— Репатрианты, — шёпотом повторил Андрей и легко встал. — Хорошо, я скажу парням. Спасибо, Иван Дормидонтович.

Снова яркая неотразимая улыбка, и Андрей вышел. Жариков покачал головой и углубился в бумаги. Но сегодня ему было не суждено поработать. Снова стук в дверь. Стучали совсем по-другому: не парни и не кто-то из своих.

— Войдите, — сказал он по-английски.

И угадал. Вошёл высокий подтянутый мужчина. Ничего особенного, но сразу понятно — это из новых хозяев госпиталя.

— Добрый день. Доктор Жарикофф?

— Да. Прошу вас, — Жариков жестом пригласил вошедшего к столу, подождал, пока тот сядет. — С кем имею честь?

— Доктор Френсис Ройял, — и лучезарная улыбка на пол-лица. — Основная специальность — сексология.

— Очень приятно, — улыбнулся не менее лучезарно Жариков и сделал паузу, предлагая собеседнику продолжить.

— Видите ли, коллега, — мгновенный взгляд, проверяющий реакцию: нет ли протеста. — Я хотел бы проконсультироваться с вами.

— Пожалуйста, коллега, — кивнул Жариков. — Но должен предупредить, что специально сексологией не занимался.

— Да, я понимаю. Я слышал, что у вас, в России, это направление терапии мало используют. Но вы, насколько я знаю, работали… м-м… со специфическим контингентом, — пауза, мгновенный проверяющий взгляд, и даже с вызовом: — Со спальниками. И я бы хотел, коллега, узнать… кое-что.

— О чём?

— Об особенностях их поведения.

— Понятно, — Жариков был по-прежнему невозмутим. По крайней мере, внешне. — А в чём проблема? Или ваш интерес академический?

— И это, — кивнул Ройял. — Такая концентрация спальников — редкость. Отдельные экземпляры, в основном, интегрировались, а здесь… Я только прошёлся по территории и увидел и элов, и джи… Если часть этого контингента вы оставите нам, то, разумеется, нужна информация об условиях содержания и…

— Они — свободные люди, — мягко перебил его Жариков. — И сами решают с кем и какой контракт подписывать.

— Вы последовательны, — одобрительно кивнул Ройял. — Но… но мы же не на публике, коллега. Это всё… антураж, а по сути они остаются тем, чем и были, — и улыбка, — заводными куклами. И не больше.

— Были, — по-прежнему мягко поправил его Жариков. — Я согласен, коллега, они были куклами, но сейчас их зависимость ликвидирована, и они свободны в своём поведении.

— То есть? — брови Ройяла поползли вверх. — Вы хотите сказать, что они… — он запнулся.

— Да, они все перегорели.

— И живы?! Простите, но это… это невозможно. Вернее, выживал один из сотни, ну, пятеро из сотни, это экспериментальные данные.

Помедлив, Ройял покачал головой.

— Нет, я не работал в экспериментальном отделе.

— Понятно, — кивнул Жариков. — Вы производственник или эксплуатационник?

— О-о! — изумлённо выдохнул Ройял. — Так вы знаете? Откуда?!

— Меня просветили, — улыбнулся Жариков. — А если серьёзно, то и литература сохранилась, и живые свидетели нашлись.

— Да, никак не ждал, — Ройял даже развёл руками. — Но тогда вы должны меня понять. Да, мне пришлось и там, и там, но совсем недолго, а за год до Капитуляции я ушёл на индивидуальную практику. И, сам не знаю, как, но уцелел.

Жариков понимал, что его уже считают своим, которого не стесняются и с которым говорят без намёков и умолчаний. И это не Шерман, его душевное здоровье не входит ни в служебные обязанности, ни в профессиональную этику, а вот если удастся получить ещё хоть какую информацию, то будет совсем не плохо. Но парней оставлять здесь нельзя. И не дай бог, кто-то опознает этого «сексолога», ведь тот же Майкл или Люк, да любой убьёт на месте, и будет прав, чёрт побери! И пойдёт под суд за убийство. Да, старая проблема: убьёшь сволочь, а отвечаешь, как за человека.

— Так что вас интересует? — с профессиональным участливым терпением спросил Жариков.

— Если они все перегорели…

— Все, — подтверждая, кивнул Жариков.

— То для сексотерапии вы их не используете. Только на физических работах, это понятно, — Ройял не так спрашивал, как рассуждал. — Как вы купируете приступы агрессии?

— Приступы? — задумчиво переспросил Жариков. — Видите ли, — он уже не называл Ройяла коллегой, — их эмоции вполне укладываются в критерии посттравматического синдрома и соответственно нормализуются. Необходимости в купировании нет.

— Как вы этого добились?

Жариков пожал плечами.

— Созданием человеческих условий. Вы относились к ним, как… к материалу, не так ли? — Жариков улыбнулся. — Я вам повторю их же слова. «Как они к нам, так и мы к ним». Вы не видели в них людей, они и вели себя… соответственно. Они тоже не считали вас за людей. Чувства всегда взаимны. Особенно страх и ненависть.

— Вы хотите сказать, что мы ненавидели их? — удивился Ройял. — Нет, не думаю. Страх… возможно, но…

— А зависть? — тихо спросил Жариков.

Ройял невольно покраснел. Выждав несколько секунд молчания, Жариков сказал:

— Не думаю, что кто-то из них захочет остаться работать здесь.

И снова молчание.

— Да, возможно, вы и правы, — кивнул Ройял. — Но… но всё равно. Как вам это удалось? И… вы сказали, что они перегорели, и потому не используются для сексотерапии, но я видел одного из них, метиса, он был с девушкой, вёл её под руку и, ну, как он это делал, так перегоревшим его не назовёшь. Вполне квалифицированно работал. Понятно, что и для неё — это наилучшая методика. И вряд ли он стал работать по собственной инициативе. Вы поймите, да, у меня, академический, как вы сказали, интерес, — он вдруг заторопился, сбиваясь и путаясь. — Я же видел, я знаю, как их делали, а уж в работе повидал…. Что вы с ними сделали? Я хочу понять, как? Это же невозможно, процессы необратимы. Я понимаю, что вы думаете, но, поверьте, они… это не люди… — он остановился, задохнувшись.

— Из всего, что вы сказали, — мягко вступил в получившуюся паузу Жариков. — Процессы необратимы. О каких процессах вы говорите? Органических или психических?

Ройял кивнул.

— Да, их мозг так же подвергался специальной обработке, но этой методики я совсем не знаю. Это делалось централизованно с вывозом материала в специализированные лаборатории. Были такие Центры. Но их зачистили заподлицо, полностью. А я занимался в основном органикой и то не на ведущих ролях. Так, чуть выше лаборанта. Но говорили, да и я наблюдал, что тормозные процессы угасают со временем.

Жариков, слушая, кивал. Да, слова Шермана подтверждаются. Парней об этой стороне расспросить не удалось. Всё те же чёртовы блоки. А вот это попробуем. Эксплуатационник должен знать.

— Скажите, — в голосе Жарикова искреннее любопытство, не больше. — А чем определяется эта роковая цифра? Двадцать пять лет?

— Ну, они теряли товарный вид. Становились слишком, — Ройял обвёл руками силуэт, — мощными, тяжёлыми, и… агрессивными. Могли задавить своим весом, придушить… в постели, в камерах затевали драки и убивали, портили остальных. Или наоборот, становились вялыми, безучастными, работали механически, это тоже не нравилось.

— И что потом?

Ройял пожал плечами.

— Их увозили на утилизацию. Я не интересовался. Излишнее любопытство не поощряется в любом производстве.

— Да, конечно, — Жариков сохранял спокойный тон. — Утилизацией занимались другие.

Но Ройял понял.

— Что ж, может, это и было… м-м… жестоко, но это… это просто бизнес. Когда они становились убыточными, их ликвидировали. Как просроченные продукты в любом магазине. Вы же их как-то используете, а не кормите просто так.

— Они вольнонаёмные работники, — терпеливо сказал Жариков. — Вы мыслите устаревшими категориями.

— Возможно, — не стал спорить Ройял. — Но… если вы их всех забираете, то мой интерес действительно… чисто академический.

Ещё несколько вежливых ритуальных фраз, и Ройял распрощался.

Жариков облегчённо вздохнул. Конечно, нужно было бы постараться и вытащить побольше информации, но уж слишком противно. И… «Концептуально ничего нового», — как сказала деревенская бабка, впервые в жизни посмотрев порножурнал. Да и в самом деле, интерес уже академический… нет, кое-что в главу… нет, книгу из-за переезда придётся пока отложить. А парни…