— Ладно-ладно, только молчи.
Тим тоже посадил Катю себе на плечо, а на другое Дима. А то ещё, в самом деле, полезет вперёд посмотреть и потеряется.
Играл маленький духовой оркестр, городской голова, председатели городских комитетов ветеранов, беженцев и жертв Империи, ещё кто-то выступали с речами, а после них всех — директор Центра. Она говорила чуть дольше, и слушали её внимательнее. Что с понедельника будут записывать всех желающих и детей, и взрослых в кружки, секции и классы, что будут кино и лекции. А сегодня кино бесплатно. И первый сеанс для тех, кто с детьми, а остальные пока погуляют по Центру и посмотрят, а потом поменяются.
Толпа оживлённо и одобрительно гудела, тут же обсуждая услышанное.
Потом торжественно разрезали ленточку, перегораживающую вход, и все дружно повалили к дверям.
Входили медленно, тщательно обтирая обувь о жёсткие мохнатые коврики-щётки. Просторный светлый вестибюль, хлопотливые дежурные с красными повязками на рукавах. С детьми… налево… да, в зал… проходите, занимайте места… нет, зал большой… ничего страшного, посмотрите на следующем сеансе… направо, пожалуйста… да, там классы для занятий… запись? Запись завтра… нет, всю неделю в канцелярии… библиотека на первом этаже… нет, второй блок к лету обещали, там и спортзал будет… нет, это ещё не школа, а классы развития… для взрослых занятия тоже… нет, к сожалению, гардероб пока не работает… туалеты внизу… буфет вон там…
На входе в зал Эркин опять увидел того парнишку-джи. Сегодня рядом с ним держался не достававший ему до плеча мальчишка в синей куртке угнанного до колен и ушанке, а за руку цеплялась закутанная в платок девчонка. Увидев Эркина, парень улыбнулся и стал пробиваться к нему, волоча за собой своих… брата с сестрой, как догадался Эркин.
— Здорово, — улыбнулся парень.
— Здорово, — ответил так же с улыбкой Эркин. — Всех своих привёл?
— Не, деда дома.
— Прострел у него, — вставил мальчишка, уважительно глядя на Эркина. — А Ларька мал больно. И пока они в общей толпе входили в зал, Эркин услышал на камерном шёпоте, что всё путём, документы выправили, и он уже и по бумагам с именем, Артём, ну и по-простому Тёмка, и громко, что устроился на «Флору», это хозяйство такое, там цветы, овощи, фрукты круглый год растят, даже зимой.
— Здоровско, — одобрил Эркин.
— Ну да, — Артём подтолкнул своих вперёд. — Под крышей работа, чего уж лучше.
Но тут началась суета с местами. Детей поближе, а родителей куда? Назад? Так ведь мелюзга одна сидеть не будет. Перекликались, подзывая знакомых, рассаживались, размещая детей — кто поменьше — на коленях.
И оказались они все в одном ряду. Тим с Зиной, Димом и Катей, Женя и Эркин с Алисой, Артём со своими и Миняй с женой и двумя старшими. Женя торопливо развязала Алисе шарфик и сдвинула на плечи капюшон, но в зале было так тепло, что сняла с неё и шапочку и помогла расстегнуть шубку. Эркин, как все мужчины, снял ушанку и расстегнул полушубок. Женя расстегнула пальто и сбросила с головы на плечи платок.
Медленно стали гаснуть большие многоярусные лампы под потолком, золотистая, собранная складками, ткань, закрывавшая стену над сценой, так же медленно стала сдвигаться в стороны, открывая белую, туго натянутую ткань.
— Это экран, — шёпотом сказала Женя Эркину.
— Тём, это чего? — тихо спросили рядом.
— Экран, Лилька, — ответил Артём таким тоном, будто не сейчас услышал, а всегда знал.
Вместе с гаснущим светом затихали и разговоры в зале. И когда стало совсем темно, откуда-то сзади и сверху зазвучала музыка, а на экране засветились… большие буквы. Эркин, не удержавшись, начал их читать вслух. Но его голос тут же потерялся в общем хоре. «В-ре-ме-на го-да»… И следующая надпись: «Зи-ма». И потом каждую появившуюся картинку тут же комментировали и объясняли всем залом.
А на экране заснеженный лес, птицы, звери… Зал спорит: это синицы или снегири, называет белку, лису, зайца, а оленя узнал и назвал, правда, по-английски Тим, а Женя перевела. И волка им показали. А потом экран мигнул, и еле успели всем залом прочитать: «Ве-с-на», — как на экране уже тает снег, и льдины плывут по реке, и… и медведь спускается к реке и ловит лапой рыбу, и летят большие белые птицы, а зал снова спорит: гуси или лебеди, и на ветвях появляются листья…
Эркин впервые видел, нет, смотрел кино. Слышать он о нём слышал, ещё в Джексонвилле, да и… да и раньше, да, болтали что-то такое в Паласах, да, верно, говорили, что, дескать, беляки как-то вроде движущихся фоток делают, а потом лупятся, заводят себя, ну, и когда на Палас денег нет, но мало ли беляцких забав и причуд, его это не касалось, он и не думал об этом. А здоровская какая штука оказывается!
— Тём, это лиса, что ли, опять?
— Сань, а мы её летом видели, помнишь?
— Не, то просто собака была, Тём, да?
— Точно, лиса, согласился и Миняй.
Лисёнок, пробующий поймать бабочку, вызвал такой дружный хохот, что как-то пропустили следующую надпись. А после неё листья на деревьях уже были жёлтыми, и снова летели птицы, шёл дождь, и по реке плыли жёлтые листья, и… и первые редкие снежинки ложатся на землю.
На экране появилось слово: «Конец», потом экран погас, и стали разгораться лампы под потолком. Люди моргали, многие протирали глаза, будто просыпаясь.
— Вот это да! — вздохнул Дим. — Ну и здоровская же штука!
— Ага, — согласилась Катя.
Вставали, собирая детские пальтишки и платки. А теперь куда? Да вон же выход. Пошли-пошли, другим тоже охота посмотреть.
Эркин вёл Алису за руку, а Женя шла за ними, неся его ушанку и Алискины шапочку и шарфик.
Вышли в совсем другую, рядом со сценой, узкую дверь, над которой горела зелёная надпись. «Выход», — успел прочитать Эркин. Прошли вместе со всеми по коридору, повернули, ещё коридор, ещё одна дверь и оказались снова в вестибюле.
— Ну, пойдём теперь всё посмотрим, — сказала Женя.
Алиса согласилась и потянула её к лоткам с пирожными и конфетами. Женя засмеялась:
— Ах ты, хитрюга.
У лотков толпились многие, и Женя, оставив Алису стоять с Эркином чуть в стороне, нырнула в эту круговерть и быстро вернулась с небольшим пакетом. Пакет отправился в сумку «к чаю», а Алисе вручили бледно-зелёный полупрозрачный леденец-листик на палочке. И пошли дальше смотреть и рассматривать.
— Пошли, классы посмотрим, — Артём не дал Саньке и Лильке остановиться у лотков.
Денег-то на такое у них нет, так и глазеть, душу себе травить, нечего. Ещё — не дай бог! — за шакала-попрошайку примут. Санька, подражая Артёму, прошёл, демонстративно глядя в сторону, а Лилька не удержалась. Оглянулась и вздохнула. И тут же убежала, догоняя Артёма. Впрочем, не они одни проигнорировали распродажу. У кого совсем нет, а кто просто не взял денег, обещали же всё бесплатное.
Классами назывались светлые комнаты со столами и стульями, но не как в столовой, а все столы рядами и стулья только с одной стороны, а на стене напротив…
— Это доска, — не очень понятно объяснила Женя.
Эркин кивнул, не вдаваясь в расспросы.
В двух классах столы и стулья были маленькими. Для детей — поняли все. В одном из детских классов столкнулись опять с Артёмом. Санька, размахивая руками, рассказывал, что целых полгода учился перед тем, как их угнали.
— И всё-то ты врёшь, — завистливо сказала Лилька. — Тём, а мы будем учиться?
— Будем, — твёрдо ответил Артём. — Мы отсюда уже никуда не уйдём, так что всё будет.
Говорил, глядя на Эркина, и тот кивнул.
— Дом иметь — великое дело.
— Дом, не дом, а вроде зацепились.
Санька и Лилька рассматривали висящие по стенам картинки, Женя тоже подвела к ним Алису, а Эркин и Артём стояли у окна.
— Обошлось в Комитете?
— Пока да, — Артём сразу и улыбнулся, и вздохнул. — С работой помогли и пособие дали. По пятьсот рублей на человека. И сказали, что проверять нас будут. Ну, нет ли чего на хвосте.
— Верно, — кивнул Эркин. — Визу обычно месяц ждут, и месяц потом в лагере врачей проходят, психологов, место себе выбирают.
