Насладившись видом своей фамилии в списках, помогли разобраться другим и стали выдираться из толпы. Увидев Эдуарда Хольмстона, Ларри подошёл к нему. Поблагодарить за отличную подготовку. Сдерживая счастливую улыбку, Хольмстон признательно склонил голову.

— Спасибо. Марк способный и был уже подготовлен. Я только отшлифовал.

— Я ювелир, — улыбнулся Ларри, — и знаю, что самый лучший камень мало стоит без умелой огранки и шлифовки.

— Ну, булыжник как ни шлифуй, бриллианта не получится, — ответно рассмеялся Хольмстон.

К Хольмстону подошли ещё родители — их дети, занимавшиеся в пансионе, так же удачно выдержали экзамен — и Ларри, ещё раз поблагодарив, распрощался и отошёл. Надо дать и другим поговорить.

Толпа у списков то редела, то снова скучивалась. Тут же знакомились и дети, и взрослые. Все классы оказались смешанными: девочки и мальчики, белые и цветные, а в некоторых классах и разновозрастные. Но ведь школа потому и называется «Общедоступной».

Стоя у окна, директор и учителя следили за этой толпой. Вчера они допоздна сидели, сортируя работы и свои записи, и распределяли учеников по классам, ломая головы, как сделать старшие классы не сплошь белыми: цветных детей с соответствующей подготовкой фактически не было. Ну что ж… Директор обернулся и оглядел свою команду, почти — он усмехнулся — боевое подразделение. Хотя, почему «почти»? Война продолжается и до полной победы ещё далеко.

— Ну, надо выйти, поговорить. Вперёд?

Ему ответили кивками и улыбками.

Появление на крыльце директора и учителей вызвало мгновенное замешательство.

— Пап, — Марк дёрнул отца за руку. — Вон тот, это он нам диктовал. И в комиссии сидел, — и неуверенно предложил: — Подойдём?

Ларри посмотрел на высокого светловолосого юношу в строгом «учительском» костюме. Почувствовав его взгляд, тот обернулся. Они сразу узнали друг друга и одновременно пошли навстречу.

— Рад видеть вас, мистер Левине.

Он протянул руку, и Ларри свободно ответил на рукопожатие.

— Я тоже очень рад видеть вас, сэр. Мистер Кроуфорд?

— Да, совершенно верно, — Сидней улыбнулся стоящему рядом Марку, — Молодец, всё правильно решил и диктант очень прилично написал. Всего две ошибки.

Марк смущённо улыбнулся. А тут ещё выяснилось, что Сидней Кроуфорд будет заниматься как раз с их классом.

— Да, третий «А» — мой класс.

— Очень приятно, сэр.

Как-то незаметно, будто само собой вокруг Кроуфорда собрался почти весь третий «А».

Сидней старался держаться как подобает учителю, и, судя по почтительным взглядам и обращениям, ему это удалось. Ещё только увидев списки предварительной записи, он обратил внимание на редкую фамилию Левине, а вчера убедился. Да, тот самый. И Ларри в госпитале говорил ему о сыне. Конечно, то, что Марк — вряд ли его зовут полным именем — попал в его класс, случайность, но… но всё предопределено свыше, как любит говорить мама, и он очень рад, что так случилось. Ему, как начинающему учителю, дали одновозрастной класс, чтобы ко всем трудностям не прибавлять ещё и разрыв в возрасте.

Вопросов было много, но Сидней, к счастью, знал, что отвечать. Что специальной формы для школы не нужно, а вот для занятий спортом костюм понадобится, что тетради, альбомы для рисования, карандаши… родители пытливо выспрашивали о мелочах, таких важных и значимых.

Наконец, вопросы иссякли, и разговор закончился общим решением собраться уже, скажем, через неделю, чтобы выбрать, кто от их класса войдёт в попечительский совет школы, да, конечно, школа известит, позвонит или даже пришлёт письмо, адреса-то есть. И на этом распрощались.

— Пап, — рискнул спросить Марк, когда они отошли от школы, — а откуда ты его знаешь?

— В русском госпитале наши палаты были рядом, — улыбнулся Ларри. — Он очень хороший человек. Думаю, Марк, тебе повезло с учителем.

Марк кивнул.

Сидней вернулся в учительскую с такой радостной улыбкой, что директор понимающе рассмеялся.

— Удачно познакомились с классом?

— Да, сэр, — расплывался в улыбке Сидней. — Отличные ребята. И родители.

— Рад за вас, — кивнул директор.

Что ж, будем надеяться, что в третьем «А» и дальше всё будет в порядке. В окно он видел, как непринуждённо Кроуфорд обменялся рукопожатием с высоким негром и с остальными разговаривал свободно, без натуги.

— Вы молодец, Сидней.

— Спасибо, сэр, — улыбался Сидней.

После сумасшедшей гонки и напряжения дремотная суета имения. Просыпаешься от рассветного птичьего гомона и петушиного крика, в открытое окно тянет прохладными запахами земли и молодой листвы.

Фредди потянулся и, отбросив одеяло, рывком встал. Привести себя и комнату в порядок — дело пяти минут. Чего-то у Джонни тихо, не иначе, как ещё дрыхнет. И, выйдя на террасу, он, прежде чем спускаться по ступенькам, грохнул кулаком в дверь Джонатана.

— Спишь, лендлорд?

— И чего тебе, ковбой? — спросил, выходя из-за кустов, Джонатан.

— Хорош! — ухмыльнулся Фредди. — Крапивная ванна с утра — самое оно.

Джонатан показал ему оттопыренный большой палец. Он проснулся, услышав, как ворочается Фредди, и вылез в окно в одних трусах, пока тот ещё полусонный. Старинная ковбойская подначка «кто успел, тот всё и съел» на этот раз у Фредди не получилась.

Оставив Джонатана приводить себя в порядок, Фредди пошёл к загонам.

Постукивал на автомате движок, из барачной трубы валил дым, значит, Мамми уже встала, замычала одна из коров.

Фредди потянулся, упираясь кулаками в поясницу, и ковбойской развалкой направился к конскому загону, где уже фыркал, встречая его, Майор.

От барака прошли в коровник Дилли и Гвен — жена нового скотника Эйба, а через минуту и сам Эйб. Дилли уже опять работала, правда, не в полную силу, всё-таки младенец у груди, а Молли дохаживала последний месяц, но что-то по птичнику всё-таки делала.

Эйба и Гвен они наняли ещё в феврале, чтобы при смотр за скотом был, Роланду ж не разорваться. И тогда же решили, что нужен человек, всерьёз занимающийся садом и огородом. Садовника было найти сложнее, но им повезло. Умело пущенный через Мамми слух достиг нужных ушей, и в имении появился Саймон тоже с женой — Эрси. Эрси возилась на птичнике и помогала мужу. Детворы сразу стало намного больше, в бараке заняты все выгородки, кроме выгородок Чака и Ларри. Стеф, передав первое письмо для Ларри через Фредди, наладил переписку. С Чаком никто переписываться не собирался, но его выгородка сохранялась за ним.

С шумом, визгом и гомоном вылетела из дверей барака ребятня. Май уже, не весна, а лето, и потому все босиком в рабских рубашонках и штанишках.

Фредди невольно усмехнулся, сразу вспомнив зимнюю распродажу…

…Дверь вещевой кладовки распахнута и перегорожена столом-прилавком. К их с Джонатаном крайнему изумлению, не просто пришли покупатели, но даже очередь — и не маленькая — получилась, и Мамми, гордо покрикивая, торгует с неожиданными бойкостью и сноровкой. Куртки, штаны, юбки, рубашки и кофты, шапки и платки… — прямо-таки в улёт уходят, а уж на сапоги спрос…

Чтобы не смущать покупателей, они с Джонни во время распродажи старались не маячить на виду. Но шум стоял такой, что они и не видя всё знали. А через три дня Мамми подошла к Джонатану с тетрадью, которую ей сделал Стеф специально для торговли, и узелком с деньгами.

— Вот, масса Джонатан, расторговались…

…Да, этого они с Джонни никак не ждали. Шестьсот двадцать кредиток. Доля Роба — тридцать одна кредитка, Мамми — сто двадцать четыре, и им — четыреста шестьдесят пять. Пустячок, как говорится, но приятно. И это сколько ещё оставили. На всякий случай. А Роба стоит учить всерьёз. И, когда Роланд обиняком заговорил о деньгах, дескать, как их лучше потратить, он сказал в открытую:

— Оставь сыну на учёбу.

Роланд радостно закивал, а с Джонни в тот же сам обговорил…

…Горит огонь в камине, сквозь плотные шторы слышны скрипы и постукиванья ветвей.