— Зарабатывать их, — весело ответил Эркин.

Саныч кивнул.

— Верно говоришь.

— Последнее дело халявщиком жить, — согласился Лютыч.

Они всей бригадой стояли цепью, передавая с рук на руки небольшие, но увесистые коробки. Работа не особо сложная, и чего ж не почесать языки.

— Кому и халява сладка.

— Сладко естся, да горько рыгается.

— И то верно.

— «Ёлочные» большие будут?

— Завтра увидишь.

— Ох, братцы, неужто святки гулять будем?!

— Как до войны!

— А ты помнишь, как оно до войны было?

— А ты?

— Ну, я уж в школу вроде пошёл.

— Да-а, давненько, значит.

— Гулять, братцы, не проблема…

— Проблема, на какие шиши!

— А драка бесплатна!

— Это ты, щеня, задарма кусаешься, а Ряха…

— Он за выпивку.

— Ряха, тебе сколько выпить надо, чтоб с Морозом задраться?

— Давай, Ряха, на гроб тебе мы скинемся.

— Слышали уже, новое придумай!

— Ладно вам, на «стенке» всех посмотрим.

— А чё?! Я жилистый, меня на прошлый год в остатних сшибли.

— Ага, потому как против тебя контуженный стоял.

— Мужики, как завтра работаем?

— Старшой скажет.

— Точно. И скажет, и укажет, и пошлёт…

Эркин охотно смеялся вместе со всеми. Он уже догадался из разговоров, что «стенка» — это драка, но не простая, а по правилам. Если это вроде ковбойской олимпиады, так отчего ж не поучаствовать. Святки, святочные гулянья, целая неделя праздников… Интересно! Рождество и Святки в Паласе — вспоминал он — это сплошная работа, тяжёлые угарные смены, в питомнике… голод из-за надзирательского загула и опять же работа, а в имении праздников он вообще не видел, да и какие праздники или выходные со скотиной. Доить, кормить, поить, навоз выгребать каждый день нужно. Даже на выпасе и то без присмотра бычков не бросишь. Нет, это всё не то, не праздник, нет, не было у него никогда раньше праздников. Вот только… День Матери в Джексонвилле, когда они с Андреем ходили купаться на пруд, да… да всё, пожалуй. Остальное не в счёт. Воскресенье в Джексонвилле — не отдых, а досадная помеха, перерыв в заработке, церковная нудьга, тоскливое сознание, что Женя дома, а он должен до сумерек где-то шататься, потому что их могут застать врасплох, ощущение обделённости… Эркин тряхнул головой. Нашёл, что вспоминать, дурак. Здесь… здесь совсем по-другому.

— Эй, старшой, шабашим никак?

Медведев, сбив на затылок ушанку, вытирает лоб.

— Так, мужики. Сейчас ещё вон ту гору раскидаем и завтра выходим в восемь.

— Чё-ё?! — взрёвывает Ряха. — Охренел?! За полночь уже. А пошёл ты с такой работой…!

— В сам деле, — кивает Геныч. — До дома дойдём и обратно поворачивать, что ли?

— За ночь смёрзнется, — Медведев сдвигает ушанку обратно на лоб. — Завтра дольше проколупаемся.

— Не об этом речь, старшой.

— Больно рано завтра.

— На казарменное тогда уж лучше.

— Выйдем в восемь, уйдём в час, — спокойно ответил Медведев. — А если с двенадцати… сам посчитай.

— Тогда уйти в пять, — сказал Эркин и кивнул. — Я выйду в восемь.

— На охоту вождю приспичило, — съязвил Ряха.

— Нам на беженское новоселье ещё завтра идти, — кивнул Миняй. — Я с Морозом.

— Ещё кто с восьми? — прищурился Медведев.

— А чего? — сразу насторожился Колька.

— Пятеро остаются и выходят завтра в двенадцать, а пятеро шабашат и завтра с восьми. Все поняли?

— И я с восьми, — сразу кивнул Саныч.

— И я подхватил Колька. — Серёня, с нами?

— А чё ж! — тряхнул головой, едва не уронив ушанку, Серёня.

— Валите, — кивнул им Медведев. — Остальные за мной!

— Лихо, — хмыкнул Лютыч. — Ловко подсуетился, старшой.

Колька с размаху хлопнул Эркина по плечу.

— Всё, айда домой.

Они уже не спеша, отдыхая на ходу, пошли в бытовку. Так же не спеша переоделись. Эркин даже потянулся немного. Народу мало, Ряхи нет, никто к нему не цепляется. А Серёня… тот вовсе смотрит на него… Эркин вспомнил Толяна в лагере и усмехнулся.

— Всем до завтра, бросил от порога Колька. — Серёня, айда.

— До завтра, — откликнулся Саныч, запирая свой шкафчик. — Бывайте, мужики.

— Бывай. Мороз, готов?

— А то! — Эркин притопнул, плотнее насаживая на ноги бурки. — До завтра.

Размявшись, он шёл легко и быстро. Миняю пришлось подстраиваться под него.

— Куда спешишь?

— Хочу успеть выспаться, — улыбнулся Эркин.

Миняй кивнул.

— Тимофей, надо думать, завтра тоже с утра.

— Тогда пошабашим, поедим и у нему, — сразу решил Эркин.

— Дело, — согласился Миняй. — Спрошу у своей тогда и завтра обговорим, — улыбнулся. — Всё купил?

Эркин как-то неуверенно кивнул.

— Думаю… нет, не знаю, — и смущённо признался. — В первый раз же.

— Я вон тоже… — задумчиво ответил Миняй. — Считай, забыл всё.

— И как? — заинтересованно спросил Эркин.

— Где спрошу, где подсмотрю, а где, — Миняй усмехнулся, — а где и сам придумаю.

— Что ж, — Эркин сосредоточенно кивнул. — Что ж, и так, конечно…

— Главное, чтоб хорошего побольше, подарков, угощения там…

— Ну да, ну да, — кивал Эркин.

— Гостей принять, самим в гости сходить… Святки-то я плохо помню. Ряженые, вроде, ходили… Ну, в масках, как…

— Маскарад? — спросил Эркин по-английски.

— Ну да, так оно и есть, — обрадовался Миняй.

За разговором они незаметно дошли до дома. Эркин взглядом нашёл свои окна. Нет… нет, шторы такие плотные, что даже непонятно: горит свет или нет. Может… может, Женя сделала, как он просил? Он попрощался с Миняем и побежал к себе.

В квартире было тихо и темно. И пахло как-то странно. Похоже на обойный клей, но по-другому. Ладно, всё завтра. Эркин бесшумно разделся и прошёл в ванную. В душ и спать. Есть он не то, что не хотел, но… но спать хотелось больше. Он вымылся под душем, вытерся, натянул лежащие наготове старые джинсы и осторожно вышел.

Он был уверен, что не мог разбудить Женю, что сделал всё бесшумно, но в кухне горел свет, а в дверном проёме стояла Женя.

— Попался?! — сказала она грозным шёпотом, обнимая его за шею и целуя в щёку.

— Ага, — счастливо выдохнул Эркин. — Женя, ты… я же…

— Всё потом. Сначала поешь. Через плечо Жени Эркин посмотрел на накрытый стол и неожиданно для себя сглотнул слюну.

— Вот так, — засмеялась Женя. — Меня ты не обманешь.

— Я и не обманываю тебя, ты что, Женя…

— Садись и ешь, — с шутливой строгостью сказала Женя. — Я же знаю, что ты голодный.

— А ты?

— Я чаю выпью.

Он ел необыкновенно вкусное жареное мясо с картошкой и солёным огурцом и смотрел на Женю. Да, он всё понимает, но… но это так хорошо, что Женя рядом с ним.

— Женя, — он, не удержавшись, вытер тарелку куском хлеба и виновато посмотрел на Женю: еда людская, а он по-рабски…

— Ничего, — улыбнулась Женя, — ты устал, проголодался. Ничего. Ты что-то сказать хотел?

— Да. Я завтра с восьми и до часу.

— Да? — обрадовалась Женя. — Я тоже. И Тим завтра с утра. Так что как раз. Придём, пообедаем, Алису спать уложим и пойдём к ним.

— Хорошо, — кивнул он, придвигая к себе чашку с чаем. — Женя, а… а почему клеем пахнет?

— А я и не замечаю, — улыбнулась Женя. — Это мы с Алисой украшения на ёлку клеили.

— Аа, — протянул он.

Женя рассмеялась.

— Завтра увидишь. И завтра вечером ёлку занесём и поставим. За ночь она оттает, и с утра наряжать начнём.

— Хорошо, — сразу согласился Эркин, залпом допивая чашку.

Женя быстро убрала посуду и протёрла стол.

— Всё, давай спать.

Он легко встал и взял её на руки.

— Я отнесу тебя.

— Эркин, ты с ума сошёл.

— Как скажете, мэм, — он быстро поцеловал её в висок и совсем тихо: — Я только отнесу, Женя, ну, позволь мне, ну, можно?

— Можно, — согласилась Женя.

И увидела, как радостно осветилось его лицо.

У выхода из кухни Эркин замедлил шаг, и Женя, дотянувшись до выключателя, погасила свет. Он внёс её в спальню и положил на кровать. Мягко, не горяча, раздел и укрыл. Потом быстро разделся сам и нырнул под одеяло, лёг рядом. Женя погладила его по плечу.