— Я женюсь на тебе, — сразу сказал Найджел и сам удивился сказанному.

Мона остановилась и изумлённо, даже со страхом уставилась на него.

— Что?! Что ты сказал, Найджел? Ты понимаешь, что ты сказал?

— Да, — кивнул он. — Я, как это, в здравом уме и доброй, нет, твёрдой памяти, так, да? Я прошу тебя выйти за меня замуж, нет, прошу твоей руки и сердца, вот теперь правильно.

— Ты с ума сошёл, — Мона попробовала засмеяться, но вместо этого заплакала.

— Мне надо встать на одно колено? — Найджел попытался удержать взятый тон, но не смог и упавшим голосом спросил: — Я противен тебе?

— Ты с ума сошёл, — повторила Мона.

Сквозь застилавшие ей глаза слёзы она вглядывалась в это бронзовое лицо. Ведь… ведь он говорит правду, она верит ему, не может не верить. И… нет, она не может, не должна принимать его жертву, он же не понимает, просто не понимает, что говорит.

— Это потому, что я… цветной? — не выдержал её молчания Найджел.

— Нет, что ты, — Мона даже удивилась его вопросу.

Она в самом деле не думала об этом. Да, её семья всегда старалась жить, как белые, и здесь… но после страшных слов Нила…

…- Ты — шлюха, дешёвая цветная шлюха, и помни это. Не реви, — и насмешливая улыбка. — Когда избавишься от ублюдка, сможешь работать в Цветном.

— Это не ублюдок, это…

— Заткнись, шлюха.

И холодный блеск ножа.

— Ты черномазая дрянь. Только покажись в «Атлантике» или пасть открой, на ленточки порежу…

…- Нет, Найджел, что ты. Ты… ты же совсем не знаешь меня.

— Нет, — Найджел улыбнулся. — Знаю. Я знаю самое главное, Мона. Что я не могу без тебя жить.

Мона оглянулась и удивлённо ахнула: они стояли в трёх шагах от её дома. В этом, когда-то особняке, а теперь разгороженном на крохотные квартирки, «доходном» доме она и жила.

— Вот мой дом, — она бесстрашно смотрела в его глаза. — Зайдёшь?

— Сочту за честь, — склонил голову Найджел.

Что я делаю? — ужасалась про себя Мона, пока они шли по вытоптанному газону, поднимались на опоясывающую дом веранду, шли вдоль ряда дверей, из-за которых слышались голоса, смех, ругань, пение. Что она делает? Ведёт к себе первого встречного. Так кто она после этого? Но она уже нашаривала в кармане жакета ключ и отпирала дверь.

— Входи.

Она зажгла свет, закрыла дверь и прошла к окну задёрнуть штору.

— Выпьешь чего-нибудь?

Найджел молча покачал головой.

— Ты совсем не пьёшь?

Он пожал плечами.

— Иногда. Если нет другого выхода. Мона, ты не ответила мне.

— А что я должна ответить, Найджел? Вот, — она обвела комнату рукой. — Вот здесь я живу, а теперь мне надо будет уехать. Если бы я ещё знала, куда.

— Не уезжай, Мона.

Найджел бросил на пол сумку, шагнул к Моне и осторожно взял её за руки выше локтей.

— Мона, я… Я хочу быть с тобой. Всегда. Во всём. И твоя судьба — это моя судьба. И твои беды — это и мои беды.

— В горе и в радости, — Мона говорила задумчиво, глядя ему в лаза. — В здоровье и в болезни, в разлуке и вместе…

— В жизни и в смерти, — закончил Найджел. — Да, Мона, всё так.

— Сколько тебе лет, Найджел? Ты как ребёнок. Ты подумал, как мы будем жить? На что?

— По порядку. Мне двадцать лет, у меня с братьями собственное дело, — Найджел сам себе удивлялся, но остановиться не мог и не хотел.

Мона вздохнула.

— А мой ребёнок…

— Наш ребёнок, — сразу перебил её Найджел, — ты ведь именно это хотела сказать.

— У меня не будет работы, меня уволят, выгонят, с позором.

— Ты уйдёшь сама. Как только мы поженимся. Я завтра пойду к священнику, и мы поженимся.

— Найджел, ты так говоришь, — она недоверчиво засмеялась, — будто давно думал об этом.

— Нет, я даже не мечтал, не смел мечтать. Но… но ты не сказала мне. Ты согласна, Мона?

— Я разве не сказала? — удивилась Мона. — Да, я согласна, Найджел, но…

Но она не договорила. Потому что он наклонился и коснулся своими губами её губ. И это было так непохоже на поцелуи Нила, тот не целовал, а впивался, откусывал, а с Найджелом так… сладко, да, сладко. У Моны закружилась голова, и, чтобы не упасть, она обхватила обеими руками Найджела за шею, обняла его, чувствуя его руки на себе, обнимающие мягко и крепко. Блаженное чувство защищённости.

— Спасибо, Мона, — оторвался от её губ Найджел. — спасибо.

— Спасибо и тебе.

На её глазах снова выступили слёзы, но она улыбалась.

— А сейчас… сейчас я тебя чем-нибудь угощу. Ведь… это наша помолвка, да?

— Да, — сразу согласился Найджел, хотя весьма смутно представлял, что такое помолвка и зачем она нужна.

— Ты присядь, я быстро, сними куртку, — захлопотала Мона.

Найджел огляделся уже внимательнее, нашёл у двери вешалку, снял и повесил ветровку, отнёс туда свою сумку. Маленькая комната, ниша с раковиной и кухонным шкафчиком с электроплиткой, ширма с цветастым узором загораживает кровать, маленький диван, перед диваном низкий столик, маленький, как игрушечный, электрокамин, два креслица, обивка на диванчике и креслицах линялая и потёртая, на стене две картинки в рамках — пейзажи, и между ними над диваном белый, как коврик, с вышитыми цветами, бабочками и буквами. Шевельнув губами, он прочитал: «Бог любит тебя».

— Это мамино, — Мона поставила на стол два стакана с молоком и тарелку с двумя плоскими сэндвичами. — Мама сам вышивала. Свечей у меня нет, но мы включим камин, а верхний свет я погашу. Вот, больше у меня ничего нет, я сегодня ничего не покупала. Ничего?

— Ничего, — кивнул Найджел и тут же озабоченно спросил: — А ему? Ему же тоже надо.

Мона сразу поняла, о ком он говорит, и улыбнулась.

— Он ещё маленький. Ему пока хватает.

Она погладила себя по животу, и взгляд Найджела подтвердил, что она делает всё правильно.

Они сидели рядом на диване и пили молоко с сэндвичами, разглядывая светящийся красным экран камина и розово-красные блики и отсветы на стенах.

— Найджел… — нерешительно начала Мона.

— Да, Мона, — сразу откликнулся Найджел.

— Ты… ты ни о чём не хочешь спросить меня?

Он медленно покачал головой.

— Нет. Ты ведь… ты сама мне скажешь. Ну, что я должен знать. А самое главное я уже знаю. Что ты согласна. А ты, — он посмотрел на неё, — ты хочешь меня спросить, так?

— Да. Я… я хочу знать, как ты думаешь, как мы будем жить. Ты говорил, что у тебя собственное дело. Какое?

— Массажное заведение, — Найджел улыбнулся. — Нас трое братьев, у нас своё дело и свой дом. Всё будет хорошо, Мона.

Мона рассмеялась и поцеловала его в щёку. Найджел поставил свой стакан на столик и повернулся к ней. Мона кивнула.

— Да, Найджел.

Он обнял её, мягко забрал у неё стакан и поставил на стол, коснулся губами её лба, поцеловал в виски, глаза и так, целуя, опускал голову, пока их губы не сомкнулись. Руки Моны скользнули по его затылку и шее, легли на плечи. Найджел от оторвался от её губ, давая ей передышку, улыбнулся. Мона готовно подалась к нему и стала расстёгивать на нём ковбойку.

— Найджел…

— Да, Мона.

Он нашаривал застёжку на её платье, и ей пришлось помочь ему.

— Я сама его сшила, — попыталась она объяснить, почему молния перекошена и совсем не в том месте, как обычно у платьев.

Странно — мелькнула у него где-то на самых задворках сознания мысль — в последний раз он вот так раздевал женщину совсем мальчишкой, ещё в общей учебке, ещё до того, как его от отобрали в джи, а руки помнят и не путаются. Мелькнула и тут же пропала, это же не работа, это… это совсем другое, совсем.

— Оно тебе очень идёт, — Найджел уже расстёгивал на ней бюстгальтер. — Но так ещё лучше. Ты очень красивая, Мона.

— И ты, — она с восхищением рассматривала его плечи и грудь, осторожно погладила, робко тронув сосок. — Ты такой красивый, Найджел.

Он сдвинул с её плеч бретельки бюстгальтера, дал ему соскользнуть на её колени и, наклонившись, поцеловал её груди, ложбинку между грудей и так всё ниже и ниже и, прежде чем поцеловать её живот, поднял голову и улыбнулся.