в тот период.

Придавило тяжелое горе,

Неподвижные складки звенят.

Я услышала в рокоте моря

Вздох унылый и грохот цепей.

Что кручинишься, Балтика? Болью

Заполняешь родимый простор?

Ведь вода твоя синяя с солью [185]

Была ярче заморских озер.

Гневно плачет пучина стальная,

Закипая у мокрых камней.

От того, что умолкла родная

Песнь литовских седых рыбарей.

Эти стихи молодой литовской поэтессы Марите Маргите мы читали в дни боев за Литву, и образ

молодой, красивой девушки, безвременно павшей от рук фашистских палачей, отождествлялся в наших

сердцах с образом Советской Литвы. Мы честно боролись за тебя, Литва! Мы покарали гитлеровцев за

убитых и замученных.

В течение трех лет гитлеровцы терзали Советскую Литву. Это было тяжелейшее для литовского народа

время. Осуществляя людоедский план «Ост», оккупанты старались превратить Литву, как и всю

Прибалтику, в свою колонию, онемечить местное население. Литовцев фашистские палачи истребляли

систематически и беспощадно. За годы оккупации гитлеровцы расстреляли, сожгли и замучили 700 тысяч

человек.{16} До войны в Литве жило 3 миллиона человек. Выходит, что фашисты уничтожили около

четверти населения республики. Повсюду в Литве германский фашизм оставил свои кровавые следы. В

местечке Панеряй. близ Вильнюса, оккупанты истребили 100 тысяч человек. В девятом форту крепости

Каунас было убито 80 тысяч человек. Фашистские изверги сожгли деревню Пирчюнас, уничтожив ее

жителей, в том числе грудных младенцев.{17}

Мы были в этих местах, видели разрушенные города и деревни, убитых и замученных. И в наших жилах

закипала кровь мщения, вновь горели сердца ненавистью к фашистским палачам, вновь хотелось

беспощадно бить их, быстрее очистить родную землю от коричневой чумы. И мы били их!

Советские воины принесли с собой литовскому народу избавление от фашистской кабалы. Над Литвой

вновь засияло солнце свободы. Но стоило это нашим войскам огромных усилий, больших жертв. [186]

Над вражеским аэродромом

Войска 1-го Прибалтийского фронта, в состав которого опять вошел 65-й гвардейский истребительный

авиационный полк, 22 июля, после соответствующей перегруппировки, перешли в наступление.

Наземные части продвигались стремительно. В первый же день наступления был освобожден Паневежис.

26 июля они ворвались в Шяуляй, а спустя несколько дней вели бои в Елгаве (быв. Митава).

Воздушная обстановка в начале этой операции была спокойной. Вражеские самолеты не появлялись. Это

объяснялось тем, что в предыдущих боях враг понес существенные потери. Наша авиация полностью

господствовала в воздухе.

Но в конце июля разгорелись воздушные бои. В них отличились многие летчики полка.

... Над стартом взлетает ракета, и прочертив в воздухе зеленую дугу, сгорает. Четверка стремительных

«Яковлевых», приминая траву, отрывается от земли. Четыре истребителя — старший лейтенант

Кисельков, лейтенант Горячев, младшие лейтенанты Зыков и Кокин — получили от командира дивизии

задачу на разведку вражеских войск в районе Елгавы — Бауска — Ауце, и легли на боевой курс.

Линия фронта пройдена. Кисельков с Горячевым внимательно осматривают землю, а Зыков и Кокин

прикрывают их от воздушного противника. Им предстояло еще просмотреть вражеский аэродром, и они

отправились туда.

Вот и аэродром. Внизу самолеты. Но тут Кисельков заметил, что с большой высоты на них идут шесть

истребителей ФВ-190.

У вражеской шестерки фактическое преимущество. Они выше. Но гвардейцы набирают высоту и идут на

сближение. «Яковлевы» двинулись фронтом, «фокке-вульфы» двумя группами — три спереди, три сзади.

Когда расстояние между самолетами сократилось до 150 метров, гвардейцы открыли огонь. Кисельков

бьет в левого ведущего фашистской группы, Зыков — в среднего. Оба «фоккера» загораются и падают.

В бой вступают ведомые. Они пытаются атаковать Киселькова и Зыкова, но Горячев и Кокин отсекают

[187] врага заградительным огнем. Один из атакующих гитлеровцев, третий по счету, попадает в полосу

огня Горячева и тоже загорается.

С начала боя над вражеским аэродромом прошла всего лишь одна минута, но за это короткое время

окончили свое существование три вражеских истребителя.

Бой продолжается с оставшимися самолетами. И в это время появляются еще две пары ФВ-190, видимо, взлетевшие с аэродрома. Кисельков приказывает по радио:

— Зыков, отбей атаку ближней пары.

В бою с четверкой Зыков и Кокин уничтожают еще двух «фоккеров» и третьего подбивают.

Кисельков в паре с Горячевым дерется с тремя самолетами. Один из фрицев, стремясь уйти, вводит

машину в пике. Кисельков не отстает от него и тоже пикирует. Гитлеровец выравнивает самолет и идет

по прямой. Кисельков тоже. Дистанция 150, 100, 50 метров. «Огонь!» — командует сам себе Кисельков.

Враг дымит, переворачивается, падает и, достигнув земли, взрывается. Второго ФВ-190 из этой тройки

уничтожает Горячев.

На десятой минуте боя счет уничтоженных вражеских самолетов достиг семи плюс один подбитый. На

13-й минуте гвардии старший лейтенант Кисельков подбивает девятого стервятника.

В воздухе появляется еще одна шестерка «фоккеров». Но дальше драться нашим летчикам было

бессмысленно: кончался боезапас, горючее на исходе.

— Зыков, уходи. Я прикрою, — приказывает Кисельков.

Пользуясь преимуществом в скорости, гвардейская четверка победно выходит из боя и благополучно

возвращается на свой аэродром.

Данные разведки были вовремя доставлены генералу.

Этот успешный бой старший лейтенант Кисельков и его товарищи провели 28 июля.

А спустя несколько дней и мне пришлось драться с врагом. В тот раз полк получил приказ прикрыть

штурмовиков, которым предстояло нанести удар по рижскому аэродрому.

Вместе со штурманом полка майором Г. Кудленко мы [188] тотчас начали составлять боевой расчет. Мы

были друзьями, вместе прошли немало трудных фронтовых дорог, выполняли различные боевые задания.

Вместе дрались с гитлеровцами в Крыму, на Калининском фронте. Вместе били фашистов в орловском

небе, освобождали белорусскую землю. В этих боях Григорий Кудленко показал себя бесстрашным

воздушным бойцом. От его огня нашел смерть не один фашистский летчик. Став штурманом полка, он

многое делал для обеспечения боевой работы летчиков, их обучения. Часто сам поднимался в воздух, и

всегда выполнял поставленную перед ним задачу.

На этот раз нам снова предстояло лететь вместе. Подробно обсудили возможные варианты прикрытия

штурмовиков. И когда боевой расчет был почти готов, Кудленко вдруг предложил:

— А что, если мы парой станем замыкающими всей группы прикрытия?

Я посмотрел на него.

— Понимаешь, это самое уязвимое место в боевом строю, — продолжал он развивать свою мысль. —

Вражеские истребители в первую очередь будут атаковать именно замыкающих. А среди тех, кто летит с

нами, немало молодых...

Я прекрасно понимал своего друга. Он заботился о том, чтобы обезопасить молодых. Вылет предстоял

действительно ответственный. Встречи с фашистскими истребителями не миновать, и я согласился с

предложением Кудленко. По крайней мере, как ведущий всей группы, буду хорошо видеть самолеты. Ну, а в случае нападения «фоккеров» — отобьемся. Не раз приходилось меряться силами.

При подлете к рижскому аэродрому фашисты открыли интенсивный зенитный огонь. Но это не помешало

штурмовикам выполнить поставленную перед ними задачу. Они сделали три захода и обрушили на

самолетные стоянки всю мощь своего удара. Аэродром покрылся клубами дыма: горели вражеские

самолеты, что-то взрывалось, выбрасывая кверху большие языки пламени.

Закончив бомбежку, ИЛы стали вытягиваться цепочкой и по одному уходить на свою территорию. Мы