— У нас ничего не было, — перебил его Крис. — У меня… Мне нечем… входить. Вразнобой дёргается и… и всё.
— Всё у вас будет, — возразил Жариков. — А как будет, сами решите. И ещё. Рожать Люсе можно будет нескоро, если вообще будет можно. Она это знает. Понял?
Крис угрюмо кивнул. Жариков перевёл дыхание. Самое трудное он сказал.
— Как? — Жариков вздрогнул от голоса Криса. — Как Люся попала в распределитель?
— Она из угнанных. Её угнали ещё девочкой, родных она всех потеряла.
— Угнанные… Да, я слышал, не знал, что их в тех же распределителях… наверное, в другом крыле… — Крис тряхнул головой. — Иван Дормидонтович, я всё для Люси сделаю. Чтобы ей было хорошо. Всё, что могу. И чего не могу — тоже.
— Я знаю, — кивнул Жариков.
— Только… — Крис замялся, — я только сегодня подумал. Есть одно… одна… закавыка, так. Иван Дормидонтович, ведь жениться — это клятву дать. Ну, муж и жена клянутся друг другу, так?
— Да, — насторожился Жариков.
— Я уже на клятве, Иван Дормидонтович, вторая клятва действительна?
— Первую ты когда дал?
— Здесь уже, — Крис вздохнул. — Как из «чёрного тумана» вставать стал, — и отвечая на непрозвучавший вопрос: — Доктору Юре, Юрию Анатольевичу. Он не знает ничего об этом, но… но я не отказываюсь от клятвы. А Люся…
— Это разные клятвы, Кирилл. И одна другой не мешает.
Жариков мягко, чтобы не обидеть Криса насмешкой, улыбнулся. Помедлив, Крис улыбнулся в ответ.
— Всё будет у вас хорошо, — повторил после паузы Жариков. — Ведь вы любите друг друга, а это главное, а всё остальное… пустяки. Все проблемы разрешимы.
— Да, — Крис улыбнулся и закончил фразу: — Когда их решают.
— Да, Кирилл. Всё так. А теперь иди. Готовься к завтрашнему.
— Да, — Крис встал. — Спасибо вам. Вы… вы всё обо мне сказали Люсе?
— Что надо, то и сказал, — засмеялся Жариков. — Иди, Кирилл, я покурю здесь и тоже пойду.
И когда Крис ушёл, достал из пачки сигарету и закурил. Ну вот, что смог, он сделал, а что будет дальше…
…Люся смотрит на него со страхом и надеждой.
— Но… но Иван Дормидонтович…
— Да, — жёстко повторяет он. — Детей у него никогда не будет. Ты ещё можешь вылечиться, он — никогда. Захочешь рожать, сможешь родить только от другого.
— А если…
— Думай сейчас, Люся. И решай сейчас. Обидишь его — я тебе этого не прощу. Он для тебя на всё пойдёт, думай сначала, чего попросить. Поняла? — Люся кивает. — Всё поняла? И ещё учти. Девчонки, я знаю, учат тебя, как себя поставить и всё такое. Так вот, скажешь ему, что ты хозяйка — он уйдёт. Этого слова он не стерпит.
— Я… я понимаю, — всхлипывает Люся…
…Что ж, может, он действительно был с ней излишне резок, но… но ведь глупышка может и впрямь поверить этим дурам, что себе жизнь испортили, а теперь и другим портят. Из лучших, так сказать, побуждений. А Люся, к сожалению, внушаема.
Жариков погасил о стол и выкинул из беседки окурок. Надо отдохнуть, завтра кому гулянка и веселье, а ему — работа.
Свадьбы в госпитале игрались очень нечасто, но всё-таки госпиталь — не монастырь, так что, в принципе, все знали, что и как положено делать. Но на этот раз… и как всегда, и по-особенному.
С утра одевали и готовили невесту. Люся, совершенно ошалевшая и потерявшая голову, вертелась, как восковая кукла, в руках Гали, Нины и ещё десятка добровольных помощниц. Командовала, разумеется, тётя Паша. Убедившись, что к сроку всё будет готово и что марлевая фата удачно закрывает обожжённую щёку невесты, она пошла посмотреть на жениха.
Крис, уже одетый по-праздничному: хорошие брюки, начищенные до зеркального блеска ботинки, белоснежная накрахмаленная рубашка — стоял посреди своей комнаты, задрав голову, и Андрей завязывал на нём галстук. Новенький, в тон к брюкам пиджак висел на плечиках, зацепленных за открытую дверцу шкафа. Майкл и Эд, сидя на кровати, внимательно следили за обрядом.
— Двойной виндзор сделай, — распорядился Майкл.
— Не в стиле будет, — возразил Андрей. — А фантазийный если…
— Не выпендривайся, торжественно должно быть.
— А на одинарном торжественно, — не сдавался Андрей. — И коротко для двойного. Затяну если, удушится.
Эд, как все элы, не разбиравшийся в тонкостях и нюансах мужского костюма, не вмешивался. А Крису было уже всё равно, что там с ним делают.
Тётя Паша рассудить их спор отказалась, заметив только, чтоб и сами при параде были, одобрила пиджак и пошла проверить столовую и комнату молодых.
В столовой было шумно и весело. Так весело, что она с ходу обрушилась на Пафнутьича.
— Успел уже?!
— Тсс, — заговорщицки подмигнул он ей.
Его круглое румяное лицо лоснилось от пота.
— Да я как стёклышко. Вон крестников женить буду, тогда и погуляю. Так что, не боись!
Крестники Пафнутьича — Джо и Джим, а теперь Иван и Дмитрий, хотя их все называли по-старому — стояли рядом и тоже смеялись.
— Небось и им поднёс. Вот я вас сейчас!
Её угроза вызвала у Джо-Джима такой взрыв хохота, что стали собираться зрители.
— Ты, кума, не шуми, — Пафнутьич взял тётю Пашу под локоток и повёл вдоль длинного через всю столовую накрытого стола. — Ну, углядишь недочётов хоть с капелюшечку, тогда и шуми.
— Когда хочешь, ты всё можешь, — проворчала тётя Паша, придирчиво оглядев результаты его стараний.
Пафнутьич подкрутил воображаемый ус и нарочито строго сказал следующим за ними парням:
— А ну, уши заткните, я ща вашей крёстной кой-чего разобъясню. Ты, кума, — склонился он к уху тёти Паши и действительно что-то прошептал.
Тётя Паша, как и положено при таких обстоятельствах, взвизгнула:
— Охальник ты старый, а туда же!
Джо и Джим от смеха даже присели. Они-то всё отлично расслышали.
Уйдя из столовой, тётя Паша пошла в комнату, которую Аристов выбил для Криса с Люсей. В самом деле, не ей же к нему переселяться в крыло парней, всем неудобно будет.
Комната была самой обыкновенной, со стандартным набором мебели. Только кровать сделали двуспальной. Поставили рядом две обычных койки и накрыли широкой периной — подарком Гали и Нины. И бельё не казённое, а тоже подарок. На столе вазочка с цветами.
Вполне удовлетворённая осмотром, тётя Паша вышла. Пора и самой принарядиться, чтоб быть не хуже других.
Венчались в госпитальной церкви. Парни, ничего не зная и не понимая, послушно выполняли все распоряжения. О Крисе с Люсей и говорить нечего. Крис почти не сознавал, где он и что с ним, и от обморока его удерживало только ощущение пальцев Люси в его руке. Слова священника, странные, будто и не русские, скользили мимо сознания. Иногда пальцы Люси начинали дрожать, и он из последних сил осторожно сжимал её руку. В другой руке он держал зажжённую тонкую свечу, не чувствуя ожогов от капель горячего воска.
— Жена, поцелуй мужа. А муж, поцелуй жену… — ворвался в его мозг голос священника.
Губы Люси касаются его щеки. Он так же неловко, неумело ткнулся губами в её щёку. Их окружили, затормошили, поздравляя. И уже совсем по-другому, шумной весёлой толпой пошли из церкви в столовую.
К середине свадебного пира Крис продышался и обрёл способность узнавать окружающее. Они с Люсей сидели во главе стола, весёлого, шумного, как… нет, ни на Рождество, ни на Новый год такого веселья не было. Аристов, Жариков, другие врачи в кителях со всеми наградами, парни в своих самых лучших рубашках и брюках, женщины — в нарядных платьях, и тоже у многих приколоты ордена и медали.
— …Горько!
И весь стол дружно подхватывает:
— Горько!!!
И они с Люсей встают и целуются, уже рот в рот, прилюдно. И губы Люси согрелись, стали тёплыми и мягкими. И он задыхается от этих поцелуев.
А потом танцевали. Под пластинки, гармошку и пианино. Вальс, танго и новые для парней русские танцы. И пели. И парни впервые услышали «свадебные» частушки. «На свадьбу посолёнее положено», — объяснили им. И тётя Паша пела, и плясала.
