Ну вот, на сегодня всё. Ларри оглядел сделанное и стал убирать мастерскую. Убрав и заперев сейфы, он снял белый халат, повесил его в шкаф и достал синий рабочий. Уборщицы у него нет, да она и не нужна. Он сам отлично со всем справляется. Протерев полы в мастерской, кабинете и магазине и все витрины, Ларри ещё раз оглядел всё, проверил сейфы и шкафы, повесил в мастерской халат, надел пиджак и позвонил Крафтону, что уходит. Он уже знал, что Крафтон — не имя, а кодовый сигнал.

На улице было ещё тепло и солнечно, но практически все жалюзи опущены, и прохожих заметно меньше. Вечерние торговля и развлечения на других улицах, а здесь уже тишина и спокойствие. Но он не последний, вон идут мастера из салона модной обуви, он не знает их имён, но вечерние встречи ежедневны, и потому они обмениваются молчаливыми, но вполне доброжелательными кивками и улыбками и расходятся. Его путь в Цветной квартал. Сейчас он зайдёт за Марком в пансион, они пообедают, придут домой и весь вечер будут вдвоём. Марк будет рассказывать о своих делах, новых приятелях, о том, что он успел узнать и выучить, как отвечал мисс Хольмстон, а она очень строгая, хоть и молодая, о том, как мистер Хольмстон похвалил его на спортивных занятиях, а миссис Хольмстон тоже хвалила, что он умеет правильно вести себя за столом. Ларри улыбнулся, предвкушая этот вечер и эти рассказы.

Время от времени холодный ветер пригонял тучи, и на Загорье сыпались то снег с дождём, то дождь со снегом. И всё равно это была весна. И каждый такой холодный день был чуть-чуть теплее предыдущего.

Женя шла домой, бодро пристукивая каблуками черевичек и весело поглядывая на витрины магазинов. Как всё-таки всё хорошо, как хорошо, что они уехали оттуда и приехали именно сюда. И дело не в заработке, хотя и в нём тоже. И вообще… она всё же рассказала Эркину о гадании. Он удивлённо и с какой-то робкой надеждой посмотрел на неё.

— Женя, ты… ты веришь ей?

Она вздохнула.

— Не знаю. Она так уверенно говорила. И ты же… ты же во сне его видишь живым.

Эркин кивнул и глухо, пряча от неё глаза, сказал:

— Будем ждать.

И всё. Больше они об этом не говорили. Она, правда, испугалась было, что Эркин опять начнёт переживать, как тогда, зимой, но обошлось. И Бурлакову она написала, не удержалась. Глупо, конечно, верить гадалкам, они всегда говорят то, что клиенты хотят услышать, и мёртвые не воскресают, но… но написала, в понедельник в перерыв настучала на машинке и, не перечитывая, боясь, что передумает, запечатала в конверт и отправила, Бурлаков им тогда оставил свой домашний адрес. Хоть и представляла, как Бурлаков посмеётся над ней и её верой в гадание, но отправила. И неожиданно получила вежливое и совсем не насмешливое письмо, что тронут заботой, благодарит за внимание, ну, что обычно пишут. Так что и здесь всё обошлось благополучно.

А вокруг уже предпраздничная суета, ведь Пасха скоро, вот и закупают яйца, муку и прочее. Ну, в церковь они не пойдут, а кулич она спечёт и яйца покрасит, весь их «Беженский Корабль» к празднику готовится, никто не хочет хуже других оказаться. Баба Фима и остальные старухи бегают по квартирам, учат, показывают… Конечно, и она всё сделает, но у неё ещё свой праздник. Пасха в следующее воскресенье, а её праздник в среду. Четырнадцатое апреля. В этот день они встретились. И вот это надо отпраздновать по-настоящему. И очень удачно, что на среду выпадает: Эркин в первую смену работает, и, пока он будет с Алиской в Культурном Центре, она всё приготовит.

Женя хихикнула, предвкушая их лица и прибавила шагу. Как всё-таки всё хорошо!

С наступлением весны валенки стали совсем неподъёмными, и Эркин уже подумывал принести свои рабские сапоги, но тут Медведев отправил его, Миняя и ещё двоих получать летнюю спецуру — спецодежду. Куртку, штаны и сапоги. В одном этом сейчас, конечно, ещё холодно, но поддеть всегда можно, а летом, ну, летом ва-аще… а зимнее домой унесёшь, выколотишь и в кладовку до зимы. Выслушав все эти наставления, Эркин переодеваясь после работы, увязал тёплые штаны, куртку и валенки в увесистый тюк. Хорошо, что он во вторую на этой неделе и четверг сегодня, так что ни со школой, ни с покупками не завязан.

Они шли вдвоём с Миняем и вели неспешный солидный разговор о хозяйстве. Идея устроить на кухонной лоджии что-то вроде погреба не оставляла Миняя. Мечтал он и об участке, чтоб сад с огородом, своё когда, а не покупное — это ж совсем другое. Эркин особо не возражал, но его ни свой сад с огородом, ни дом, где надо топить печь и таскать воду из колодца, нет, его это не привлекало. Водопровод и центральное отопление куда лучше.

— Оно, конечно, так, — вздохнул Миняй, — но вот печь, знаешь, русская, с лежанкой, это зимой залезешь, прогреет тебя и любую хворь снимет.

И Эркин невольно кивнул, вспомнив ту печь, без лежанки, правда, и как он прижался к ней всем своим избитым голодным телом, впитывая тепло.

— Да, — задумчиво сказал он, — печь — это хорошо.

— Во! — оживился Миняй. — А баня?!Да разве ванная, недомерок этот кафельный, в сравнение пойдёт?! И рядом не лежало! Попариться… слушай, а ты в бане, настоящей, с парилкой, был когда?

— Нет, — улыбнулся Эркин. — Только слышал, в лагере рассказывали.

— Ну вот. А я помню. Эх, сговориться бы с кем из наших, кто в Старом городе, у них там, почитай, в каждом дворе банька, да пропариться. Общественные тоже то, да не совсем то. А там-то… да как следует… Это… это ж как заново родиться!

— А мне душ нравится, — возразил Эркин.

— Удобно, конечно, кто ж спорит, но для души баня лучше, — убеждённо сказал Миняй.

За разговором они незаметно дошли до дома и попрощались у центральной башни.

Время позднее, Алиса уже спала, но Женя, как всегда, ждала его.

— Эркин, — она быстро обняла и поцеловала его. — Ты как?

— Всё в порядке, Женя.

— А это что?

— Это моё зимнее, ну, — Эркин улыбнулся, — спецура. Нам летнее выдали, а зимнее вот, я принёс.

— Ага, понятно, — кивнула Женя, — потом займёмся, раздевайся, и ужинать будем.

Эркин занёс свой тюк в кладовку, быстро переоделся в домашнее, умылся — душ потом, перед сном, Женя же ждёт — и прошёл на кухню. Накрытый стол, мягкий свет, нарядные занавески на окне, и всё, каждый шкафчик, крючок, полочка, — всё это его, куплено и сделано им. Никогда ему так хорошо не было.

— Вкусно?

— М-м-м! — Эркин даже глаза закатил, изображая полный восторг. — Потрясающе вкусно.

Женя за смеялась и встала, собирая посуду. Когда она потянулась за его тарелкой, Эркин перехватил и поцеловал её руку. А Женя, наклонившись, коснулась губами его волос. И пока она мыла и расставляла посуду, Эркин сидел за столом и смотрел на неё, и Женя ощущала его взгляд, как тёплое ласковое прикосновение.

— Завтра ты в школе?

— Да, — вздрогнул Эркин. — И я прямо из школы на работу. Алиса одна пообедает?

— Конечно. Она это ещё когда умела. И ты пообедать не забудь.

— Я у «соловьёв» поем.

«Соловьями» назывался трактир недалеко от Новой площади. Там висели клетки с ручными соловьями, нельзя было курить и шуметь, а кормили сытно и вкусно. Правда, не дёшево. Но Эркина это уже не смущало. Разве в Бифпите они с Андреем не ели в лучшей цветной забегаловке? И жили в хорошей гостинице. И ведь как поешь, так и поработаешь.

— Хорошо, — кивнула Женя и, улыбаясь, но строгим голосом спросила: — Ты уроки сделал?

— Ага, — ответно улыбнулся Эркин.

Всякое упоминание о школе вызывало у него улыбку. Он сам не ждал, что учёба так ему понравится.

— Ну и отлично.

Женя вдруг, неожиданно для себя, зевнула. Эркин легко, одним плавным движением встал и подхватил её на руки.

— Пошли спать, Женя, да? Сейчас я тебя отнесу, уложу…

— Ага, — Женя, обхватив его за шею, положила голову ему на плечо. — А мыться ты будешь?

— Ага, — Эркин поцеловал её, входя в спальню.

Но уложить себя и раздеть Женя не дала, мягко высвободившись из его объятий. Эркин, как всегда, не стал спорить. Как Женя хочет — так и будет. Он быстро разделся до трусов, положил на место домашний костюм и ушёл в ванную.