Старый, а уж такой бабник, такой ходок -- где уже там молодому угнаться за ним! Молодому-то и во сне того не приснится, что он разделывал! И опять-таки тут корешки эти его, травы разные: пастилу из них такую изготовил, лепешечки такие -- даст какой даме кусочек, она съест и сделается сама не своя, так и льнет к нему, так и льнет... Ведь вот какую антимонию придумал!

   Ну, да ведь он придумает! Кому другому и в ум не придет, а он умел. С головой парень был, не мешком из-за угла прибитый!..

   И будто дал он этой пастилы царице... Сумел дать. Ему ли не суметь? Вот и дал. И как она покушала, то и взыграла. И такое началось во дворце, такой пошел садом-гамора, что и не скажешь. Которые тогда бывали во дворце, так прямо говорят: "Это не дворец, а кабак и развратный дом!" Вот до чего дошло!

   Пьянствовали все напропалую, а про Николая и говорить нечего: он и раньше тверезый почти дня не бывал, а как пришел Распутин, так в дворце ничем и не пахло, окромя водки. Кабак, да и только!

   Собрались мастера выпить: Николай не пролей капли был, а Распутин -- так уж прямо луженая глотка. Прорва настоящая: сколько ни пьет -- не скажет "довольно".

   И до того он распьянствовался, расхамничался, что удержу нет. Нажрется и давай кого ни попадя матерью ругать, а не то -- песни похабные примется орать. А Николай только посмеивается, будто так и полагается. Вот до какой линии дошли тогда в царском дворце. Такое позорище на всю Расею пустили... И никакой совести нет. Война идет, Расею продают, грабят, разоряют, а Николаю это ничего, ровно бы так и надо. Ему все нипочем, лишь бы водка была да Распутин при нем -- вот как опутал его Распутин!

   Ну, да эти шнурочки, веревочки эти от царицы шли: она уже давно Расею продавала Вильгельму. И такой уговор был у нее с ним: Николая с престола сковырнуть, а ей бы самой царствовать. Дескать, наследник малолеток, к тому же больной, вот ей полная воля распоряжаться, командовать всем.

   Ну, Вильгельм, разумеется, не даром старался, хотел половину Расеи себе оттяпать, какая получше, а похуже -- царице оставить, а Николая по шапке, в отставку, пусть пьет с Распутиным своим, водки хватит... Может, и Распутина Вильгельм подсунул, чтобы Николаю веселее было пить. Конечно, не сам подсунул, а его денежки -- они тут работали.

   Заранее сделали распределение Вильгельм и царица, да расчет ихний не вышел: как убили Распутина, так и самую царицу с Николаем сковырнули.

   И будто за княгиню убили Распутина: будто и ей он дал порошков -- не порошков, а этой пастилы. А князья озлились.

   -- Царица, говорят, как хочет, это ее дело, но только чтобы наших жен не трогал.

   Только, думается, не через княгиню, а просто насточертел он всем. Ну, и взяли его в разделку.

   И он учуял, что гроза над ним собралась, из дворца -- ни ногой. Зовут его князья обедать, а он нейдет:

   -- Я, говорит, нездоров.

   Ну, они другое придумали.

   -- Приехала, говорят, из Москвы красотка, хочет в отношении знакомства...

   А ему эти красотки слаще всего, старый-старый, а ядовитый был. И не стерпел, приехал, а его пристрелили -- "угостили красоткой" -- и бросили под мост. А Николай не верит, что его убили:

   -- Это, говорит, невозможно!

   И царица не хочет верить:

   -- Как это, говорит, можно, чтобы на такого человека руку поднять?!

   Ну, можно-не можно, а Распутина привезли во дворец мертвым. И плачу же здесь было тогда! Такое, подумаешь, царское горе! Ну, им, действительно, горе... Им горе, а кому и радость -- весь народ, сколько его ни на есть, ничуть не пожалел:

   -- Собаке, говорит, собачья смерть!

   А во дворце рыдание большое было. И три дня его тело держали -- расстаться жаль было. От него уж дурной запах пошел, а они духами его поливали...

   Ну, наконец-то похоронили. Особое такое место выбрали, только не на кладбище, и разукрасили могилку: песочком посыпали, убрали цветами... Сколько цветов в магазинах было -- все закупили.

   Ну, они так разукрасили, а народ по-иному... Утром царица едет проведать могилку, а там народу с тысячу собралось. Могила разрыта, и тут костер горит, а на костре Распутин лежит... А это народ жег его, чтобы от него и звания не осталось.

   И как она увидела это сожигание, поскорее обратно во дворец: поняла, какое дело началось. Тут не до Распутина, самой бы убраться впору...

   Вот едет, а кругом народу тысячи, и шумят, кричат, а тут красные флаги, стрельба... Ну, революция!

   И тут налетели на нее, взяли под арест. Она спрашивает:

   -- Где царь?

   А ей говорят:

   -- Теперь больше нет царя -- есть Николай Романов. Под замком, говорят, сидит, и тебя туда сведем. А ваш, говорят, престол разломали и будем жечь на площади.

   Вот приводят, смотрят -- Николай без аполетов, сняли с него... Раз не царь -- зачем ему аполеты? Вот и сняли. Тут она заплакала.

   -- Конец, говорит, нашей жизни пришел...

   Ну, маленько ошиблась: конец этот не тогда пришел, а после.