Командира они нашли неожиданно быстро. Он был ранен в руку, сидел под

большой елью, а возле него на корточках сидели два бородача и наперебой

что-то ему говорили. Сергею пришлось одного бородатого отодвинуть, чтобы

добраться до командира и заговорить с ним. Усталый, раненый человек дико

посмотрел на него. Сергей его понимал: тут отряд надо спасать от гибели, а

он к нему со своими заботами. Командир ругнулся. В суматохе боя он забыл,

что самолет привезет этих двоих. Человек, который должен был проводить их до

группы Потапа, был убит. Командир предложил Сергею отходить вместе с ними

или лететь назад, но Сергей потребовал проводника. Он имел право требовать

даже в такой обстановке -- у него было задание.

Они услышали взлет самолета, и командир как-то весь посветлел, плечи

расправил, начал подниматься... Раненых отправили, теперь легче. "Отходить!"

Сергей загородил ему дорогу. Он понимал, что еще десять-пятнадцать минут, и

будет поздно. Командир рассвирепел, закричал на него, тогда Сергей закричал

на командира, и тот обмяк, махнул здоровой рукой и сказал, что все равно им

через немцев не пройти.

-- Надо, -- сказал Сергей.

Привели какого-то высокого человека, командир приказал ему проводить

этих двоих до Сотникова бора, а потом догонять отряд. Высокий замахал

руками.

-- Да вы шо? Туда идти два дня самое мало! И где я вас искать буду

потом?

-- На старой базе, куда летом муку возил. Все! Командир отвернулся от

него и поспешно пожал

Сергею руку.

-- Ну, ни пуха... Кто ж виноват, что так...

Он покачал головой и быстро пошел прочь. Бородачи подхватили автоматы и

зашагали за ним.

Высокий в сердцах сплюнул, быстро огляделся, прислушиваясь к движению

стрельбы, и вдруг побежал, крикнув на ходу:

-- Айдате сюда!

Сергей рванулся за ним, и веревка чуть не сбила с ног Лешку. Он,

оказывается, все это время продолжал держаться за нее. В темноте Сергей не

видел его лица.

Через чащобу они пробрались к какой-то не то яме, не то овражине,

спустились в нее, и высокий сказал шепотом:

-- Ляжьте тут. Переждем.

Сергей лег на землю, притянул к себе Лешку, и высокий торопливо накидал

на них листвы. Сквозь стрельбу Сергей еще слышал шаги высокого и какое-то

шевеление, потом тот затих. "Не удрал бы", -- подумал Сергей. Все шло не

так, как надо, исправить ничего нельзя было, и будущее казалось все более

неясным, а размер опасности сразу вырос. Он подумал, что не надо было

садиться. В конце концов, можно было завтра рискнуть и прыгнуть с парашютами

прямо на группу Пота-па, в Сотников бор. Зря сели в это пекло. Но тут он

вспомнил раненых, перегруженный ими самолет и подумал, что ничего другого не

оставалось.

Стрельба продолжалась еще около часа и вот теперь сразу оборвалась.

Удалось ли партизанам оторваться от фашистов?

Стало очень тихо, Сергей потрогал Лешку за плечо и вспомнил, что с того

момента, как вылетели из Ленинграда, Лешка не сказал ни слова.

-- Ты спишь, что ли? -- тихо спросил Сергей.

-- Нет.

-- Поспи.

Лешка не ответил. Сергей поерзал, приподнял голову и негромко

посвистал. Лешка вздрогнул. Неожиданно близко раздался голос высокого:

-- Лежите вы! До свету переждем.

Сергей устроился поудобней, осторожно протянул руку, нашел Лешкино лицо

и прижал пальцем кончик его носа.

-- Спи давай.

Лешка слабо кивнул. Под листьями было тепло. В лесу стояла плотная

ночная тишина.

11

Лешка проснулся от страшного шума. Он сдержался, чтобы не вскочить, и

сделал так, как его учил Сергей: замер, не открывая глаз и вслушиваясь. Он

вспомнил вчерашнее и только тогда сообразил, что это за шум. Листья. Сергей

встал, и листья с шорохом потекли на Лешку. Он открыл глаза и приподнял

голову, сбрасывая ворох листвы. Холодный воздух остудил лицо.

Среди черных деревьев серело небо. В сумеречном свете стояли Сергей и

тот, вчерашний. Снизу, с земли, ноги их были видны четко, а фигуры

расплывались в тумане, висевшем над кустарником. В лесу было очень тихо, ни

одна ветка не шевелилась. Листья пахли сухо и горьковато, а от тумана тянуло

сыростью. Так покойно было в неподвижном лесу, что вчерашнее: стрельба,

костры у самолета, крики, и суета, и бегущие по лесу люди -- все это

вспоминалось как далекое и случившееся не здесь и даже не с ним, а с кем-то

другим. Он разбросал листву и поднялся. Сергей обернулся, посмотрел на него

и продолжал негромко говорить с высоким. Тот был в драном ватнике и старой

ушанке.

На ногах немецкие сапоги. И немецкий пояс перетягивал ватник. На плече

висела немецкая винтовка. Лешка вспомнил, какие красивые патроны для этой

винтовки: гильза и капсюль залиты зеленоватым лаком.

Лицо у высокого было хмурое, серое, небритое. Он говорил что-то Сергею

и смотрел в землю. Сергей, то есть Сергуня, выглядел не лучше. Последние

дней десять он не брился -- на подбородке и скулах курчавились светлые

волоски, и лицо было неопрятным. Из-под картуза торчали отросшие патлы. И

пальто на нем было надето чужое -- короткое, руки торчат из рукавов, и в

заплатах -- Лешка сам их пришивал, потому что Сергуня-то шить не может, он

дурачок. Стеганые ватные брюки были у него заправлены в кирзовые сапоги. За

спиной висел тощий мешок с веревочными лямками.

-- Ну пошли, -- сказал Лешке Сергуня. Он был как будто спокоен, но

Лешка-то видел, как он озабочен, и понял, что завтрак будет не скоро. Лешка

проглотил слюну. У него в кармане лежал кусок потрясающего хлеба -- не

ленинградского, нет! Домашней выпечки, серый, чуть ли не белый, пахучий, с

корочкой... А в мешке у Сергуни целая буханка такого хлеба, четыре луковицы,

несколько картошек и, главное, большой кусок сала. Сала! Не каких-нибудь

"жиров"!

Высокий -- Сергуня сказал, что зовут его Матвей, -- зашагал по лесу, а

они с Сергуней пошли за ним метрах в двадцати.

У Лешки, когда он проснулся, зубы стучали от озноба, его трясло всего,

словно он промерз до костей. Прошли немного, Лешка согрелся и перестал

дрожать.

Пасмурное холодное небо понемногу светлело. От дыхания шел пар. Лес был

густой, но высокий, свободный внизу, идти было легко. Лешка попробовал

сориентироваться: самая светлая часть неба справа, там желтизна проглядывает

в облаках, значит, идут они приблизительно на север.

Матвей шел быстро, но часто останавливался, замирал, наклонял голову и

слушал. Лес молчал. Только стайка синиц попискивала в ветвях ели. Лешка

задержался, следя за зеленой верткой синицей. Когда-то он столько думал о

ней, теперь ему не до синиц.

Он подался влево, обходя поваленное дерево, перелез через трухлявую

валежину -- и его отшатнуло: в валежнике, прижавшись к земле, лежал человек!

Враз покрывшись холодным потом, Лешка быстро посмотрел вправо. Сергуня

был впереди, вот он на ходу обернулся, увидел Лешкино лицо... Он сразу

пригнулся, бесшумно подбежал, посмотрел, куда показывал Лешка. Потом

выпрямился и негромко засвистел, подзывая Матвея.

Это был убитый партизан. Лешка подошел ближе, когда его переворачивали

на спину. Молодой, может, одних лет с Сергуней. На шее намотан длинный серый

шарф. На ватнике спереди дыры и клочья ваты, почерневшие от крови.

-- Из осиповских, первая рота, -- сказал Матвей, -- не знаю, как звать.

Он обыскал мертвого, нашел только кисет и пачку бумаги для курева, да

обойму с тремя патронами от нашей винтовки. Сама винтовка лежала в стороне,

Сергуня осмотрелся.

-- Лопату бы... -- сказал он.