Было около часа ночи, когда к заставе, охраняемой часовыми с ружьями, подъехала крытая повозка-сани.
-- Стой! -- послышался сквозь завывание ветра грозный окрик часового. -- Кто едет?
Кибитка покорно остановилась перед сверкнувшим штыком, из нее не торопясь, спокойно вышел человек, закутанный в огромную меховую шубу.
-- Ты часовой? -- спросил он ломаным языком.
-- Да, часовой, -- довольно грубо ответил страж.
-- Где твое начальство? Где господин сержант? -- резко спросил проезжающий.
-- Там они! -- указал часовой на освещенные окна небольшого каменного домика.
Проезжий направился туда, но часовой и тут преградил ему дорогу.
-- А вы кто будете? Я не могу пропустить вас туда, -- решительно заявил он.
-- Я -- кто? Я, любезный, придворный доктор и приехал к твоему начальству по распоряжению его сиятельства князя Голицына.
Часовой подтянулся.
-- Коли так...
Незнакомец (это был Бирон) отстранил часового и вошел в караульную.
Тут было нестерпимо жарко, пахло добрым кнастером и вином. За небольшим столом сидели трое офицеров в расстегнутых мундирах. Они весело хохотали и опорожняли стаканы с вином.
-- Что вам угодно? -- увидев Бирона, вскочил старший из них, наскоро застегивая мундир. -- С кем имею честь?
-- Я доктор Эйхенвальд, господа офицеры, а явился я к вам потому, что мне надо произвести дезинфекцию... Вам ведь известно, от какой болезни изволил скончаться государь император?
"Доктор" при слове "император" почтительно снял свою меховую шапку.
-- Разумеется, мы знаем, господин доктор: от черной оспы, -- в один голос ответили караульные офицеры.
-- Так вот, ввиду того, что это болезнь очень заразная и может не только распространиться по всей Москве, но и выйти за ее пределы, мне начальствующими лицами приказано обеззаразить все заставы. Я полагаю, что вы будете сами рады этому, так как кому же приятно умереть в столь цветущем, как ваш, возрасте от страшной черной болезни?..
-- Черт возьми, это -- правда! -- воскликнул один из офицеров. -- Брр! Что может быть отвратительнее такой гадости?
Бирон потирал руки от холода.
-- Итак, я сейчас приступлю... Но я так замерз, что у меня не действуют руки! -- воскликнул он.
-- Так не угодно ли, господин доктор, стаканчик винца? -- обступили Бирона офицеры.
-- С удовольствием! Вы думаете, что мы -- доктора-немцы -- только одни лекарства употребляем вовнутрь? О, нет!.. Что может быть лучшего, как стакан-другой вина?!
Эти слова были встречены криками одобрения. "Доктору" налили огромный стакан токайского, и он выпил его с наслаждением.
-- Молодец, доктор! Умеете пить! -- захлопали в ладоши полупьяные офицеры.
-- Ну а теперь за работу! --Бирон вынул большую бутылку из кармана шубы и маленький "распылятор". -- А где тот часовой, который стоит у заставы? Позовите, господа, и его. Пусть и он избежит опасности заразы.
Один из офицеров вскоре привел часового.
-- Я буду опрыскивать каждого по отдельности, -- сообщил Бирон. -- Не беспокойтесь: эта жидкость не ядовита, она не испортит ваших мундиров.
"Доктор" Бирон стал поочередно переходить от одного офицера к другому, обильно опрыскивая их таинственной жидкостью. Незаметно он выплескивал большое количество ее на полы мундиров офицеров.
Лицо часового, дожидавшегося своей очереди, выражало страх. Он был убежден в глубине души, что эта самая жидкость и есть та страшная зараза, от которой может приключиться смерть.
-- Ну и тебя теперь опрыснем! -- улыбнулся "доктор" и стал обливать часового огромной струей.
Какой-то особенно противный, удушливо-сладкий запах распространился по комнате.
-- Я думал, что пахнуть будет хуже! -- воскликнул один офицер.
-- Действительно, карболка благоухает куда ядовитее!
-- А это что же за средство, доктор? -- вмешался третий офицер.
-- Новое средство, господа, -- усмехнулся Бирон. -- А теперь посидите спокойно... так полагается! -- предложил Бирон, а сам незаметно всунул себе в обе ноздри куски ваты...
-- Ах! -- послышался испуганный голос одного из офицеров. -- Что это со мной? Мне дурно!.. Голова кружится.
Он хотел вскочить, но не мог -- точно какая-то непреодолимая сила властно парализовала его ноги. Он хотел крикнуть -- но не мог: голоса не было.
-- Что... что с тоб... с тобой?..-- попытался подняться другой, чтобы прийти на помощь товарищу, но, едва приподнявшись, он так же бессильно опустился на стул, причем его глаза сомкнулись, а по всему телу пробежали судороги.
Часовой как стоял, так и свалился на пол. Путь был свободен. Бирон помчался к своей Анне Ивановне.
IX
ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ
После чудесного появления несчастной баронессы Клюгенау в замке старых Кетлеров герцогиня Курляндская совсем преобразилась. Изнывавшая дотоле от скуки, так как с ней не было Бирона и "иного какого развлечения", Анна Иоанновна вдруг нашла живой предмет, на который могла изливать избыток "нежности" своей души, отравленной желчью, или -- как она любила выражаться -- "печеночной горечью". Она окружила Клюгенау самым внимательным уходом, в котором та уже, собственно говоря, и мало нуждалась, так как находилась в последнем градусе скоротечной горловой чахотки.
Неизвестно, что заставило ожесточившуюся Анну Иоанновну столь милосердно отнестись к своей сопернице, но она поместила ее рядом со своей спальней и находилась при ней безотлучно.
Доктор ее светлости два раза навещал страдалицу. Он первый и признал в таинственной гостье замка блестящую баронессу Эльзу фон Клюгенау.
-- Как?! -- отскочил он от ее кровати. -- Это вы, баронесса?
-- Да, я... Но ради Бога, тише, доктор!.. Здесь никто не должен знать, что эта умирающая женщина -- изгнанная и сосланная гофмейстерина.
Слезы выступили на глазах доктора.
-- О, бедная, бедная баронесса! Что они сделали с вами!.. -- невольно вырвалось у добряка. -- Какое варварство!..
Клюгенау попыталась было ответить что-то, но не могла: припадок страшного кашля потряс ее грудь, плечи.
-- Я скоро умру, доктор? -- спросила она, отдышавшись.
Доктор отвернулся и пробормотал:
-- Бросьте думать об этом, баронесса! Я вылечу вас, поставлю на ноги...
Печальная улыбка тронула бескровные губы умиравшей.
-- Не надо утешений, мой добрый доктор! -- сказала она. -- После того, что я перенесла, смерть для меня --улыбка счастья.
В эту минуту в комнату вошла Анна Иоанновна.
-- Ну что, доктор? Как поживает наша больная? -- громко спросила она.
Она только что отобедала и потому была весьма изрядно возбуждена. Привыкшая и всегда пить довольно неумеренно, Анна Иоанновна на этот раз постаралась особенно. От нее несло запахом вина и ее излюбленными духами (мускусом). Своей огромной, пышной фигурой она заполнила пространство небольшой комнаты.
-- Эта почтенная дама очень серьезно больна, ваша светлость, -- угрюмо ответил доктор.
-- Это не прилипчиво? -- опасливо спросила будущая императрица.
-- Нет, не беспокойтесь: вашему драгоценному здоровью не угрожает ни малейшая опасность.
Умирающая баронесса опять закашлялась. Анна Иоанновна склонилась над ней и охватила ее исхудавшую шею своими пухлыми руками. И вдруг огромная струя алой крови вырвалась из широко раскрытого рта Клюгенау и залила весь корсаж герцогини.
-- Ай! -- закричала та в испуге, отшатываясь от баронессы, и ее лицо вмиг побледнело, а глаза широко раскрылись. И тотчас же она, смятенная, вышла из комнаты умиравшей,
-- Кровь! Опять кровь! -- вырвалось у нее.