Женя открыла сразу и буквально вдёрнула его внутрь.

— Ты с ума сошёл! Тебе что, надеть нечего?! — обрушилась она на него и тут обнаружила, что у него под курткой ничего нет.

Женя задохнулась от негодования. Она даже говорить не могла и молча, яростно забарабанила кулачками по открывшейся груди Эркина. И тут же обхватила его под распахнувшейся курткой, прижавшись щекой, и расплакалась.

— Женя, — окончательно растерялся Эркин. — Женя, я… что ты, Женя?

— Дурак, — наконец выговорила Женя. — Дурак, ты же простудишься… воспаление лёгких… — всхлипывала она, — дурак… дурак…

И так же внезапно оттолкнулась от него.

— Переодевайся, немедленно! — и метнулась на кухню. — Сейчас чаю… горячего… с малиной…!

Эркин стащил с себя и повесил на вешалку куртку, разулся. Особо промёрзнуть он не успел, но всё-таки… и штаны эти… в самом деле, неприличны. Он надел шлёпанцы и пошёл в спальню, нашёл там свои старые джинсы и одну из купленных на перегоне ковбоек. Он успел надеть джинсы и набросить на плечи рубашку, как вбежала Женя и потребовала, чтобы он надел тёплое бельё. Эркин попробовал было объяснить, что в доме тепло.

— Женя, зачем?

— Тебе надо согреться!

— Да я не замёрз совсем. Женя, дома же тепло.

И вдруг, он сам не понял, как это получилось, но он обнял её и прижал к себе. Женя снова всхлипнула и… и погладила его по груди.

— Я тебя очень больно, да? Прости меня, Эркин, я так испугалась.

— Женя, что ты, нет, совсем не больно, что ты.

Она обнимала его, он чувствовал её щёку на своём плече, её губы у своего горла. Наступила тишина. Он держал Женю в своих объятиях, она тихо плакала на его плече, не отстранялась, а сама, сама прижималась к нему. Неужели… нет, не может этого быть. И как только Женя шевельнулась, Эркин разжал руки.

Женя вытерла глаза, сама застегнула на нём рубашку.

— Вот, сейчас чаю выпьешь, горячего, с малиной. И носки надень.

Эркин кивнул. Женя прислушалась и убежала на кухню. А он заправил ковбойку в джинсы, нашёл и натянул носки. Тонкие, ещё из тех, джексонвилльских.

— Эркин, — позвала его Женя. — Я уже налила тебе, иди скорей.

— Иду, — откликнулся он.

— Эрик, — сонно позвала его Алиса, когда он проходил мимо её двери. — А уже утро, да?

— Нет, — вошёл он к ней. — Ещё день, — присел на корточки у её постели. — Выспалась?

Румяная растрёпанная Алиса смотрела на него и улыбалась.

— Ага-а. Эрик, а сегодня мы поиграем?

— Алиса, раз проснулась — вставай, не валяйся, — вошла Женя. — Эркин, я уже налила тебе, иди, пей, пока не остыло.

— А чего налила? — живо заинтересовалась Алиса.

— Чай с малиной.

— Эрик заболел? — ужаснулась Алиса.

— Не дай бог, типун тебе на язык, — рассердилась Женя. — Эркин, иди скорей.

— Иду, — Эркин встал, улыбнулся и по-английски совсем тихо, так, чтобы услышала только Женя: — Слушаюсь, мэм.

И Женя не смогла не рассмеяться.

На кухне Эркин сел к столу, подвинул к себе чашку с тёмной, чуть отливающей красным дымящейся жидкостью, вдохнул запах. Тот же, знакомый с весны, с той поры, когда он лежал пластом с разламывающейся от боли головой, а ещё болели плечо и глаз, и было холодно, он всё время мёрз, хотя лежал под ватным одеялом… Эркин тряхнул головой, потёр шрам на щеке. Нет, всё-таки… всё-таки всё хорошо.

В кухню вошла уже умытая и переодетая Алиса.

— А мне тоже чаю с вареньем, — заявила она, залезая на стул.

— А тебе компот с печеньем, — предложила, входя следом, Женя.

Алиса после секундного раздумья согласилась на замену.

— Женя, а ты? — спросил Эркин.

— И я чаю. Алиса! Ложка же есть! Эркин, ещё?

— Мне уже жарко, — мотнул головой Эркин.

Его лицо блестело от выступившего пота, и Женя решила не настаивать. Если его, разгорячённого, прихватит ветром из форточки, только хуже будет.

— Мам, — Алиса выгребала из чашки яблочную мякоть, — а в коридор можно?

— Не говори с полным ртом. Сейчас опять умываться пойдёшь.

Алиса доела и посмотрела в синеющее окно.

— Так я пойду, да?

— Хорошо, — встала Женя. — Пойдём одеваться. Эркин, ты налей мне ещё чашку, хорошо?

— Да, — сразу вскочил он на ноги.

Вторая «разговорная» чашка, их вечерний ритуал. Правда, по часам если, то ещё день, но за окном уже темно. Он пощупал чайник. Горячий вроде, можно и не подогревать. Здесь всё и нагревается, и остывает быстро, никак не приспособишься.

Женя проследила, как Алиса надевает ботики, пальто и шапочку. Помогла завязать под подбородком ленты. И выпустила её в коридор к уже гомонящей детворе. Да, с этим коридором им повезло. На улице не погуляешь, холодно, а им и побегать, и пообщаться нужно. Как она переживала в Джексонвилле, что Алиса растёт в изоляции, не общаясь со сверстниками, и была счастлива, когда в лагере это кончилось. И психолог говорила, что это необходимо, да она и сама видит, как Алиса счастлива.

Эркин ждал её за столом, в чашках чай, на столе конфеты. Женя улыбнулась ему.

— Ну вот, ещё по чашечке, и возьмёмся за вещи.

— Да, — кивнул он и чуть смущённо улыбнулся. — Знаешь, я никак не могу поверить, что… Ну, что вчера всё было на самом деле. Так красиво стало.

Женя счастливо улыбнулась.

— Конечно. А когда ещё всю мебель купим и расставим. Я думаю, нам надо обставить кухню, Алискину комнату и спальню. А остальное позже.

— Хорошо, — кивнул Эркин. — Сюда ещё шкаф, да?

— И не один, — рассмеялась Женя. — Купим сразу несколько, гарнитуром, и закажем у Филиппыча стол под стулья. Помнишь, он говорил?

— Помню. Тогда надо завтра заказать, его ж месяц делать будут. Я тогда завтра до работы зайду и договорюсь.

— Хорошо. А этот…

— Продадим? — подхватил Эркин. — Можно. Можно. Или поставим в дальнюю комнату и покрасим.

— Тогда… тогда его, может, Алисе под игрушки, — неуверенно предложил Эркин. — Ну, под кукольную комнату.

— Ой, ну, конечно! — обрадовалась Женя. — У меня это даже из головы вылетело, правильно. Значит, в кухню шкафы, буфет для посуды и стол. Решили.

— А остальное потом решим, — встал Эркин. — Нехорошо, что у нас все вещи на полу навалом, правда?

— Да, — вскочила Женя. — Потом договорим.

Она быстро убрала со стола, протёрла его и накрыла скатертью, поправила стулья.

— Вот так, правда, красиво?

Эркин кивнул.

— И давай занавески задёрнем, темнеет уже.

Эркин дёрнулся, но Женя успела раньше. В кухне сразу стало сумрачно, но уютно. Эркин щёлкнул выключателем и, сощурившись, посмотрел на плафон под потолком.

— Женя, а там… эти, ну…

— Бабочки, — пришла она на помощь.

— Да, — обрадовался он и повторил по слогам: — Ба-боч-ки. Очень красиво, Женя. И занавески…

— Ты их только сейчас рассмотрел? — рассмеялась Женя, любуясь россыпью колосьев и полевых цветов на занавесках.

— Здесь они ещё лучше, — убеждённо ответил Эркин.

Женя порывисто поцеловала его в щёку. У него дрогнули губы в ответном поцелуе, но он тут же покраснел и отвёл глаза. Женя удивлённо посмотрела на него.

— Ну что, пойдём в кладовку?

— Да, — тряхнул он головой, отбрасывая со лба прядь. — Пошли, конечно.

Женя погасила свет в кухне и зажгла в прихожей и кладовке, а потом и в спальне. И началась суета: бегали взад-вперёд, раскладывая и развешивая… Пока в спальне не остались только постель на полу, будильник на окне и табуретка для вещей, а у Алисы — постель, игрушки и тоже табуретка. На вешалке в прихожей Женя оставила его полушубок, своё пальто и шубку Алисы, а всё остальное отнесла в кладовку.

— И чтоб больше ты этот ужас не надевал! — потребовала она от Эркина.

Попробовал он возразить.

— А ты что, с головой в бак залезаешь? — ядовито поинтересовалась Женя.

— Ладно, — вздохнул Эркин, сворачивая и засовывая рабскую куртку в дальний угол. — Я в ней на подёнку ходить буду.

Женя не стала спорить, но её молчание было неодобрительным. К куртке Эркин заложил и свои сапоги. А рабские штаны рядом с верстаком, чтобы долго не искать.