Изредка, если список тем воскресных классов не возбуждал у меня интереса,
я поднимался на утреннюю службу, носящую название « ортрос », переводимое
как « правило », а иначе и понятней - « направляющая ».
Отдаваемый занятиям полный час до литургии щедро наделял её временем,
и её вели истово, без малейшей спешки, с греческими бесконечными трелями,
вроде « ээ-ээ-ээ-влооо-гу-у-у-у-у-мэээ-эн Сэээээ-э-э-э-э-э-э » и тому подобным.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Иеромонах Николай служил утреню в чёрной рясе и цилиндрическом клобуке
с покрывалом, ниспадающим на спину; пустой зал прекрасно реверберировал,
и закрыв глаза, нетрудно было вообразить себя в храме горного монастыря,
чью тьму, трепеща, воюют лишь язычки свечей на шандалах пред образами.
Тягучие, но резко синкопированные распевы с точно рассчитанными паузами
затормаживали мозг, освобождая подкорку, и тем активировали подсознание,
приводя слушателя в хорошо знакомый мне лёгкий транс, так способствующий
« видению насквозь », изучаемому мною.
Думается, ту же цель преследовало и окуривание помещения по периметру
дымом ладана со стойким, типично восточным сладковато-пряным ароматом,
ласково-нежно, чуть заметно кружившим голову, словно катание на карусели.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Завершив « направляющую », священник в будничном удалялся за иконостас,
а на его место заступал дьякон, уже в праздничном, шитом золотом облачении,
кто крест-накрест опоясывал себя орарём, и воздев конец его троеперстием,
зычно возглашал: « Со-о-о-о-фииии-ия, о-о-ооо-о-орфиии ! »
Темп службы убыстрялся существенно, зал как-то сразу заполнялся народом,
поднимавшимся снизу, вступали хор и органчик, и перед паствою появлялся,
из-за панели с фигурой Спасителя, протоиерей о.Николай, теперь выглядевший
совершенно по-царски в сверкающей стразами митре и парчовой ризе.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Литургия, главная дневная служба, продолжалась порядка часа, после чего
прихожане опускались опять в нижние уровни для совместной еды и общения,
что отнимало у них также чуть больше часа, включая разъезд.
На этих ланчах наша семья « новых русских православных » оказывалась,
особенно первое время, центром внимания, получая регулярно приглашения
отобедать с видными членами общины, и нас принимали у дьякона-дантиста,
регента-юриста, псаломщика-торговца и других.
Если же вечер воскресения был у нас не занят, Анастасия предлагала нам,
обычно, прокатиться в район исторического Сэйнт-Огустина.
Ей, в отличие от волонтёрки Кори, претила ярмарочная толчея, и мы заходили
только в музеи, гулкие храмы со стрельчатыми башнями, лавки антиквариата,
или просто бродили по живописным окрестностям.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Однажды она привезла нас туда, где в XVI веке впервые высадились испанцы:
отдельно стоящий холм, на котором был воздвигнут высокий крест и рядом -
крохотная часовенка с крашеной скульптуркой Пренепорочной Девы.
Внутри горели свечи и посетителей встречала королевской стати старая дама
на каблуках, в чёрном платье, украшенном оборками, и кружевной мантилье.
Поразительно, но именно это место, со стопроцентной гарантией до того дня
не посещаемое и не виденное мною, даже на фотографии, представлялось мне
каждый раз, когда я прикасался к определённой кости, похоже, человеческой,
из найденных раньше на прогулке с Кори у впадения реки Св. Джона в Океан.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Добрая ассистентка-коммуникатор не забывала наше семейство и по будням,
забирая Галину и Павлика, а после школы и Мишу, на чуть ли не ежедневные
мероприятия церковного сестричества и православных бойскаутов, репетиции
хорового, танцевального и театрального кружков, походы на природу и прочее.
Я же, как и прежде, сразу после завтрака отправлялся в библиотеку, а оттуда,
без перерыва - на вечернюю смену в « Кристал ».
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Весомую долю продуктивной части суток, почти треть периода бодрствования
мне приходилось проводить в салоне « Икаруса », и поначалу, беспокоясь о том,
что мои опыты по исследованию « шестого чувства » застопорились, я пробовал
продолжать экспериментировать по дороге.
Опровергнув собственную гипотезу о тепловой природе носителя информации,
я уже не нуждался в кухонной духовке для нагрева стопки дисков, и легко мог
всё необходимое мне научное оборудование уместить в небольшой коробочке.
Однако движение автобуса, неожиданно прерываемое остановками, шум улицы
и, особенно, зайчики света, внезапно отражённого от проезжаемых объектов,
очень мешали сосредоточиться на смутных зрительных образах, возникающих
где-то в глубинах подсознания за закрытыми веками глаз, и я в конце концов
оставил утомительно бесплодные попытки.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Зато покойное созерцание пейзажа и уличных сцен за окном рождали в мозгу
вашего покорного слуги немало рифмованных строчек, и большинство стихов,
которые, хочется думать, развлекают Читателя романа, сложены именно тогда.
Кроме того, я приспособился изучать во время поездки греческую литургию,
пользуясь подаренными ассистенткой магнитофончиком "Сони" с наушниками,
аудио-записями и двуязычными песенниками.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Эти стихи чем-то в корне отличались от всех, известных мне, и я пытался
посредством анализа найти первопричину их уникальной силы.
Гимны композиции были рифмованы и аллитерированы, причём консонансы
подчеркивали ударные по смыслу места стихотворений, тогда как ритмика
вносила кинематографически изобразительный подслой, вроде картины полёта
в « Херувимской песне », начинавшейся неуверенно при невероятно дерзком
предложении присутствующим усилием духа преобразить себя в небожителей:
« Ииии-та-а-а-а Хе-е-ру-вим... » - херувимы ? мы ли ? , и затем, восторженно:
« И-тааааа Хеее-рувим !!! » - да, превратились, а потом, осмысливая переход
и тихонько пробуя неокрепшие крылья: « мистикос икони-иииии-зооо-онтэс » -
мистически изображаем их, и преодолевая притяжение земли: « кэ-э-э-э-э-э-э »,
устремляемся к Престолу Животворящей Троицы: « ти-и-и-и », останавливаясь
перед Ней в изумлении: « З'о-о-о-опиоооо Три'аа-а-а-а-а-а-а-ади, Трии-'а-ади »,
вместе с предназначенным к тому небесным хором воспевая хвалу Божеству,
и вдруг, оглядываясь на свою плотскую природу и понимая её неадекватность,
увещеваем себя и других отложить всякое житейское попечение.
После чего нам в немногих словах открывается цель нашей трансформации -
дабы вернувшись в наш падший мир и церковь, где в этот момент происходит
шествие с выносом Чаши, перед Которой задом пятится дьякон с кадилом,
встретили бы достойно Царя горних и всех, непостижимого, непереводимого,
« дориносимого », то есть, поднятого фалангой над гребнями шлемов на щите,
возложенном поверх скрещенных копий гоплитов, как победоносные войска
проносили по улицам и весям града сквозь толпу чествуемого ею полководца.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Чтобы в рост устоять на зыблемом гладко-выпуклом подножьи, триумфатор
должен держаться, раскинув руки, за древки копий идущих по сторонам щита,
силуэтом напоминая распятого, оттого-то греческое слово « дорифоруменон »,
употребляемое в подлиннике, сразу вызывало у жителя Империи ассоциации
с Голгофой, копьём, пронзившим рёбра Агнца, и Его победой над Смертью.