— Женя… Женя…

— Что? Что, милый?

— Спасибо тебе, — выдохнул он, обессиленно откидываясь на спину.

— А за что? — лукаво спросила Женя, вытягиваясь рядом.

— Что ты есть, — тихо ответил Эркин.

Они лежали поперёк кровати. Эркин повернулся набок, поцеловал Женю в плечо, в шею.

— Ты есть, Женя, ты ведь в самом деле есть, да, Женя? Это же не сон, правда?

— Правда.

Женя ощупывающим движением погладила его по лицу, шее. Эркин приподнялся на локте, наклонился над Женей.

— Женя, тебе ведь неудобно так, можно я…

Она кивнула, не дожидаясь конца фразы, и Эркин осторожно вынул шпильки изеё узла, и, когда он потянулся над ней, чтобы положить шпильки на тумбочку, Женя поцеловала его в грудь. Эркин вздрогнул и замер. Потом медленно разжал кулак, высыпав шпильки на тумбочку. Губы Жени всё ещё касались его груди, и, пока он убирал руку и ложился обратно, они скользили по его груди и шее.

Эркин лёг и попытался перевести дыхание. Сердце бешено колотилось о рёбра, как после бега, дрожали и беспорядочно подёргивались мышцы. И преодолевая эту дрожь, он снова повернулся набок и положил руку на грудь Жени, погладил так, чтобы сосок скользнул между пальцами.

— Женя, ты такая красивая. Я… я не знаю, как сказать… спасибо тебе, Женя, если бы не ты, меня бы не было уже, нет, Женя, пойми, я… я же не знаю ничего, со мной никогда… нет, я не о том, Женя, я не могу без тебя, если что с тобой случится, я жить не буду, Женя…

Он говорил и гладил, трогал Женю, целовал её грудь, живот, уже не понимая, что и зачем он говорит, чувствуя только руки Жени на своей голове и плечах, только её тело под своими губами и руками.

Женя гладила его литые плечи, ерошила и приглаживала ему волосы, такие… приятные на ощупь, блестящие в свете люстры. Господи, что он там говорит, она не понимает и не хочет понимать слов, она только слышит его голос, такой красивый, глубокий, она даже не понимает, на каком языке он говорит. Она обнимает, прижимает его к себе. Такого большого, сильного…

Опираясь выпрямленными руками о постель, Эркин осторожно навис над Женей и, когда она готовно подалась навстречу, вошёл сильным и точным толчком. Женя охнула, засмеялась и, вскинув руки, сцепила пальцы на его шее.

— Так? — счастливо спросил Эркин.

— Так, — смеялась Женя, — и так… и так… родной мой… И опять его накрыла горячая волна, и опять бешеный водоворот, когда сердце у горла, сохнут губы и глаза, и Женя… Женя смеётся, ей не больно, ей хорошо…

…Женя медленно, как просыпаясь, закинула руки за голову и потянулась. Её движение разбудило Эркина. Он вздрогнул и открыл глаза.

— Женя?

— Да, — Женя снова потянулась и села. — Ох как хорошо.

— Да? — Эркин приподнялся на локтях. — Правда? А сейчас…

— А сейчас, — мечтательно сказала Женя и вдруг прыснула. — Придумала! Сейчас мы пойдём, съедим по мандаринке. Снимем с ёлки.

— Давай, — согласился Эркин.

— Тогда пошли, — Женя схватила его за руку и потащила за собой. — Только тихо, а то Алиску разбудим.

Эркин, разумеется, не стал сопротивляться. Ни одеться, ни даже обуться Женя ему не дала и сама не оделась. Так, голыми, держась за руки, они и пошли. Пересекли тёмную прихожую и вошли в наполненную запахами хвои, апельсинов и конфет большую комнату. Эркин свободной рукой включил свет.

Искрилась и сияла ёлка, и они остановились перед ней. Женя тихо засмеялась.

— Мы как Ева с Адамом.

— А? Понял, — тут же кивнул Эркин. — Помню, поп в Джексонвилле рассказывал, — и улыбнулся, соглашаясь с Женей: — Смешно.

Женя оглядела ёлку.

— Даже жалко, — и вздохнула: — Такая красота.

— Давай вон те два, — предложил Эркин. — А я потом фонарик перевешу и закрою.

— Давай, — согласилась Женя.

Эркин отпустил руку Жени, легко потянулся и вытащил откуда-то из глубины ёлки два мандарина. Ёлочные ветви щекотно кололи ему грудь и руки. Не больно, даже приятно. Он отдал мандарины Жене, перевесил фонарик из золотистой бумаги и большой белый шар с фиолетовыми звёздами, отступил на шаг.

— Ну как, Женя?

— Потрясающе! — она чмокнула его в щёку.

Эркин озорно посмотрел на неё.

— Держишь их?

— Мандарины? — улыбнулась Женя. — Держу.

— А я тебя.

Эркин легко подхватил её на руки.

— Пошли обратно.

— Это ты идёшь, — Женя рукой с зажатым в ладони мандарином обхватила его за шею, — а меня несут. Ага, свет я выключу.

Другой рукой, тоже с мандарином, она по дороге ударила по выключателю.

Дверь в спальню они оставили открытой и свет не выключили, так что заблудиться было невозможно. Эркин внёс Женю в спальню и усадил в центре кровати, а сам сел рядом. Женя очистила мандарины — их тонкую кожицу не надо надрезать — протянла на ладони Эркину.

— Бери любой.

Эркин сел поудобнее, скрестив ноги, и взял ближний к нему мандарин. Короткие пухлые дольки лопались во рту, обрызгивая нёбо и язык кисловатым соком.

— Красота! — вздохнул Эркин, доев мандарин.

— Ага, — согласилась Женя.

Они быстро посмотрели друг на друга и одновременно засмеялись и кивнули, всё поняв. Быстро собрали корки, и Женя разложила их на тумбочках у изголовий, чтобы приятно пахло, а Эркин убрал ковёр и сложил его на пуф. Быстро собрали и разложили по пуфам разбросанную по полу одежду. Эркин откинул одеяло.

— Я свет погашу.

— Ага, — Женя юркнула под одеяло и засмеялась, потягиваясь.

Эркин выключил свет и лёг. Обнял Женю.

— Спим? — губы Жени касались его уха. — Спокойной ночи, милый.

— Ага, — ответил он, уже закрыв глаза. — Спокойной ночи.

И последнее, что он ощутил, это рука Жени, натягивающая на его плечо одеяло.

Разбудила их, как всегда в выходные, Алиса. Но вчера, возвращаясь от ёлки, они забыли закрыть дверь на задвижку, и Алиса ворвалась в спальню с криком:

— Мама! Эрик! Там подарки уже лежат, а вы спите!

— Ох, — вздохнула Женя, — ну, началось.

Алиса прыгнула на кровать, споткнулась и упала на Эркина. И прежде, чем Женя успела встать, она полезла под одеяло. Эркин моментально повернулся на живот и уткнулся лицом в подушку. Но это его не спасло.

Ну, Эрик, — Алиса пыталась ухватить его за плечо, слишком большое для её ладошек. — Ну, там, знаешь, сколько всего, ну, идём скорей.

— А ты что, — Женя откинула со своей стороны одеяло и встала, отыскивая свой халатик, — уже лазила туда?

— Не-а, ну, Эрик, ну, чего ты такой тяжёлый? — Алиса подсунула наконец руки под его шею и, сидя на его спине, пыталась приподнять его. — Там бантики красивые, мне потом так не завязать. Ой, мам, а ты голая! Я тоже так хочу!

Она отпустила Эркина, встала во весь рост, отбросив мешающее одеяло, и стала стаскивать с себя длинную ночную рубашку.

— Мам, Эрик, а давайте так! Так интересней!

— А мне шлёпать тебя удобней! — Женя сдёрнула Алису с кровати. — А ну марш умываться!

— Мам, а подарки?!

— Голым неумытым не положено, — строго ответила Женя. — Я же не иду!

Алиса поняла, что грандиозная идея похода голышом за подарками неосуществима, и подчинилась. Женя кое-как накинула халатик, взяла ночную рубашку Алисы и её саму за руку и вышла из спальни.

Эркин отсмеялся, вытер ладонями мокрое от выступивших слёз лицо и встал. Оглядел валяющиеся на полу свои и Женины вещи и покачал головой. Однако… порезвились… В щель между шторами пробивался свет. Эркин подошёл к окну, раздёрнул шторы и зажмурился: утро было солнечным. Он невольно рассмеялся и так, смеясь, пошёл к шкафу. Надо же, в самом деле, одеться. Он достал и надел трусы. И тут в спальню опять влетела Алиса. В трусиках и маечке, ещё не причёсанная, с горящими от холодной воды и возбуждения щеками.

— Эрик! Ты оделся! Идём! Скорей!

— Куда? — спросил Эркин.

— Да к ёлке же!

Алиса ухватила его за руку и потащила за собой. В дверях спальни встала Женя.

— Алиса!

— Я умыта и одета, — быстро ответила Алиса. — Эрик, идём! Ну, мам, ну, ты же одета, ну, пошли!