-- Почему?
-- Зачем полковник-то приходил?
-- Нет. Он приходил по другой причине.
-- Может быть,-- согласился Ванин.-- Не хочешь яблока, Аким? -- Сенька
откусил и поморщился. -- Кислющие до невозможности. Пойду Лачугу угощать.
Специально для него нарвал. Слопает. Да еще и табачку даст взамен, в
благодарность. Иначе у него не выпросишь. Хоть на колени становись. Не курит
сам -- и не дает. Вот какой человек! Почище Ваньки Дрыня. А за яблоки он
даст. Это уж точно...-- И, подбодренный своей идеей, Сенька заспешил к
ротной кухне.
Вернувшись в блиндаж, Аким сел за дневник. В этот день он записал в
него всего лишь два загадочных для Сеньки слова: "Следует подумать".
10
Ночью дивизия генерала Сизова, вышедшая на свои прежние позиции,
форсировала Донец южнее Белгорода. Бойцы не продвинулись и трехсот метров,
как были вынуждены остановиться, потом залечь в прибрежных тальниках,
обглоданных снарядами и минами, примятых стальными лапами танков. Немцы
опять сидели на меловой горе, откуда они 5 июля предприняли свое
наступление. Им было все видно как на ладони. Однако и поделать они ничего
не могли. Советские солдаты с редкостным упорством отстаивали небольшой
плацдарм, который сами же окрестили надолго запомнившимся им словом
"пятачок". На другой, на третий и на седьмой день ходили гитлеровцы в
контратаку, но отбросить за реку советских бойцов им так и не удалось.
Потери с обеих сторон были немалые. Медсанбат и санитарные пункты
переполнились ранеными. Трудно было с боеприпасами. Снаряды, мины и патроны
получали только ночью, и то в недостаточных количествах: что могли натаскать
на себе и переправить на лодках -- другой переправы еще не было --
солдаты-подносчики? А еще хуже обстояло дело с питанием. Горячую пищу
удавалось доставлять только ночью. За ней ходили с термосами наиболее
храбрые и выносливые солдаты. Но и им не всегда удавалось благополучно
совершать свои опасные рейсы. Многие тонули в реке с термосами и
противогазными сумками, набитыми хлебом. Да и те, что все-таки добирались к
ротам, часто снимали со своих плеч пустые термосы: суп вытекал в пробитые
пулями отверстия. Это было обиднее всего. За семь суток солдаты исхудали,
лица их заросли щетиной, губы потрескались, в глазах -- горячечный блеск.
В особенно тяжкую и горькую минуту -- предел бывает и солдатскому
терпению -- сорвется у кого-нибудь непрошеное:
-- До каких же пор на этом проклятом "пятачке"?!
Солдат, сидящий в своем окопе и видящий перед собой лишь маленький
клочок земли, откуда в него все время стреляют, естественно, не может
проникнуть своим, пусть даже очень цепким, умом в существо оперативных
замыслов командования. Семь суток подряд вели солдаты кровопролитный бой, а
он, как им казалось, не давал никаких результатов -- только погибали
товарищи, с которыми так много пройдено и пережито. Немцы же по-прежнему
сидели на меловой горе и стреляли оттуда из пулеметов и минометов.
-- Что же это такое делается?..
-- А ты не хнычь!
-- Сам ты хнычешь!.. Говорю просто! Должен конец этому быть.
-- Без тебя думают об этом...
-- А я и ничего. Что ты пристал ко мне? Вон, смотри, кажись, опять
идут!..
Командир дивизии ни днем, ни ночью не покидал своего наблюдательного
пункта, который был теперь сооружен почти у самого берега реки. Чутко
прислушивался к охрипшим телефонам. Из соседнего перекрытого окопа,
соединенного с генеральским блиндажом ходом сообщения, долетали слова:
-- Что, залегли?.. Хорошо!.. Понял хорошо, говорю!.. Сколько?.. Новых
"карандашей" не будет сегодня... Передайте приказ "хозяина"...
-- На "пятачке", на "пятачке"! "Хозяин" требует обстановку.
На НП пришел полковник Демин. Этой ночью он возвратился с "пятачка",
где ему удалось собрать на несколько минут парторгов полков и батальонов и
провести с ними короткое совещание. Начподив еще не успел привести себя в
порядок. Он был весь черный не то от пыли, не то от пороховой гари.
-- Иван Семенович...
Но генерал не дал ему досказать.
-- Большие потери? Вижу и знаю! -- Сизов оторвался от стереотрубы.--
Знаю, Федор Николаевич! -- твердо повторил он, на его левой щеке чуть
приметно вздрогнул мускул.-- Если б можно было сказать солдатам, зачем я их
туда послал... К сожалению, пока этого говорить нельзя. Операция рассчитана
на внезапность, подготавливается втайне. Вы думаете, Федор Николаевич, я не
знаю, что многие вот в эту самую минуту ругают меня: "Что ему, генералу,
сидит себе на том берегу..."
Демин тоже хорошо знал, что главное готовится не здесь, а севернее,
против Белгорода. На дивизию же Сизова выпало самое тяжелое и самое,
пожалуй, незаметное в военном труде -- отвлекать противника, сковывать его
силы.
-- И все-таки мы должны гордиться, Иван Семенович, что именно нашей
дивизии поручили эту операцию.
-- Конечно! -- генерал вновь оторвался от стереотрубы и вдруг спросил:
-- Ко мне сейчас приносили наградные листы на санитаров. Я их подписал. Но
мне кажется, мало представлено. Вы проверьте, пожалуйста, чтоб все санитары,
участвующие в выносе раненых, были награждены. Не забудьте.
-- Хорошо, я проверю,-- сказал Демин.
-- И, если у вас есть время, сходите к пополнению,-- попросил генерал.
Начподиву очень не хотелось оставлять генерала одного в этот трудный
для него час, но он должен был сказать несколько слов молодым бойцам. И,
распрощавшись с Сизовым, Демин отправился в село Крапивное, где принимали
пополнение. Он пошел пешком -- полковник вообще любил ходить пешком и редко
пользовался машиной.
К приходу полковника молодые бойцы уже были распределены по полкам,
батальонам и ротам и выстроены перед школой. Командиры спешили до ночи
привести их в сосновую рощу, поближе к реке, чтобы с наступлением темноты
сразу же начать переправляться на "пятачок". Начальник политотдела поднялся
на крыльцо. Шум стих. Солдаты ждали.
-- Товарищи! -- негромко сказал полковник. Он весь как-то сразу
преобразился, лицо его оживилось.-- Товарищи! Вы пришли в нашу славную
гвардейскую семью и суровый час. Ваши однополчане там, за Донцом, ведут
жестокий бой. Им нужна ваша помощь... Недалек час, когда мы пойдем вперед, и
только вперед! Путь ваш будет тяжел, труден, но и светел. Вы понесете знамя
освобождения родной земле и страдающему под фашистским игом советскому
народу на оккупированной врагом территории. Будьте стойки и мужественны в
бою. Помните, с вами -- Родина, а впереди -- великая победа! В добрый час,
солдаты!..
Кто-то первый несмело прокричал "ура". Его поддержали дружно. Тремя
звучными волнами прокатилось: "а-а-а..."
Полковник легко сбежал с крыльца и стал обходить роты, здороваясь с
бойцами.
* ЧАСТЬ ВТОРАЯ *
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Третьего августа, с утра, где-то против Белгорода загудело. Разведчики
выскочили из своего блиндажа, стали всматриваться в ту сторону, откуда
катился ровный, встряхивающий землю гул. За лесом бурой стеной до самого
неба встало облако пыли и дыма, и никак нельзя было понять, с какого берега
реки поднималось оно. Эскадрильи наших бомбардировщиков неслись к этому
облаку, исчезали в нем и возвращались уже другими маршрутами, обманывая
