А дело такое: мазь и настойку выдумал Брюс, чтобы из старого человека сделать молодого. И поступать надо было в таком порядке: взять старика, изрубить на куски, перемыть хорошенько и сложить эти куски как следует, потом смазать их мазью и все они срастутся. После того надо побрызгать этим настоем, этим бальзаном. И как обрызгал, станет человек живой и молодой. Ну, не так, чтобы вполне молодой, а наполовину. Примерно, было человеку 70 лет, станет 30. Это так по науке полагается. С наукой шутить нельзя: требуй от нее столько, сколько она может дать, а лишку потребовал -- она сейчас на дыбы станет, и сколько ты ни трудись, все попусту будет, прахом пойдут твои труды, потому что науке аккуратность нужна. А Брюс знал все это, умел, как обойтись с ней, вот от этого у него все выходило. А главное -- голова, ум хороший был у него.
А было тогда Брюсу восемьдесят лет, и хотел он, чтобы стало сорок. И приказал он лакею, чтобы тот перерезал ему горло бритвой, изрубил на куски и чтобы эти куски перемыл и сложил по порядку, после того смазал бы мазью и уже после полил бы бальзаном. А лакей сделать-то сделал, да не все: бальзаном не полил, а взял, да разлил его по полу. И чего ради пошел он такое дело -- и поднесь никто на знает. Зло ли какое было ему от Брюса или подкупил его кто -- никому не сказал об этой причине. На что уж ученые профессора по книгам, по бумагам смотрели -- ни до чего не докопались.
-- Тут, говорят, лакеева тайна.
Разумеется, причина была, потому что как же так без причины убить человека? Что-то такое было...
Ну, хорошо... Вот он не полил бальзаном и не знает, куда спровадить мертвого Брюса. А тут как раз в эту пору приходят в башню Брюсовы знакомцы. Смотрят -- лежит мертвый Брюс. Они и удивляются:
-- Что же это такое? -- говорят. -- Ничего не слышно было, чтобы Брюс болел, а уже лежит мертвецом. -- И спрашивают они лакея:
-- Когда же это Брюс помер? А он говорит:
-- Вчера поутру.
Они опять спрашивают:
-- Почему же ты, подлая твоя харя, молчишь? Почему ты, анафемская сила, никому об этом не сказал? А он и не знает, что на это сказать.
-- Да я, говорит, маленько перепугался.
Ну, они были не дураки -- сразу увидели, что тут дело не чисто. Кинулись к нему, давай его бить:
-- Признавайся, говорят, как дело было?
А он говорит:
-- У него разрыв сердца произошел.
Ну, только они не верят:
-- Брешешь, чортов мазурик! -- И давай его головой об стенку стукать.
Он было крепился, да видит -- мочи нет, и сознался:
-- Мой, говорит, грех. Вот так и так произошло, -- все рассказал.
Они спрашивают:
-- А за что ты руку на Брюса наложил?
А он говорит:
-- Хоть убейте, не скажу.
Они давай ему под бока ширять кулаками, давай по затылку бить. Только он не сознается. Вот они видят -- человек уперся на своем, заковали его в кандалы, повезли к царю. Привезли, и рассказали об этом деле. А Петр так рассудил:
-- Действительно, говорит, Брюс очень ученый был, это правда. Ну, говорит, и то правда, что ехидина из ехидин был. Он, говорит, очень зазнался и царской короны не признавал.
Это Петр за насмешку так говорил и за то, что Брюс не дал своего согласия на отвод глаз в военном деле. Не мог забыть он своей злобы.
-- Правда, говорит, такая Брюсова судьба, чтобы от руки лакея смерть ему была, только все же, говорит, лакея никак прощать нельзя, а то, говорит, и другие лакеи станут убивать своих господ. И потому, говорит, надо сжечь лакея живьем, чтобы другим лакеям пример был.
И сейчас подхватили лакеишку под мышки, поволокли на площадь. И как притащили, стали жечь: костер огромаднейший разложили и стали поджаривать. А тогда простота-матушка была: ни этой Сибири, ни каторжной работы не знали, а рубили головы да живьем жгли. Этой волокиты и в помине не было. Вот и с лакеем долго не стали хомутаться: сожгли, и дело с концом.
А Брюса Петр велел похоронить:
-- Оттащите, говорит, этого пса на кладбище, закопайте!
Вот как он благословил Брюса! Видно, солоно пришлось ему от Брюсовой насмешки!
Ну, похоронили Брюса, а Сухареву башню Петр приказал запечатать. После-то ее и распечатывали не раз, Брюсовы книги искали, да не нашли. И как найдешь, ежели они в стене замурованы? Станешь стену ломать -- башня завалится, -- вот и не трогают ее, пусть, мол, стоит.
Как Брюс с царем поссорился
Раньше Брюс жил в Петрограде, да царь Петр выслал его в Москву за одну его провинность: на царском балу, во дворце, он устроил насмешку. А эта насмешка такая. Приехал на этот бал Брюс, а уж был хватемши, да мало-мало до настоящей припорции недоставало. Вот он подошел к буфету, взял бутылку вишневки и давай прямо из горлышка сосать. Сейчас лакузы [т. е. лакеи], разная эта шушера-мушера побежали царю жаловаться.
-- Брюс, говорят, пьяный напился и безобразничает: прямо изо всей бутылки наливку вишневую пьет, а тут дамский пол, генералы...
Вот царь подходит к Брюсу и говорит:
-- Ты что же хамничаешь? Нешто рюмок нет, что ты из бутылки прямо тянешь?
Ты вот, говорит, вместо того, чтобы охальничать, устроил бы какую-нибудь потеху, а гости посмеялилсь бы...
-- Ну ладно, -- говорит Брюс, -- устрою тебе потеху. И устроил. Понятно, с пьяных глаз...
Эта публика, разные там графы да князья, генералы, женский пол, эти барыни под музыку плясали-танцевали... Все одеты хорошо, все шелка да бархат, одним словом, шико... Вот Брюс махни рукой. И тут видят эти самые господа, которые по паркету кренделя выделывали, что на полу отчего-то стало мокро... По первому-то разу подумали, что беспременно грех с кем-нибудь случился... И-и пошло у них тут "хи-хи" да "ха-ха"... Но только видят -- идет вода из дверей, из окон, падает с потолка... И завизжали, загорланили...
-- Потоп! Потоп!
Они думали, что это петербургское наводнение. Нева из берегов вышла, весь город потопила. И началась тут потеха! Эти госпожи барыни платья задрали, а генералы да князья кто на стул взобрался, кто на стол, кто на подоконник... И все вопят, орут, -- думают, что им конец подошел. Только царь знал, что это Брюс сделал отвод глаз, и кричит он ему:
-- Брюс, пьяная морда! Брось свои штуки!
Вот Брюс опять махнул рукой -- и смотрят все: нет никакой воды, везде сухо. Но только господа эти стоят на столах, на стульях, а барыни задрали подол... Тут все поняли, что Брюс над ними шутку подшутил, и стали жаловаться царю, дескать, Брюс на нас такую срамоту нагнал -- разговор на весь столичный город Петербург выйдет. А Петр им говорит:
-- Вы как веселились, так и веселитесь, а я с Брюсом расправлюсь.
Подозвал Брюса и принялся ему выговаривать:
-- Нешто, говорит, я такую потеху приказывал делать? Ты, говорит, моих гостей осрамил.
А Брюс в ответ говорит царю:
-- Не велика, говорит, штука русский квас: копейка стакан! А что касается твоих гостей, то, по мне, они есть собрание сволочей.
Тут Петр осердился:
-- Не смей, говорит, выражаться! Я, говорит, с улицы не собираю всякую сволочь.
Ты, говорит, напился, ты пьян!
А Брюс смеется:
-- Немножко, говорит, заложил за галстук. Но только, говорит, скажу, что пьяница проспится, а дурак никогда!
Тут Петр и спрашивает:
-- Так это, по-твоему выходит, что я дурак?
А Брюс отвечает:
-- Я тебя не ставлю в дураки, а только меня досада берет, что ты взял под свою защиту этих оглоедов.
Ну, слово за слово. В голове-то Брюса зашумело, он и наговорил много лишнего. Тут еще больше рассердился царь.
-- Я, говорит, вижу, ты чересчур много о себе понимаешь: все у тебя дураки, одного себя ты умным выставляешь. Ну, ежели, говорит, все дураки, а ты один умный, то нечего тебе промежду дураков жить. Завтра поутру пришлю тебе подводу и отправляйся в Москву, живи в Сухаревой башне.
