возникали новые трудности. Все внизу быстро бежит перед глазами, и для точного определения важных

деталей летчик вынужден пролетать над ними два — три раза. А это увеличивало опасность быть [7]

сбитым. После таких полетов «девятки» часто приходили с пробоинами.

В конце мая наш морской десант во взаимодействии с переправившейся через Вятку пехотой энергичным

натиском сломил сопротивление врага. Белые начали отступать вверх по Каме. Стремясь задержать нашу

флотилию, вместе с которой продвигались фланги фронтов, белые пускали плавучие мины. Наши

летчики часто обнаруживали их и сообщали командованию флотилии.

Во время похода флотилии вверх по Каме мы стали применять для ударов по судам беляков «стальные

стрелы» — металлические стержни до 10—15 миллиметров толщиной и до 15 сантиметров длиной.

Заостренные с одного конца и имеющие стабилизирующие выточки с другого, они явились довольно

эффективным средством.

В первой мировой войне летчики сбрасывали их на пехоту или конницу. Теперь же оказалось, что

«стрелы» легко пробивали тонкие палубы волжских пароходов и поражали людей в трюмах, сея панику

среди матросов. Пленные потом рассказывали, что во время налетов наших самолетов матросы и

кочегары убегали на берег и многие из них даже дезертировали.

Бои шли успешно. Скоро, вылетев со Свинаревым на разведку, мы обнаружили, что под натиском

Красной Армии белые оставили Пермь.

На Царицынский фронт

В это время сильно осложнилась обстановка на Волге. Одновременно с Колчаком стал наступать

Деникин. Южные и восточные армии белых стремились соединиться и образовать единый фронт от

Каспия до Перми.

В конце июля под давлением превосходящих сил противника части Красной Армии отошли от Царицына.

Поэтому сразу же после освобождения Перми Волжско-Каспийская флотилия получила приказание

срочно идти на юг.

Во время похода шла напряженная работа: механики опять, в который уже раз, тщательно перебирали [8]

старенькие моторы, придирчиво осматривали и латали крылья, у одного истребителя сменили всю

обшивку. Словом, дивизион приводил себя в порядок перед новыми боями.

* * *

Стояла чудесная погода, и на стоянке между Камышином и Быковыми хуторами устроили общее

купание. А «любители рыбной ловли», захватив вместо снастей гранаты, улизнули подальше от

дивизиона в одну из проток Волги.

Через некоторое время в свете заходящего солнца показалась возвращающаяся лодка. Она шла быстро, и

было видно, как гребцы сильно налегали на весла. На «Коммуне» встревожились: не обнаружены ли

белые?

Не успела лодка пришвартоваться, как из нее перепрыгнули на палубу баржи пять возбужденных

матросов и наперебой начали рассказывать об удивительной находке.

Оказывается, выбирая место будущей «рыбной ловли», один из матросов бродил в воде, споткнулся и

поранил ногу. Чертыхаясь, он нагнулся и увидел трос, привязанный к скрытому под водой колу. Это

заинтересовало. Ныряя все глубже и глубже, матросы добрались до больших металлических бочек, лежавших на дне реки.

— Судя по всему, в таре бензин! — уверяли нас «рыболовы».

И они не ошиблись. Немедленно снаряженная экспедиция за несколько рейсов перевезла на «Коммуну»

двенадцать больших бочек первосортного авиационного бензина. Потом выяснилось, что при поспешном

отступлении белые укрыли их, полагая, что отходят временно.

«Рыболовам» повезло: во-первых, комиссар воздержался от причитавшегося им нагоняя, а во-вторых, каждому мы единогласно присудили по чарке чистого спирта. Бензин был как нельзя более кстати. Уже в

районе посада Дубовка начались боевые полеты.

В первую разведку вылетел на М-9 Свинарев. Только он начал набирать высоту, как с земли заметили [9]

два самолета белых, резко изменивших курс и приближавшихся к «девятке».

На выручку товарища тут же взлетели два наших «ньюпора». Они набрали высоту и со стороны солнца

вдвоем атаковали правый вражеский самолет.

Белые, которые до этого летали совершенно безнаказанно, дали полный газ и левым берегом ушли к себе.

В этом первом воздушном бою над Волгой мы узнали, что у белых появились новые самолеты, более

быстроходные, чем наши, и сильнее вооруженные. Как потом стало известно, это были ДН-4...

* * *

Недалеко от Царицына, в узком и глубоком овраге, выходящем к Волге, враг установил «кинжальную

батарею». Из надежного укрытия ее артиллеристы обстреливали все наши проходящие суда и, по сути

дела, перерезали сообщение по реке.

Обычная воздушная разведка не смогла обнаружить орудий противника. Они были хорошо

замаскированы и при появлении наших самолетов прекращали огонь.

25 августа один из летчиков дивизиона вылетел на морском самолете на разведку батареи с малой

высоты. Уже много раз прошел самолет взад и вперед вдоль оврага, и все безрезультатно. Летчик решил

спуститься еще ниже. Началось испытание нервов. И нервы белых не выдержали. Враг открыл по

самолету сильный огонь и этим демаскировал себя.

Уже в нескольких местах пробиты крылья и лодка. Осколок попал в штурвал. У летчика на правой руке

ранены два пальца, и сидящий рядом наблюдатель Максименко зажимает их носовым платком. А самолет

продолжает кружить. Только установив координаты батареи, экипаж возвратился к флотилии и передал

данные для стрельбы. Точным огнем наших плавучих батарей «кинжальная» была уничтожена.

* * *

К концу лета под Царицыном авиация белых, получившая новые английские самолеты и пополненная

[10] английскими летчиками, начала захватывать инициативу. Против каждой нашей «девятки» у белых

было по три — четыре самолета ДН-4, в полтора раза более быстроходных и в три раза сильнее

вооруженных. В самом деле, если М-9 развивал скорость 110 километров в час и имел один пулемет, то

скорость ДН-4 достигала 180 километров, а вооружен он был тремя пулеметами. Соотношение сил стало

настолько неравным, что дневную разведку пришлось поручить истребителям, а бомбометание перенести

на ночное время.

Столярский, передавший мне к этому времени командование дивизионом, взялся за организацию ночных

действий.

Ночные полеты вообще сложнее дневных во всех отношениях. Но особенно трудно в темноте посадить

самолет на воду. Поэтому у нас была разработана система сигнализации. Когда самолет шел на посадку, ракетами показывали ему направление ветра. На спуске баржи «Коммуна» установили фонари, а на

пароходе «Герцен» поместили прожектор, который освещал берег и помогал летчику ориентироваться.

Все это позволило нам осуществлять ночные полеты без единой аварии.

Однажды ночью к флагманскому судну подошла лодка, в которой находилась женщина в крестьянской

одежде, закутанная платком так, что лица ее не было видно. Она потребовала свидания с командующим

флотилией.

Женщина оказалась большевичкой из подпольной организации, действовавшей в расположении белых.

Она сообщила, что штаб одного из крупных соединений белых расположился на ночь в доме, стоящем на

развилке дорог.

Без суеты и шума срочно подготовили к вылету два гидросамолета. На головном полетел Столярский, ведомым — Свинарев. Развилка дорог — ориентир, который легко было обнаружить. Штаб белых

подвергся бомбардировке. Потом пленные показали, что бомбежка задержала и ослабила вражеское

наступление на этом участке. [11]

На летающей лодке через степь

После ожесточенных боев белогвардейские силы, шедшие на соединение с Колчаком, были остановлены.

Но деникинцы смогли перерезать Волгу в районе Царицына, и наша флотилия оказалась разделенной: часть ее действовала к северу от города, другая — к югу. Расстояние между ними составляло 200

километров, и связь была ненадежной, ибо осуществлялась только по радио — средству, тогда еще