ступенькой, ведущей в президиум, у стены суетился человек в темных
очках. Он развешивал на стойках обширные листы бумаги. Это были куски
из плана Ленинграда, сильно увеличенные и ярко раскрашенные.
По неуверенным, стесненным движениям и по тому, как человек
старательно примеривался указкой к каждому плакату, Домокуров понял,
что перед ним если не слепой, то уж во всяком случае едва зрячий. И
подумал с сочувствием: "Ну зачем такого инвалида беспокоить? Можно
было и к нему поехать".
Семибратов спросил человека в очках: готов ли он?
- Сейчас, сейчас, - ответил тот, нервно взмахнув указкой, как бы
защищаясь.
- А вы не торопитесь, Федор Антонович, - сказал Семибратов
успокаивающе, - заканчивайте свои приготовления. - И объявил, что
первое слово предоставляется профессору Фатееву.
"Льву Галактионовичу", - мысленно подсказал Домокуров.
- ...Льву Галактионовичу! - добавил во всеуслышание
председательствующий и сел.
Из-за стола президиума, опершись на него обеими руками, с усилием
поднялся старик. В крупной фигуре его было что-то горообразное. И, как
белое облако на склоне горы, во всю грудь борода.
Лев Галактионович взошел на трибуну. Начал речь.
Это была предыстория ленинского броневика. Профессор говорил
свободно, даже ораторски красиво, а материал прямо-таки заворожил
слушателей своей колоритностью.
Домокуров улыбнулся, вспомнив, как смешно они встретились после
письма, пришедшего Домокурову из Москвы от архитектора Щуко.
x x x
Васильевский остров. Одна из многочисленных линий - похожих одна
на другую улиц.
Старинный подъезд с полустершимся железным скребком для ног возле
ступени. Старомодно выглядели и женщины в квартире, которые вышли
вдвоем на звонок. Одинаково одетые, одинаково причесанные, они, даже
не дослушав посетителя, дружно ответили: "Нет дома!" - и захлопнули
дверь.
Домокуров, запасшись терпением, пришел во второй раз, пришел в
третий...
Медная дощечка с витиевато вырезанной фамилией профессора,
твердым знаком и буквой ять уже наводила уныние своей знакомостью,
когда Домокуров наконец заставил старушек выслушать себя. На шум вышел
профессор.
- Тетушка Глаша! - Старик устрашающе выкатил глаза на одну из
женщин. - Тетушка Праксея! - оборотился он к другой. - Что здесь
происходит? Не могу я работать под ваше кудахтанье! А вам что угодно,
молодой человек?
Записка от академика Щуко произвела нужное действие. Через
две-три минуты Домокуров уже сидел в кресле, с любопытством
осматриваясь в кабинете ученого.
Книги, книги, книги, за которыми и стен не видно; стойкий запах
старинных кожаных переплетов; в овальных и прямоугольных рамках
фотопортреты знаменитых людей с дарственными надписями.
Профессор еще раз прочитал записку; было видно, что весточка из
Москвы доставила ему удовольствие. Затем отложил записку, расчистил
перед собой стол, и лицо его сразу приняло деловое выражение.
Домокуров понял, что здесь лишним временем не располагают,
поэтому начал без обиняков:
- А сами вы, Лев Галактионович, видели исторический броневик?
- Довелось... - Старик прошелся ладонью по бороде, от подбородка
вниз, по пышному ее вееру. - Довелось, довелось... Только в те
стародавние времена интересующий вас, молодой человек, броневик не был
ни историческим, ни даже особо чем-нибудь примечательным. Я говорю о
тысяча девятьсот пятнадцатом годе.
- О пятнадцатом? - Домокуров от неожиданности рассмеялся,
подумал: "Этак можно и до сотворения мира допятиться!"
А профессор:
- Рассмешил вас? Конечно, пятнадцатый год - не семнадцатый. Даже
эпохи разные. И вероятно, у вас в мыслях зародилось ироническое: "А
способен ли, дескать, ты, старина Фатеев, доказать, что броневик
тысяча девятьсот семнадцатого, с которого выступил Владимир Ильич
Ленин, одна и та же машина?"
- Именно это я и подумал... - смущенно признался Домокуров. Но
тут же к старику появилось доверие...
x x x
Фатеев потянулся к ящику с сигарами. Задумчиво обрезал одну из
них настольной гильотиной, раскурил и начал так:
- Существовал, знаете ли, любопытный народец - прокатчики. Прошу
не путать. Имеются в виду не рабочие прокатных станов на Урале или в
Донбассе. Там народ заводской, степенный... Но были прокатчики и
другого рода-племени. Знавал я их по своей служебной должности как
инженер Санкт-Петербургской городской управы...
Фатеев припомнил времена - самое начало века, когда по улицам
Петербурга наряду с конками побежали вновь изобретенные экипажи. Без
лошадей - на бензиновом моторе.
Молодому инженеру городские власти вменили в обязанность наводить
порядок в новом и небезопасном виде транспорта.
Своевольничали и досаждали ему так называемые машины на прокате.
Это были автомобили самой неожиданной формы, яркой, рекламной
раскраски. Стоянка их была у Гостиного двора на Невской линии.
Надрывали голоса зазывалы: "Эй, эй, господин, пожалуйте ко мне!
"Жермен-штандарт" - лучший автомобиль в мире. Для видных господ!",
"Мадам, покорнейше прошу "Дедион-бутон" - специальный дамский
автомобиль, не дергает, не стреляет, самого нежного хода! Пожалуйте
ваши покупочки, мадам. Садитесь", "Господа, молодые люди, кого с
ветерком? И-эх, прокачу!"
Так заманивали шоферы прокатчики из почтеннейшей публики седоков.
Работали они от хозяев, каждый гнался за выручкой, поэтому считались
только с капризами пассажиров, но никак не с правилами уличной езды.
Шальной, отчаянный был народ.
Прокатчики побаивались городского инженера. Мудреного его
отчества не выговаривали, а просто: "Держись, ребята, колокольня
идет!"
Прогонит инженер с Невского и пропала выручка: клиенты только на
Невском.
- Хочу, чтобы вы взяли на заметку одного из прокатчиков, - сказал
профессор. - Известен был под кличкой Вася-прокатчик. Виртуоз за
рулем, любимец публики! Никто из шоферов на прокате не собирал такой
выручки, как этот сорвиголова. Но не вылезал у меня из штрафов...
Записали Вася-прокатчик? Отлично. Последуем дальше. - И Лев
Галактионович продолжал: - Году в пятнадцатом, в разгар войны и не
особенно удачных для России сражений с немцами, царское правительство
закупило в Англии автомобили под броней. Это была боевая новинка.
Поставки броневиков для русской армии выполняла по преимуществу фирма
"Остин". Новинку осваивали в Петрограде. И уже отсюда, укомплектовав
людьми, отправляли броневики на фронт.
Лихие ребята-прокатчики стали первыми шоферами броневиков. Много
ли их в России было, шоферов? А бронемашины из-за границы идут и идут.
Военные власти забеспокоились: кого сажать за руль? Решили открыть
школу шоферов. Лев Галактионович был тогда уже крупным специалистом
автомобильного дела. К нему обратились за советом.
Пришел Фатеев в Михайловский манеж. Здесь, где, бывало,
развлекаясь, гарцевали на породистых конях всадники из высшего
общества, по случаю войны расположилась автоброневая часть.
Поглядел профессор на то, как обучают новобранцев, и сказал
генералу:
- Я бы выпускал шоферов вдвое больше.
- Помилуйте, где же я возьму столько инструкторов!
- Не тревожьтесь, управятся и эти.
И Фатеев попросил отрядить ему из солдат двух-трех слесарей.