орудие и только покачивал головой.
- Ну? Ну как? Пойдет? - с тревогой спрашивали обступившие его
бойцы.
А я поглядывал на изувеченное орудие со стороны и сам удивлялся
своему спокойствию. Меня ничуть не смущали глубокомысленные вздохи
Малюги и даже не тревожила порча щита. Что значит - "пойдет" орудие
или "не пойдет"? Ствол целый, есть куда закладывать снаряд? Значит,
можем вести бой!
Я терпеливо ждал, что скажет Малюга, и поглядывал в бинокль в
сторону станции. Там, в трех верстах от нас, остановился башенный
бронепоезд. Солнце еще не всходило, я смутно различал на станции
вагоны, но дым паровоза видел вполне отчетливо. Ниточка дыма выходила
как бы из неподвижной точки: бронепоезд Богуша не двигался со станции
ни туда и ни сюда.
Я обернулся к Малюге:
- Ну как там гаубица?
- Ладно еще, что не по прицелу хватил... - вздохнул наводчик. -
Э-гей вы, батарейцы!
К Малюге подскочила вся тройка молодых артиллеристов:
- Есть, товарищ начальник!
Артиллеристы вытянулись, ожидая приказаний.
Малюга велел им подать инструмент и, зайдя к орудию спереди,
что-то там с минуту отвинчивал. Потом скомандовал: "Рраз... Берем!" -
и бойцы, взявшись с обеих сторон за тяжелый щит, сняли его со ствола
орудия, как воротник, и сбросили вниз.
Щит с грохотом повалился на контрольную площадку.
- Так-то лучше, - сказал Малюга, откладывая в сторону инструмент.
- Теперь можем и стрелять.
В вагоне весело и шумно загалдели. Я еще раз посмотрел в бинокль
на станцию. Башенный поезд стоял все там же.
- По местам!.. - скомандовал я.
Малюга шагнул к прицелу. Племянник, поплевав на руки и развернув
плечи, отошел к снарядам. Двое батарейцев подскочили к правилу, третий
занял место замкового. В стороне, позади орудия, собрались,
перешептываясь, наши железнодорожники - починщики пути. Но Федорчук
строго обернулся на шепот, и все замолкли.
Я выждал паузу.
- К бою!.. Машинист, тихий вперед!..
Уже совсем рассвело, и теперь ясно был виден белый домик станции
с пакгаузами напротив. В пакгаузах черными дырами зияли разбитые
ворота... А где же Богуш? Неужели ушел поезд?
Я торопливо подкручивал окуляры своего призматического бинокля,
всматриваясь во все закоулки станции. И вдруг в воздухе запели и
заиграли снаряды. Богуш вновь брал нас на прицел.
"Не ушел, молодчик, дожидаешься? Очень хорошо!"
Машинист резко протолкнул поезд вперед, сразу на сотню-две
саженей, и мы вышли из-под обстрела. В ту же минуту машинист прикрыл
дым, и мы начали медленно приближаться к станции.
Поезд нам был виден, - должно быть, он занял позицию где-то на
запасном пути. Укрывшись там, он время от времени посылал нам
навстречу снаряды.
Вот опять прогремел далекий выстрел... С визгом и грохотом
лопнула в воздухе шрапнель, и прямо перед поездом повис белый дымок с
желтизной.
Еще шрапнель лопнула - это позади поезда.
- В вилку взял! - закричали артиллеристы.
Все, затаясь, ждали третьего снаряда.
Но поезд успел выйти из вилки, и убойный снаряд не причинил нам
вреда. Дымок третьей шрапнели повис в воздухе, распадаясь, как вата.
Молодец Федор Федорович, хорошо ведет!
Я кивнул Никифору:
- Передай на паровоз: так и держать ровным ходом...
Богуш пострелял, пострелял и, разбросав попусту с десяток
снарядов, прекратил огонь.
Он стал поджидать нас в своей засаде.
А мы продвигались, не изменяя хода, и так прошли уже с версту.
Дистанция все сокращалась...
Малюга, совсем уткнувшись носом в прицел, медленно, не отнимая
руки, вращал штурвальное колесо, и ствол гаубицы ниже и ниже склонялся
к горизонту.
Только один раз наводчик оторвался от своего стеклышка.
- На прямой! - сказал он, полуобернувшись, и опять ухватился за
штурвал.
Глянул я вперед, на рельсы, - и глаза раскрыл: да прямее и быть
не может! Дорога пролегла ровной степью - ни бугорка вокруг, а рельсы
как натянутые струны. Вдалеке, у станции, рельсы сходились в одну
точку.
"Вот это для нас позиция! Дождались, наконец-то!"
Бойцы - я это увидел по их загоревшимся глазам - не хуже меня
оценили обстановку.
Все еще теснее стали у орудия.
Племянник, шагая на цыпочках, стал подкатывать снаряды поближе к
орудию, но переусердствовал, и стальные двухпудовики загремели по
полу, как бочки на мостовой.
На парня со всех сторон зашикали, и сам он в испуге взглянул
вперед, словно этот неосторожный шум мог спугнуть Богуша.
Опять стало тихо в вагоне.
Только от телефона доносился приглушенный голос. Никифор спешил
сообщить политкому, какая нам славная выдалась позиция.
Панкратов ехал у себя в вагоне с пулеметчиками. Еще с вечера я
распределил силы так, чтобы в каждом боевом вагоне было крепкое ядро
начсостава.
Идем. Станция все ближе. Меньше двух верст уже осталось до
станции.
Но Богуш затаился, молчит. И мы молчим. У нас заложен снаряд, и у
него, понимаем, тоже все наготове.
Малюга уже самыми точными, мелкими винтиками подкручивал прицел,
давая орудию окончательную установку.
"Черт, как мы ползем!.."
Я вытер пот со лба. Велел прибавить ходу.
Поезд пошел веселее.
Повеял встречный ветерок. Проворнее стали отступать назад
телеграфные столбы. Я попробовал сосчитать, сколько столбов остается
до станции. Но из этого ничего не вышло: столбы вдалеке сливались, как
солдаты в шеренге...
И вдруг над станцией вспорхнуло колечко светлого дыма и поплыло,
качаясь, в воздухе.
Еще колечко, еще... Между постройками показалась паровозная
труба.
В следующую минуту я увидел в бинокль башенный бронепоезд - весь
целиком.
Богуш вышел нам навстречу.
Я быстро осмотрелся:
- Все на местах?.. По бронепоезду!.. Огонь!
Грохнула, ударила наша гаубица. По степи прокатилось шумное
эхо...
Бойцы сразу повеселели: кончилось ожидание, началось дело! С
присказками и шуточками бросились бойцы подавать в орудие снаряды и
заряды. Я отшвыривал в сторону стреляные гильзы, и они с колокольным
звоном катились по полу.
А вокруг поезда уже заплясали черные дымки взрывающихся гранат,
комьями начала взлетать земля, застилая пылью росистую полевую
зелень...
Я посмотрел вдоль рельсов в бинокль:
- Почище наводку, Малюга! Пока мимо!
Старик нетерпеливо мотнул головой.
- Снаряд!.. Заряд!.. - покрикивал он, не отзываясь на мои слова.
Глухой черной стеной уже стоял вдалеке дым от разрывов, и после
каждого нашего выстрела стена раздавалась все шире, словно кто-то
беспрерывно подставлял и подставлял к этой стене черные вихрастые
столбы.
Но станция виднелась вся по-прежнему. Там, в легком тумане
пороховой гари, сверкали огоньки встречных выстрелов...
Снаряды Богуша бороздили землю уже около самого нашего вагона.
Сквозь щели блиндажа нас обдавало удушливым дымом. Через бойницы то и
дело прорывались осколки, чиркая потолок и застревая в деревянных
стенах.
- Давай ему по башне, что ж ты! - крикнул я Малюге, теряя
терпение.
- Останови поезд, тогда и спрашивай! - запальчиво крикнул он мне
в ответ.
- Сто-оп!.. - скомандовал я.
Но не успел еще поезд остановиться, как снаряды обрушились на нас
ураганом.
Все потемнело вокруг. Визг, грохот, железный скрежет осколков.
Мы были в вилке.
Я подскочил к Малюге:
- Давай попадание, сию же минуту! Сию же минуту!..
Старик только мычал в ответ и, суетясь, дергал за шнур.
