мучась комплексом неполноценности и зажаты тисками цензуры, часто шли

на рискованные эксперименты с классикой.

Так самарский музыкальный слабыми голосами портил не воспроизводимую

белыми певцами оперу Гершвина « Порги и Бэсс », а приехавшая на гастроли

таганрогская драма поражала зрителей смётанной на живую нитку постановкой

обеих частей « Фауста » Гёте, несомненно, предназначенного только для чтения,

о чём свидетельствуют сотни и сотни якобы участников, постоянно меняющиеся

планы, время и место действия, колоссальные массовые сцены и многое другое.

Вивисекция таганрожцев больно задела меня как физика, поскольку лейтмотив

книги ироничного веймарца - изначальная опасность познания и обречённость

попыток её преодоления - так или иначе затрагивает сердце любого учёного.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Вероятно, я заразился провинциальной наглостью, потому что замыслил тогда

написать собственную адаптацию гётевского « Фауста » для сцены и худо-бедно

скомпоновал на заданную тему весьма компактную пьесу-коллаж в двух актах.

Надо сказать, раньше того в институте я приобрёл небольшой, но полезный

опыт в драматургии, сочиняя репризы для Клуба весёлых и находчивых ( КВН ),

телевизионной игры, где команда Физтеха всегда пребывала среди фаворитов.

Писал я пьесу безо всякой мысли о постановке и публикации, просто восполняя

некоторую недостаточность моего бытия в г. Куйбышеве, пренебрегая не только

нормами цензуры, но и общественным вкусом и мешая для своего удовольствия

высокий слог и ёрный слэнг, « серебряную » латынь и советские канцеляризмы.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Вскоре после завершения моего хулиганского « Самого последнего Фауста »

проводимыми мною ради куска хлеба насущного рутинными исследованиями

неких сверхвысокочастотных устройств, используемых для навигации в космосе,

неожиданно глубоко заинтересовался крупный московский учёный, и я получил

предложение продолжить работу под его руководством в заочной аспирантуре

Академии Наук СССР.

Теперь я часто наезжал в столицу, по которой крепко скучал и где в то время

по счастливому совпадению учился мой младший брат.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Он заканчивал экономический институт, но, конечно же, увлекался театром

и вместе с молодою женой удобно снимал просторную квартиру на Сретенке,

и в одну из командировок я по просьбе его друзей устроил читку « Фауста »

на непринуждённом застольи, собранном по такому поводу.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Среди гостей брата был ассистент-режиссёр Театра на Таганке Ефим Кучер,

и тут же за столом он спросил меня, не согласен ли я написать по его заказу

сценическую обработку заметок А. П. Чехова о поездке на каторжный о.Сахалин.

Я вообще-то тихо ненавидел Чехова за гнусный тон журнальных рассказиков,

карикатурными скетчами знати являющих мелкое нутро парвеню их кропателя,

сына розничного торговца, признавая, впрочем, некоторое новаторство его пьес,

намеренно тягомотных и бессюжетных и в таком качестве предвосхищающих

произведения великих абсурдистов Бэккета и Ионеско, но, скажите, кто бы мог

отказать режиссёру самого знаменитого театра Москвы, и я не думая согласился.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Таганка, как оказалось, пребывала в кризисе, вызванном решением Любимова

задержаться на неопределённое время за границей, где он, ободрённый успехом

поставленного им с иностранным составом « Годунова », собирался утвердить

своё имя в системе антрепризы свободного мира, и осиротелый коллектив искал

новых лидеров и новых авторов.

Впрочем, театр не терял ещё популярности, очередь в кассу не уменьшалась,

и Ефим расплачивался со мной, бронируя для меня и моих друзей билеты

на какие угодно спектакли, а также помогая мне не упустить важные гастроли

и поддерживая в курсе всех событий бурной артистической жизни Москвы.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Главное же, Ефим не раз проводил меня в служебные помещения через вход,

защищаемый бесстрашными вахтёршами от экзальтированных поклониц актёров,

стремившихся всеми силами отдаться своим кумирам, для усмирения которых

в критических ситуациях привлекался на помощь начальник пожарной охраны,

рыцарственной стати убийственно вежливый пепельногривый мужчина в тройке,

готовно отзывавшийся на имя Ричард Львинович.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Наблюдение вплотную актёрского племени с его внутренним соперничеством,

истериками, резкими перепадами настроения и никогда не прекращаемой игрой

позволило мне глубже проникнуть в сущность второй древнейшей, но безусловно

первой по вредности профессии.

Понимание психологии лицедейства очень помогало вести работу с Ефимом,

и хотя прогресс её прочно блокировало наше полярное отношение к материалу,

тонкий этот нерв, совокупно с известным притяжением противоположностей,

немало лет удерживал наш постыдно бесплодный союз от распада.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

В процессе длительного взаимодействия кое-что нашлось у нас и общее.

Ефим произошёл из какого-то местечка в самой глубине черты оседлости,

где с детства впитал крепкий там дух атеизма и социализма ( отсюда и его

пристрастие к Чехову ), и не знал никакого богослужения, ни синагогального,

ни, тем более, церковного.

И всё-таки, может быть, подчиняясь голосу генной памяти, он, как и я тогда,

тяготел к созданию в театре глобального священнодействия, подобия литургии,

и даже предлагал устроить в нашей инсценировке ритуальное поедание балыка

зрителями и актёрами ( автор же, разумеется, настаивал на добавлении к тому

причащения всех желающих рюмкой холодной водки ).

Так мы, сами того не понимая, старались открыть и показать в лице театра

унаследованные им и искажённые его почтенным возрастом черты религии,

праматери всех искусств.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Увы, скреплявший мозаику эпизодов облик вояжёра, кто, соответственно идее,

не появлялся на сцене физически, но кого непрерывно играли все персонажи,

не годился мистериальному герою, ибо то и дело из текста популярнейшего,

но смертельно больного литератора предреволюционной Российской Империи

вылезала затаённая змейская злоба на всех и вся, трудно представимая в виде

простительной преходящей слабости бренной аватары высокого духа.

В конце концов мы устали от наших потуг и работа сошла на нет, к тому же

Любимов, подозреваю, полным лаптём хлебнувший западных рыночных свобод,

возвратился в Москву, и его театр остыл к экспериментальным постановкам.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Сейчас, по слухам, Ефим проживает в Израиле, я ж осел в Джексонвилле,

где рукопись незавершённой инсценировки, опрометчиво брошенную в сарай,

с корками сожрали всеядные местные термиты, и всё же трёхлетний мой опыт

здесь весьма и весьма пригодился, ибо Православная служба открывает глазам

множество достоинств её драматургии, однако только намётанному взгляду.

Лишь аналитическим и сугубо профессиональным подходом удаётся выявить

принципиальное отличие службы в американской православной конгрегации

от служения собраний инославных деноминаций, поскольку плохой перевод,

равно и типичная обстановка во храме - скамьи и полное освещение, в угоду

протестантской привычке паствы следить за текстом гимна и петь его с хором,

вне зависимости от наличия музыкальных талантов, разваливают композицию,

но вспоминая знакомую мне, хоть и крайне поверхностно, русскую традицию