Мы казались счастливее, чем другие пары. Мы словно навсегда застряли в состоянии блаженства, причем такого сильного, что наши рты были изогнуты в улыбках, даже когда мы спали. Калеб учил меня веселиться, учил тому, чего я никогда не знала ни в детстве, ни в юности. Он приносил мне кексы, а потом сразу же размазывал мне их по лицу. Он брал меня кататься на байдарках и переворачивал её в воду. Однажды, когда его братство организовало ночь желейных боев, он убедил меня принять участие в ней, а затем сам же вызвал меня на борцовский поединок. По колено в желе непонятного цвета, я атаковала его, целясь по коленкам. Мне посчастливилось, и я выбила его из равновесия. Закончили мы поединок, лежа на спинах. Калеб смеялся так сильно, что казалось, будто он рыдает. Я любила его каждой клеточкой своего тела. Он показал мне, кем я была, показал то, чего бы я никогда бы не узнала без его ловкого обращения с моей личностью.

Этим летом, я устроилась на работу с частичной занятостью в маленьком книжном магазине. Я была единственным сотрудником, и порой мне приходилось работать допоздна. Я запирала магазин в полночь. Магазин делил парковку с баром, который назывался «Gunshots», и почти каждую ночь я слышала свисты и улюлюканье от пьяных байкеров, которые засиживались снаружи. Я терпеть не могла подобные ситуации и всегда, идя к машине, держала кулаки сжатыми. В любом случае, в подобные моменты мне очень хотелось кого-нибудь ударить.

Я работала уже три недели, когда приехал Калеб, чтобы повидаться со мной. Его лицо было красным и напряженным, когда он прошел через двери.

— Что случилось? — спросила я, обходя стойку, чтобы обнять его. Я заглянула за его плечо, гадая, успела ли какая-нибудь барная крыса сказать ему что-то такое, что могло так разозлить его. Они частенько бросали вслед  грубые комментарии.

— Ты здесь одна?

— Ну, сейчас здесь есть несколько клиентов, — сказала я, осматривая проходы.

— Когда ты уходишь ночью, до машины ты идешь одна? — Его голос был нетерпеливым, и я думала, к чему же он клонит.

— Да.

— Ты здесь больше не работаешь, — сказал он решительно.

— Что?! — у меня отвисла челюсть. Он никогда раньше так не разговаривал со мной.

Он указал на бар. — Это опасно. Ты женщина, к тому же ты идешь одна, и тебе совсем не помогает то, что ты выглядишь так, как ты выглядишь.

— Ты говоришь, что я должна бросить работу из-за того, как я выгляжу? — Я приподняла бровь и вернулась за ресепшн. Он разозлил меня.

— Я говорю, что тебе не безопасно быть здесь одной, а потом еще и самой идти к машине.

— Я могу позаботиться о себе. — Я начала укладывать книги, которые должна была загрузить на тележку.

— Господи, это же огромные и пьяные мужики.

Я пожала плечами.

Калеб выглядел как разгоряченный энергетический шар, и это заставляло меня переживать.

— Я не уволюсь, — сказала я, уперев руки в бедра. — Мне нужна работа. Не у всех у нас есть богатые родители и трастовые фонды, которые способны обеспечить беззаботную жизнь.

Его лицо стало белым. Он ненавидел, когда кто-либо говорил о том, что он обеспечен, а особенно если этим «кем-либо» была я. Он вышел из магазина, даже не попрощавшись. Я бросила ручку в дверь, желая, чтобы он все еще стоял здесь, чтоб я смогла ударить его по голове.

Позже этой ночью, когда я запирала магазин, то увидела его машину на парковке.

Подойдя к окну с водительской стороны, я постучала по стеклу ключами.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я, когда он опустил окно.

Он пожал плечами.

Раздраженная, я пошла прочь, больше ничего не спросив.

После этого каждый раз, когда я уходила с работы, я видела машину Калеба, припаркованную неподалеку. Мы никогда не признавали друг друга на парковке и никогда не разговаривали об этом во время нашего обычного времяпрепровождения. Но ровно в полночь он всегда был там, убеждаясь, что я в безопасности. Мне это нравилось.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к огромной популярности Калеба. Может пять человек в кампусе и знали мое имя, но его имя было выгравировано на медной доске в спортзале университета.

— Я чувствую себя так, словно встречаюсь со звездой, — сказала я, когда однажды вечером мы пошли поужинать, и пара девушек, сидящих за соседним столиком, помахала ему руками. Он закатил глаза и повел себя так, будто я была слишком драматичной. Но моя ревность юлила в моем мозгу каждый раз, когда какая-то фифа преклонялась перед ним.

У этих девушек не было никакого уважения к тому, что он - мой парень. Они просто ждали шанса наброситься на него так, как в свое время сделала я.

Были еще и проблемы с сексом. Мы не заходили так далеко. Кэмми ночами расспрашивала меня, как далеко мы зашли.

— Мы просто целуемся, — говорила я ей, уже в который раз. Мы уже лежали в наших кроватях, свет был выключен, и Кэмми сосала леденец, издавая прихлебывающие звуки.

— Ты должна почистить зубы, когда закончишь с этим.

— И он никогда не пытался сделать нечто большее? — спросила она, игнорируя меня.

— Я не хочу, чтобы он даже пытался.

— Оливия, смотри, этот парень заставляет меня хотеть секса, и я уверена, что 99% студенток согласятся со мной. В чем твоя проблема? Погоди! К тебе приставали?

Она произнесла «при-ста-вали». Я закатила глаза.

— Нет, заткнись. Я просто не хочу. Вот почему, если я не хочу прыгать к нему в постель, то я обязательно подвергалась сексуальному насилию?

— Привееет, Калеб - мужчина. Он хочет секса, и если ты ему его не даешь, он найдет его где-нибудь еще.

Я перевернулась и отказалась продолжать говорить на эту тему. Что вообще Кэмадора знает об этом? Не первокурсники ли были известны своею глупостью и непостоянством? Не был ли мой отец известен «нахождением секса где-нибудь еще»?

Нет. Я не буду использовать своего отца как оправдание, чтобы снова потерять Калеба. Калеб был верным, внимательным, и он никогда не подталкивал меня к тому, чтобы делать нечто большее, чем поцелуй, потому что он уважает меня. Я вспомнила последний раз, когда мы целовались. Это было в его комнате, лежа на его кровати. Все его тело было напряжено, он завелся и был готов зайти дальше. Что, если он использовал каждую унцию самоконтроля, когда был со мной? Слово «динамщица» появилось в моей голове, и я заползала подальше под свою крышку стыда.

Не то, чтобы я не думала о сексе с ним. Я все время думала об этом. Но, думать и делать - это две разные вещи. Я не была готова к сексу и не знала, почему.

Лору Холбермен нашли на той же неделе, когда мы с Калебом впервые решили прогуляться. Полиция нашла ее босую, блуждающей в аэропорту Майами. Её веки висели низко над глазами молочного цвета. История Лоры заключалась в том, что ее похитил мужчина, пока она бегала в парке по тропе в двух милях от школы. Зовя на помощь, он утверждал, что растянул лодыжку, и умолял ее помочь. Он попросил довести его до машины, которая была припаркована выше по тропинке. Неохотно, но Лора согласилась. Она взвалила на плечи его вес и прошла короткое расстояние до его белого фургона. Фургоном был старый «Астро». Ржавчина разъедала металл, словно рак. Внимательность могла бы помочь Лоре. Наглухо затонированные стекла и слегка смятая задняя дверь мигали, словно предупреждающие знаки. Когда она усадила его на водительское сидение, он обронил ключи, позволив им упасть в траву у ног Лоры. Когда она наклонилась за ними, мужчина поднял лом с пассажирского сидения и одним мощным движением ударил Лору в висок. Затем он толкнул ее в спину и отвез в место, которое газеты называют «логовом насильника».

Лора вспомнила, что ее держали в своего рода подвале, но как  долго она не могла определить, потому что большую часть времени она была в отключке. Человек, которого она описала как «застенчивого» использовал ее для удовлетворения своих сексуальных потребностей, да и просто ради компании. И вот однажды, без каких-либо причин, он поцеловал ее в щеку и высадил в аэропорту. Она сказала полиции, что его зовут Девон. Лора Холбермен считалась пропавшей без вести около 6 месяцев.