Она покачивалась в кресле-качалке, вышивая очередную салфетку. И осторожные шаги на веранде, а затем бесшумно открывшуюся дверь не заметила, только передёрнула плечами, когда её задел влажный ветер, ворвавшийся в комнату, но не обернулась.
Андрей закрыл дверь и остался стоять, разглядывая огонь в камине, гостиную, большого льва на диване, и светловолосую девушку… Ну, пора. А то ещё испугается.
Он осторожно кашлянул.
Элли вздрогнула и обернулась.
И вскочила на ноги, уронив, нет, бросив на пол пяльцы с зажатой в них тканью.
— Джек! Наконец-то!! — кинулась она к нему. Андрей обнял её, горько улыбнувшись: какая же ты сволочь, Джимми Найф, как рассчитал, что так и будет.
— Господи, Джек, — Элли оторвалась от его груди, поцеловала. — Господи, наконец-то! Как ты приехал, я не слышала машины.
— Я пришёл, — уточнил Андрей.
— Господи, ты же голодный, наверное, я тебя сейчас накормлю.
— От еды не отказываюсь, — засмеялся Андрей. — Не в моих привычках.
Вообще-то он думал, что будет по-другому. Войдёт, скажет, отдаст деньги, возьмёт своё и айда, «прощай красотка дорогая, мы расстаёмся навсегда», а получается… Но он действительно хочет есть, хоть и перехватывал по мелочи в дороге, да и вымыться нужно, побриться, и… и вообще.
— Я сейчас, Джек, сейчас всё сделаю.
— А я умоюсь пока. И побреюсь, — улыбнулся он. — Цело моё?
— Ну конечно, Джек, — и она подчёркнуто повторила: — Всё цело.
— И отлично. Спасибо, Элли, — он поцеловал её в щёку и мягко высвободился из её объятий. — Я мигом.
В его спальне всё было так, как осталось в тот последний день. И в ванной. Даже его халат и шлёпанцы. И бритвенный прибор.
Андрей закрыл за собой дверь, разделся, не бросая, а складывая одежду. Так, а может, и бельё есть? У него было три смены, в одной уехал, ага, обе оставшиеся на месте. Ну, совсем хорошо.
Свёрток с деньгами он положил в тумбочку у кровати и пошёл в ванную. В том доме он пальчиков не оставил, а здесь если их и найдут, то уже не страшно.
Элли тщательно заперла входную дверь, опустила и расправила шторы на всех окнах. Ещё, правда, не вечер, но береги себя сам, тогда и Бог тебе поможет. Ну вот, обед у неё, в принципе, был уже готов, но она сделает ещё салат. Джим навёз столько банок и концентратов, что ей до скончания века хватит.
Всё при готовив, она подошла к двери его спальни и, прислушавшись, позвала, перекрикивая доносившийся шум воды:
— Джек!
— Да, Элли, — почти сразу откликнулся он. — Я сейчас.
— Выходи в халате, — попросила она. — А то остынет, — и пошла на кухню.
Через несколько минут Андрей, с мокрыми после душа волосами, в халате и шлёпанцах, но свежевыбритый, вошёл и шумно принюхался.
— Запахи-и! Обалдеть!
— Садись, — засмеялась Элли. — Я же знаю, что ты голодный.
Ей и раньше нравилось смотреть, как он ест. С таким аппетитом, что и самой захотелось.
— С ума сойти, как вкусно!
Он и раньше так говорил. И она, как и раньше, засмеялась.
— На здоровье. Положить ещё?
Андрей изобразил глубокую задумчивость. И когда Элли снова засмеялась, удовлетворённо улыбнулся. Да, всего заранее не предусмотришь, пусть всё само собой и идёт.
Элли собрала и сложила посуду в мойку.
— Идём, посидим у камина. Хорошо?
— Конечно, хорошо, — кивнул Андрей и встал.
Элли не задала ему ни одного вопроса. Ни сейчас, ни когда они сидели у камина и пили шипучие коктейли из соков — Элли помнила, что он не пьёт спиртного. Ни потом, когда они, не сговариваясь, поставили стаканы на каминную полку и пошли в спальню. И Андрей был благодарен ей за это молчание больше, больше, чем за что-либо другое, а другого тоже хватало. Ведь соврать ей он бы сейчас не смог, а правду знать ей незачем.
Когда он заснул, Элли осторожно встала, накинула халат и пошла на кухню. Вымыть и убрать посуду. Нехорошо, что она так всё и бросила.
Андрей во сне, перекатился на спину, вздохнул, просыпаясь. И по прочно усвоенной привычке не подал вида. Лежал неподвижно, будто по-прежнему спит, прислушался, вспоминая, где он и что, вернее, кто с ним. Ощутив, что Элли рядом нет, открыл глаза и сел на постели. Интересно, который час? Часов в спальне нет, шторы плотные. Если уже утро… не одеваясь, он подошёл к окну, отогнул самый край шторы, нет, ещё темно, по-ночному темно. А Элли где? Вроде на кухне. Ладно, пускай, утром он ей всё и скажет, а сейчас… сейчас нет, сказать — это уйти, а ночной путник приметен и запоминаем. Он вернулся к кровати и лёг, укрылся, но заворачиваться с головой не стал. И одеяло велико, и Элли вот-вот вернётся.
Закрыв глаза, он задремал. А когда Элли вернулась и легла рядом, то, не открывая глаз, повернулся к ней. Элли прижалась к нему, её кожа, сразу и прохладная, и тёплая, и вся она мягкая, нежная… Элли обнимала его, гладила сильные костистые плечи, прижималась губами к его губам. Он налёг на неё, с необидной настойчивостью толкнул, требуя впустить, и Элли готовно раскрылась перед ним. Сегодня она не боялась, что их застанут, что зашуршит, подъезжая, машина. Он пришёл, и она уже никого больше не ждёт. И ей никто не нужен, никто…
…На этот раз она заснула первой. Андрей очень мягко отодвинулся от неё, чуть-чуть, только чтобы самому лечь поудобнее. А теперь — спать. Встать придутся с рассветом. Незачем тянуть. А то ещё найдут того, всего-то не предусмотришь, пойдут по следу, и всё, кранты…
…Он проснулся сам, как от пинка, и, открыв глаза, сразу увидел полоску серого света сбоку окна. Откинул одеяло и встал, накинул халат. Элли пусть ещё поспит или разбудить? Да, лучше не тянуть.
— Элли, — позвал он, не оборачиваясь.
— Да, Джек, — сразу откликнулась она. — Ещё рано.
— Да, — согласился он и, уже выходя из спальни, сказал: — Здесь нельзя оставаться, Элли.
Сказал так, что она поняла: нельзя, надо собираться и уходить. Да, она знала, что Джек не останется с ней, у него русские документы, он уедет в Россию, она всё понимает и не ей его остановить. Да она и не хочет останавливать. Надо… да, надо всё убрать, с собой она возьмёт самое необходимое. Кажется, в кладовке был чемодан. И Джеку сумку посмотреть.
Элли встала и быстро, но без спешки стала приводить себя и спальню в порядок, готовить завтрак и собираться.
Небольшой изящный чемодан она положила на кровать в спальне, вот эта сумка из чёрной кожи, пожалуй, подойдёт Джеку.
Элли постучала в дверь его спальни.
— Джек…
— Да, Элли, входи.
Увидев сумку, Андрей обрадовался.
— Вот спасибо, Элли. А то я всё по карманам распихиваю.
Он взял у неё сумку, тоже положил на кровать и достал из тумбочки свёрток.
— Вот, Элли возьми. На первое время тебе хватит.
Столько денег сразу Элли ещё не видела, а, разобравшись, что это не десятки, а сотенные, даже испугалась.
— Джек, это же такие деньги…! Но…
— Без «но», Элли.
Он улыбнулся, и, увидев эту улыбку, Элли послушно взяла у него пачку.
— Здесь слишком много, Джек.
— Денег бывает мало, или очень мало, или не нет совсем, а много и слишком много не бывает, Элли, — засмеялся он в ответ.
— Но… но ты же мне всё отдал, а себе ты оставил? Возьми половину, Джек.
— Сколько мне нужно, я взял.
И она поняла, что спорить и бесполезно, и нельзя.
— Хорошо, Джек, спасибо. И вот, держи.
Андрей бережно принял на ладонь тёмно-красную книжечку удостоверения.
— Ты не хочешь узнать, где она была? — старательно изображала веселье Элли и, не дожидаясь его ответа, сказала: — У Лео. Там под гривой, как кармашек маленький. Правда, здорово придумано?
— Да, — он был очень серьёзен. — Спасибо тебе, Элли, за всё спасибо.
— Да-да. Ты собирайся и приходи на кухню, я кофе поставила, — она говорила быстро, потому что ей вдруг мучительно захотелось плакать.
Андрей кивнул. И, когда она ушла, аккуратно вложил удостоверение в нагрудный карман рубашки и застегнул пуговичку. Жалко, бумажник пропал. И всё остальное. Но в Джексонвилле ему показываться нельзя. Раз Эркин уже уехал, то светиться и нарываться на расспросы незачем. Так, теперь… Он вывалил на кровать всё, что решил взять с собой, и стал укладывать сумку. Двое трусов, две рубашки — голубая и бежевая в мелкую клетку, у Эркина была такая же, рябенькая — две пары носков, два небольших тонких вафельных полотенца, мыло, бритвенный прибор, мочалку… купит, с него с той сотни ещё полно, да ещё две сотенных, а больше ему иметь при себе нельзя: начнутся расспросы, откуда столько, да ещё копать полезут, а тут только дай зацепку, нет уж, перебьётся он. Так, что ещё? Махровые полотенца, халат, шлёпанцы… нет, это всё вроде тысячной купюры в кармане у работяги, нельзя, лишняя примета. Всё, пожалуй. Две смены есть, третья — на теле, остальное — приложится. Андрей придирчиво осмотрел спальню и ванную — всё ли в порядке, протёр носовым платком краны и дверные ручки, взял сумку и пошёл на кухню.
