Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Он ехал теперь медленно, то и дело опуская хорей в воду справа. Полынья то придвигалась, и собаки сами брали влево, то отодвигалась, и Ефим, втайне надеясь, что она кончилась, спешил повернуть собак по старому курсу, вправо, на юг. Но он ошибался, всякий раз полынья снова преграждала им путь.

В третий раз перед ними возникла вода. Это была трещина, тянувшаяся вдоль берега, с юга на север. Вскоре Ефим убедился, что она под углом соединяется с полыньей, вдоль которой он ехал на восток. Вероятно, она смыкается и с той полыньей, которую они проехали днем. Ефим сел на сани, опустил голову, потом кликнул собак. Двигаться дальше некуда. Они окружили его, точно спрашивали приказаний, а Ефим поглаживая то ту, то другую, ласково говорил:

— Поработали, други! Не робейте, не пропадем... Шторма вечные не бывают.

Он взял за ошейник Еремку и повел упряжку обратно, подальше от воды. И где-то в центре квадрата, очерченного с севера, юга и востока трещинами, а на западе примыкающего к открытому морю, он решил укрыться от шторма. Его не смущало ни то, что лед под ним трещит, что ничего вокруг не видно, что материалов строительных нет... Не впервые приходилось Ефиму пережидать бурю на морском льду.

Он нашел огромную ледяную скалу, прислонил к ней с подветренной стороны свои сани, накрыл их шкурами, шкурами же застлал и вымостил пол на снегу, под санями, приготовил примус, собрал вокруг собак и стали они под санями дожидаться, пока не засыплет их снегом.

Ждать пришлось не долго. Через двадцать минут стало тихо, тепло, даже душно. Они были погребены под снежным холмом. Ефим пробил хореем дыры в потолке, спиной раздвинул стены, — стало даже просторно. Тогда он достал из-за малицы спички, разжег примус, набил в котелок снегу прямо со стены и вскипятил чай. Попил, поел, собакам дал по куску сушеной рыбы и лег спать. А собаки, взобравшись к нему на ноги и окружив его тесным кольцом, тотчас же захрапели.

Помощь идет

Этапная избушка была завалена снегом по самую трубу. Тропинка к ней, вьющаяся меж скал, завалена снегом вровень со скалами Это не мешало двигаться к избушке каравану собачьих упряжек. Два человека вели четыре упряжки к избушке. Шли они с юга. На санях громоздилась кладь. Собаки с трудом волокли тяжело груженые сани. Люди шли пешком, помогая собакам.

Новоземельские рассказы - i_006.jpg

Они с трудом отыскали во мраке бури избушку, достали с саней лопаты, откопали дверь и вошли, присвечивая фонарями. Один из путников был высокого роста, светловолосый, с очками на носу. Он тотчас же стал заделывать оленьей шкурой дыру в потолке, служившем и крышей. Другой освободил избушку от набившегося в нее снега и развел в печи огонь. Сухих дров было достаточно в печи и подле нее.

Единственная комнатушка приобрела жилой, даже уютный вид. Керосиновая лампа светила мигающим желтым светом. Но после мрака шторма свет этот казался ярким, радостным. От печи падали на пол багровые отсветы, и это тоже делало комнату приветливей.

Путники приспособили под стол бочонок, стоявший в углу, вместо стульев воспользовались привезенными на санях ящиками и принялись ужинать. Незатейливая провизия в тех условиях могла показаться роскошью. И высокий так и сказал:

— Ну, и ужин сегодня у нас — роскошный...

Они подогрели в печи консервы, размочили в горячей воде сухари и выпили по кружке чаю, сдобренного коньяком. Поужинав, они постлали оленьи шкуры на нары и легли отдыхать.

Когда высокий захрапел на всю избушку, меньший поднялся, встал, одел малицу и вышел из дому.

По-прежнему скандалил ветер. Ничего не было видно. Он ощупью нашел на санях нужный ему ящик и внес его в дом. В ящике была небольшая приемопередаточная радиостанция с аккумуляторами, с раздвижной антенной и наушниками.

Он установил станцию, проверил детекторную лампу, — все в порядке. Но больше всего возни было с антенной. Несколько раз ветер сбрасывал ее с крыши. Хорошо, что снегу было навалено по самую трубу. Но вот антенна уже стоит, опираясь на туго натянутые оттяжки. И стальная проволока звенит на ветру, как струна. Такая музыка, хоть уши затыкай.

Маленький путник вернулся в избушку, одел наушники и принялся настраивать аппарат. Сначала в мембранах выло, визжало, хрюкало, гудело... Он все вертел ручки регуляторов... Вдруг послышалось какое-то неясное бормотание, прерываемое оглушительным треском разрядов. Он подстроил контуры и услышал:

— Стали, приготовились... Раз-два! Раз-два! Раз-два, три-четыре...

Командовали под звуки рояля. Мягкие, ритмические звуки. Радист поневоле стал притопывать в такт ногами, обутыми в мягкие меховые пимы[7].

— Раз-два! Три-четыре!

Солнце над Москвой-рекой, над Кремлем. Москва посылает всему миру гимнастическую зарядку...

— Подняли руки... Взяли в бедра... Присели... Раз-два, три-четыре, раз...

Захотелось маленькому радисту разбудить своего большого спутника:

— На-ка, друг, послушай ... Москва ведь, Москва!

Но большой человек храпит на всю избушку. Это впервые за шесть недель он спит под крышей. Разве можно будить? Около тысячи километров прошли они по морскому льду, как же будить?

— Внимание... Передаем содержание утренних газет...

На семьдесят шестом градусе северной широты, в этапной избушке, трясущейся от мороза и ветра, маленький радист услышал новости с Большой земли.

Шесть недель они не раздевались, шесть недель спали на ходу... Шесть недель были отрезаны от всего мира, — некогда было передвижку установить.

Опять загрохотали в мембранах разряды. Неожиданно, прорезав беспорядочный шум, загремел властный голос:

— Алло! Алло! Говорит «Красин»! Говорит «Красин»! Идем в виду северного острова Новой Земли! Экспедиция помощи северным становищам! Перехожу на приемник! Перехожу на приемник! Говорит «Красин»! «Красин»!

Тут уж маленький радист не выдержал. Он вскочил и завертелся на месте в безуспешных попытках достать ногой товарища, — наушники с коротким проводом держали его на месте.

— Вставай, Николай! — закричал он, не догадавшись снять наушники. — Вставай, соня! «Красин», «Красин» идет!

И не дождавшись пока Николай окончательно проснется, он перешел на передатчик радиотелеграфа:

— Слушайте нас на «Красине»! Слушайте нас на «Красине»! Говорит экспедиция помощи северным становищам с Маточкина Шара. Прибыли на четырех собачьих упряжках в этапную избушку, тридцать пять километров юго-западнее становища Безымянной губы... Отсиживаемся от шторма. Везем тонну противоцинготных продуктов. В Безымянной губе зимует семья Бусыгиных: отец, мать и парнишка лет двенадцати... Опасаемся за их судьбу... Опасаемся за их судьбу. Говорит экспедиция Матшара помощи северным становищам!

Окончательно проснувшийся Николай в это время вырвал из его рук ключ «морзовки» и отбил:

— Урррра! Краснознаменному «Красину» — урррра! Поздравляем с небывалым зимним походом во льды! Урррра!

Маленький радист по стуку ключа прочел передачу Николая. Он отстранил его и сказал:

— Тут дело нужно, а не ура. Оставь-ка ключ!

Овладев ключом, он закончил передачу:

— Перехожу на телефон приемника! Перехожу на телефон приемника!

— Поздравляем с беспримерным зимним походом на собаках! — услышал он ответ «Красина». — Весь Союз сегодня узнает о вашем подвиге! До скорой встречи в Безымянной губе. Все! Счастливого пути! Передал радист... Кто принял?

Тогда маленький радист важно отстукал ответ:

— Принял помощник начальника экспедиции, он же радист — Вячеслав.

Снял наушники, выключил аккумуляторы и, пожимая плечами, обратился к своему товарищу:

— Поздравляют с беспримерным походом... Весь Союз, говорят, будет знать о нашем подвиге... А что за подвиг, не пойму! Если бедствие, пароход не пробился, значит — идем на помощь. Вот и все! Причем же тут подвиг?!

вернуться

7

Пимы—теплая, мехом наружу, обувь.

5
{"b":"265895","o":1}