В круг вошёл кряжистый рыжеусый мужчина в ярко-рыжей лисьего меха ушанке.

— Ну, мужики, — он хохотнул, оглядывая круг, — кто рисковый?

И в круг шагнул Леонтий.

Эркин, стоя со всеми, в полурасстёгнутом, чтоб в случае чего быстро сбросить, полушубке, внимательно следил, как один за другим выходили мужчины против рыжеусого и вылетали, выбитые его ударами. А бьёт… сильно, но одинаково, нет, можно выбить, выбьет…

— Ну чё, мужики, неужто бойцы повывелись? — смеётся Рыжеусый.

Эркин уже дёрнулся было вперёд, но на его плечо легла широкая ладонь Рябыча и слегла отодвинула.

— Успеешь, молодой, — Рябыч вышел в круг. — Давай, что ли, Мефодий, давно мы не бились.

— Давай, — кивнул Рыжеусый.

Эркин уже заметил, что от ударов почти не уклоняются, главное — самому ударить сильнее, выбить противника. А это кто, чуть выше по склону встали? Никак те трое с завода. Ты смотри, как вырядились.

Эркин следил уже не столько за боем — здесь всё ему ясно, а за ними. Кожаные куртки, нет, рубашки, обшитые по рукавам бахромой, на груди нашиты кусочки меха и бусины, и штаны с бахромой, надо же, без шапок, и как у тех в резервации ремешки поперёк лба, и перья воткнуты. Ну… ну, чудаки — пришло ему на ум недавно усвоенное слово. Уж если решили из племени уйти, то на хрена такое, ходили бы, как все, а то выпендриваются.

Выбив рыжеусого, Рябыч ещё немного постоял в кругу и вышел сам со словами:

— Пускай молодые ещё порезвятся.

А в круг одновременно шагнули двое. Эркин их не знал и, когда один из них вылетел, дёрнулся было войти, но его опередил Колька.

Колька бился совсем по-другому, с хитрыми вывертами и не выкинул противника сразу, а поиграл с ним, заставляя промахиваться, под радостный гогот толпы.

Биться против Кольки Эркину не хотелось, и он подождал, пока Колька тоже, как Рябыч, выбив ещё двоих, выйдет сам.

— Здорово ты! — сказал он раскрасневшемуся взлохмаченному Кольке.

— А! — польщённо откликнулся тот. — Не велика мудрость.

Эркин задумчиво кивнул. И тут в круг вышел старший из индейцев, сбросив на снег свою куртку и оставшись полуголым. Уклонился от кулака выскочившего из толпы белобрысого парня, обхватил того поперёк туловища, приподнял и бросил, прочно впечатав спиной в утоптанный снег, и колено к горлу… Круг взволнованно загудел: по правилам или не по правилам. Отпустив поверженного, индеец улыбнулся с насмешливым презрением, и Эркин решительно шагнул вперёд, одним движением откинув назад полушубок и ушанку.

Их схватка оказалась слишком быстрой для зрителей. Выкинув индейца из круга так, что тот в палении сбил с ног ещё двоих и проехался голой спиной по снегу, Эркин кивнул двум другим индейцам.

— Оба идите! Ну?!

Они бросились на него с двух сторон и тут же отлетели, отброшенные сильными точными ударами.

— Ага-а! — злорадно взревел кто-то.

Эркину показалось, что это кто-то из бригады, но думать некогда: на него уже шёл кряжистый, чуть не шире себя самого русобородый мужик.

Эркин слегка отклонился, ровно настолько, чтобы дать его кулаку коснуться своего плеча, чтоб не подумали, что он удара боится, и сам ударил его в грудь против сердца, и тут же вдогон уже только кос тяшками в основании шеи. Грузное тело тяжело рухнуло на снег.

— Ух ты-и-и!

— Ну, силён парень!

— Ты смотри, как он!

— Под Кувалдой устоять, это ж…

— Мешок с дерьмом, Кувалда твоя, силы много, а ума…

Под этот гомон Кувалда продышался, но встать не смог и на четвереньках выполз из круга. Эркин, стоя в центре, выглядывал следующего противника. Вышел… Сеньчин?! Бригадир со второго рабочего! В распахнутом вороте рубашки виднелась такая же полосатая, как у Кольки, фуфайка.

— Во!

— Ну, индея щас вырубят.

— В десантах учат!

Что такое десант и чему там учат, Эркин не знал, но насторожился. А тут ещё краем глаза поймал встревоженное лицо Тима и услышал щелчок языком — питомничный сигнал тревоги.

Он выжидал, давая противнику право первого удара. Чтоб раскрылся, показал себя. Но тот тоже медлил. Они стояли друг против друга в настороженно замолчавшем кругу и медлили. Каждый хотел, чтобы первым пошёл другой. Сеньчин расставил ноги и как бы слегка присел, пружиня полусогнутыми коленями, руки тоже полусогнуты и чуть разведены в стороны, не то краб в боевой стойке, не то… Крабов Эркин никогда не видел и стоял внешне спокойно, и только плечи приготовлены дать руке большую силу, и ноги тоже поставлены для удара. Тим, видавший в такой стойке спальников, еле заметно улыбнулся. И так же улыбнулся, предвкушая позор беляка, бронзовокожий парнишка в рабской куртке и с выбившейся из-под старой ушанки чёрной кудрявой прядью.

С коротким резким выдохом Сеньчин прыгнул наконец на Эркина и… и он бы врезался в обступивших круг, если бы Эркин не поймал его сзади за пояс, посадив на снег.

Смех грохнул с силой ружейного залпа. Растерянно моргавший Сеньчин, густо покраснев, вскочил на ноги и снова, уже без подготовки, кинулся на Эркина. На этот раз Эркин, уклонившись, ударил. Не в полную силу, не вырубить, а отбросить.

Когда Женя с Алисой и мама Фира с Колобком подошли к пруду, там уже толпилось много женщин. Ахали, охали, переживали за своих, покрикивали на мальчишек, чтоб не лезли к взрослым: мужики-то вона как раззадорились, зашибут, не глядя. Женю встретили приветливо, тут же оказались знакомые по празднику у Медведева.

— Смотри-ка, против своего встал, — удивлялись, когда Эркин вышел против индейца.

А когда он выбил Кувалду, восхитились:

— Ну, смотри, как ловок.

— Да уж.

Алиса нетерпеливо дёргала Женю за руку, просясь вниз, Женя с трудом удерживала её.

Бой Эркина с Сеньчиным сначала здесь тоже вызвал смех, но после второго падения Сеньчина высокая худая старуха в чёрном платке покачала головой.

— Завёлся Митька.

— Да уж, характерный он, — поддержали её.

— Напролом пойдёт.

— А положит его индей, так мстить будет.

— А то! У них вся семья такая.

— Да уж, род известный.

Старуха зорко посмотрела на Женю.

— Не бойсь, молодка. Мишка за своего вступится.

И опять с ней согласились.

— Медведев бережливый, не потерпит урона.

И мама Фира тихо сказала Жене.

— Не бойся. Если что всерьёз, остальные разведут.

Женя только вздохнула в ответ.

После второго падения Сеньчин разозлился всерьёз. Эркин ел успел увернуться от летящего ему в горло каблука армейского ботинка и ударил тоже ногами. По правилам нельзя, так не он первым нарушать начал. Как ударили, так и ответил. И, чтоб не вывихнуть ногу, тоже упал.

— Ничья! — сразу крикнули из круга.

— Ничья, расходитесь… Митька, не заводись… Осади, Мороз, ничья… Хватит, мужики, ничья… Стоп, машина… Разводим…

Встав, Эркин быстро оглядел круг, встретился глазами с Колькой, Рябычем… и вышел из круга. Что ж, всех здешних правил он не знает, да и Сеньчин — бригадир всё-таки, тоже… начальство, слишком его позорить не стоит. Помедлив, вышел из круга и Сеньчин. Ему сейчас спорить нельзя, приговорят по-другому, Мороз-то его дважды уже положил, так что…

— Ладно, — Сеньчин натужно улыбнулся. — Ещё не вечер.

— Ага, — кивнул, надевая полушубок, Эркин.

Колька хлопнул его по плечу.

— Здоровско бьёшься. Я таких приёмов не знаю. Там учился?

— Угу, — вспоминать прошлое Эркину сейчас никак не хотелось, и он перевёл разговор. — А он что, тоже моряк? Смотрю, полоски…

— Не, — понял его Колька. — Он в десанте служил, они тоже тельники носят. Смотри-ка, силён мужик.

В круге стоял Тим. Бился он расчётливо, явно не в полную силу и без злости. Его сдержанность была замечена, понята и одобрена.

— Держит себя мужик.

— Да уж.

— А видно, в раж войдёт, пришибёт на месте.

— Меру знать — великое дело.

Чётко выбив троих, Тим вышел из круга. И это тоже одобрили. Круг стал рассыпаться, пошли уже разговоры о другом, кулачный бой завершился. Снова завертелись под ногами мальчишки, спускались с берега женщины, говоря, что сегодня-то совсем хорошо, без крови обошлось, честно бились, и вровень, не пёрли дуром на слабого.