильван представил, как спасает ее, смеясь и отбрасывая ее волосы своими пальцами, чтобы она смогла в итоге откусить пирожное.

Воображение опять пытается втянуть его в беду. Пусть ветер доведет ее до безумия! Доминик Ришар? Кстати, Доминик Ришар может запросто прикончить ее, если она предложит ему сделку. Неужели она намекала, что Доминик Ришар так же хорош, как он? Или хотя бы близок к нему по мастерству? Imbécile de capitaliste américaine. Putain de nerve[21]. Можно подумать, что Доминик Ришар и без того недостаточно самоуверен, чтобы какой-то идиотке удалось ему польстить и извлечь выгоду из его самолюбия.

Когда он вернулся в свою лабораторию, его злость, как обычно, ослабела. Теобромин! Наркотик богов. Его теобромин, его шоколадные конфеты, его шедевры, за которыми сластены выстраиваются в очередь и готовы заплатить уйму денег.

Для достижения подобного успеха выросший en banlieue[22] парнишка, чьи родители, всю жизнь посвятившие сельскому труду, хотели видеть сына учеником фермера, прошел длинный путь. Да, ему пришлось одолеть очень долгий путь ради того, чтобы шикарные дамы, которые выглядели на миллион долларов… весьма похожие, кстати, на эту американскую капиталисточку, испытали непреодолимое желание купить шоколадные конфетки его изготовления. Долговязый, угловатый юнец с лохматой шевелюрой, он еще в подростковом возрасте понял, чего хотят женщины.

Шоколад! Если вы намерены соблазнить женщину, которая в ином случае не удостоила бы вас взглядом, то хороший шоколад подействует лучше любого любовного зелья. Во времена отрочества ему не удавалось превратить очаровательных любительниц шоколада в своих подружек, но он по крайней мере добился права войти в их круг и терзался от их недосягаемой близости. Зато не теряя времени постепенно осваивал собственные разнообразные подходы. Сильван соблазнял их шоколадом, и изредка одна из них соблазняла его самого. Обычно отдавая дань прихоти или сиюминутному желанию. В качестве утешительного приза и пребывая в ожидании своего благородного любовника, она снисходила до единичного общения с le bâtard[23]. Лишь разменяв третий десяток, он умудрился сойти с той наезженной колеи одиночества и отчаяния.

Этому поспособствовал, наверное, и период напряженного, укрепляющего мускулы ученичества в chocolaterie[24], научивший Сильвана управлять и владеть чувствами и применять свои силы. А может быть, он просто вырос и возмужал? Ключом к успеху стало его профессиональное мастерство. Доступ к телу женщины открылся благодаря тому, что именно она с восторгом укладывала к себе в рот. Когда женщина позволяла фирменному шоколаду Маркиза растаять на своем язычке в присутствии мастера, Сильван воспринимал, что благодаря его таланту и частичке его вдохновения сладкоежка познала наслаждение и эйфорию.

Внезапно лицо Сильвана озарилось улыбкой. Интересно, сколько конфет из пяти коробок уже растаяло на языке Кэйд Кори? Сколько она поглотила частиц его души? Его рука вдруг замерла на холодном мраморе столешницы, и, стоя один в своей лаборатории ранним утром, Сильван осознавал, как жар смущения заливает его с ног до головы.

По гравиевой дорожке Люксембургского сада метались опавшие листья. Кэйд позволила ветру выдуть из своих мыслей Сильвана Маркиза и, гордо вздернув подбородок, наслаждалась прелестями прогулки. Перед дворцовым зданием семнадцатого века по глади пруда безупречной восьмиугольной формы прокатывались легкие волны, хотя сегодня на них не покачивались игрушечные парусники, которые обычно оживляли этот пейзаж на иллюстрациях туристских справочников. Солнечные лучи нежно просеивались сквозь облака, подсвечивая густые кроны деревьев и дворцовые стены.

Парк был почти пуст. Несколько прохожих, спрятав руки в карманы, видимо, использовали садовые аллеи для сокращения пути и, стойко снося удары осеннего ветра, спешили в столь ранний час добраться до теплых домов. Парочка бегунов, маячившая на дальних аллеях, выглядела неуместно и даже нелепо в этом классическом окружении и даже нелепо в своих современных легкоатлетических костюмах.

«Вот я и наслаждаюсь жизнью в Париже», – подумала Кэйд, останавливаясь на берегу пруда и окидывая взглядом изысканный пейзаж. Ее руки в карманах слегка сжались, так сильно она волновалась.

Париж.

Она освободилась от обиды на Сильвана Маркиза, занеся его отказ в разряд временных неудач. Отныне этот город войдет в ее мир, и она достигнет успеха, выпустит новую продукцию. В ее жизни будет своя лаборатория, мастерская, наполненная сложной шоколадной алхимией и взыскательными мастерами, способными создавать шедевры. И это тоже станет ее миром.

В этих размышлениях душа Кэйд словно созревала и крепла, становясь все больше и больше, все глубже и богаче, обретая размах подобно этому городу со всем его содержимым, таким же драгоценным, как темная шоколадная начинка. Сердце шоколада – нежное, насыщенное новыми, неведомыми Кэйд ароматами и вкусами, волнующими и оригинальными, и сокровенным теплом жизни.

Она почувствовала странное жжение в глазах, вероятно, от холодного ветра или от внезапного постижения красоты момента. Кэйд могла бы еще долго смаковать момент, если бы в него не вторгся разрушивший очарование запах мочи. К ней приближался грязный небритый бродяга, просительно протягивая руку. Она дала ему двадцать евро и, подчинившись внезапному порыву, присовокупила к ним «Плитку Кори» из своей коллекции талисманов. Привезя с собой большую коробку фирменного шоколада, она поставила ее в глубине кухоньки снятой квартиры и могла по мере надобности брать оттуда плитки, учитывая, что привыкла раздавать их вместе с милостыней на улицах. Обычно Кэйд представляла, какое удовольствие получит человек. И сейчас вздохнула с облегчением. Она продолжила прогулку, чувствуя себя сильнее и смелее, почти освободившись от воспоминаний о возмущении и превосходстве Маркиза Сильвана. Ее пронизывала радость, даже когда Кэйд увернулась от парня, бросившего окурок в ее сторону, пока его собака, тужась посередине дорожки, вываливала кучку дерьма. Да, Париж. Она уже в Париже. Этот славный город принадлежал ей одной.

Доминику Ришару не понравилась идея Кэйд. Он не отнесся к ней так же отрицательно, как Сильван Маркиз… или скорее Кэйд сама не приняла его ответ близко к сердцу. Мэтр Ришар не привлекал ее физически, не породил в ее воображении соблазнительную картину, которая невольно всплывала в мозгу, когда она думала о месье Маркизе: искусные руки ласкают на мраморе не шоколадную массу, а стройное женское тело. Кроме того, месье Ришар не обладал тем же даром использовать минимум средств, но задеть побольнее, показать, что американка недостойна даже презрительной усмешки. Доминик оказался грубым, агрессивным, его «нет» прозвучало бесцеремонно. Он нахально пялился на Кэйд и буквально раздевал ее глазами. Будто она лезет с наглым предложением, но, если не устояла перед его обаянием, то «великий Доминик» не против заняться с ней сексом в своем кабинете. Так и быть.

Как ни прискорбно, но это было лучше, чем безоговорочный отпор Сильвана. На дурацкое поведение Ришара ей было наплевать, а вот обида, нанесенная Маркизом, засела под кожей точно заноза и горела там неугасимым распаляющим огнем.

Менее чем за сутки ее великолепную бизнес-идею отвергли дважды! Кэйд загорелась мечтой о собственной линейке шоколада еще в средней школе, продолжала лелеять ее в колледже, а после четыре года вынашивала в душе планы реализации, распаляясь от собственных идей и методично накапливая опыт работы в компании, прежде чем выдвинуть предложение «прорыва», как обычно называл это ее отец. То есть сокровенные мечты она лелеяла как минимум десять лет. Ей всегда казалось, будто на пути к их воплощению стоит только ее семья, компания и ее нерешительность. И Кэйд никогда не приходило в голову, что сама мечта может отвергнуть ее.