Еще легче сдался Гутор.

   Не последнюю роль в решении Гутора сыграл фактор личной вражды к Корнилову и Деникину. Из-за Корнилова Гутор в июле 1917 г. потерял пост главнокомандующего юго-западным фронтом; он затаил обиду и жаждал мести по отношению к своему счастливому сопернику -- Деникину.

   "Посмотрим, -- посмеивался Гутор, -- чья возьмет: кубанцы Лавра (Корнилова) или наши лапотники..."

   29 марта Ц. И. К. в результате небывалых столкновений меж самими же большевиками незначительным большинством утвердил продолжение "Левиных штук", но ни регистрация, ни тем более мобилизация офицеров до самой осени не производилась. Те, кто решил не служить у большевиков, уезжали на Украину или к Корнилову. В эти же дни кликнул свой клич полковник Щербачевской армии Дроздовский, которому удалось собрать около 600 офицеров. Эти первые дроздовцы в конном строю с непрерывным боем прошли легендарный путь от Ясс в Румынии до Ростова-на-Дону (1300 в.)...

* * *

   Военному совету недоставало теоретика, специалиста по уставам, реформам, докладам. Парский вспомнил о генерале А. А. Балтийском. Бюрократ pur sang {чистокровный (от фр. pur-sang -- чистокровная лошадь).}, секретарь Сухомлинова, посвященный во все комбинации бывшего военного министра, профессор Николаевской академии, председатель всевозможных воинских комиссий, Балтийский быстрым опытным взглядом оценил положение: народу много, но друг друга боятся и что делать не знают. Нужно придать делу стержень, перейти из области психологических неприятных чувствований в область успокаивающей знакомой и милой терминологии. Балтийский предложил Троцкому изготовить проект организации нового органа, который, по идее автора, смог бы свершить реформу округов, где в штабах заседали кочегары крейсеров и слесаря с обуховских заводов. Параллельно с созданием этой высшей военной инспекции Балтийский принялся за общую переработку всего воинского устава.

   Остро чувствуя подозрительность нового патрона, Балтийский пустился на провокацию. Начал с эсерства.

   "Полагал бы полезным принять за основу работ проекты устава, разработанные особой комиссией при временном правительстве..."

   И Троцкий, поддаваясь на удочку, мгновенно вспыхнул: "Нет уж, пожалуйста, бросьте этот бред!"

   "Тогда воинский устав Гучкова в том виде, как его приняла III Дума?" -- снаивничал профессор.

   "И это ни к черту. Так мы могли расшатать буржуазную армию. Для железных батальонов пролетариата нужен железный устав!.."

   Балтийский откланялся и, посмеиваясь в реденькие усы, своим мелким бисерно-женским почерком составил проект, полный еще Аракчеевских отрыжек. В красной армии имеются палки, порка, практикуется расстрел за неисполнение приказания. Если б при Керенском подобный проект рискнул бы предложить революционнейший унтер, его бы разорвали на клочки.

   В большевиках же с первой минуты заговорила какая-то бессознательная практичность, которая не всегда бывает даже у таких циников, как Ленин.

   Генерал Лебедев -- друг и протеже Балтийского (дедка за бабку, бабка за жучку!) -- обратился к Троцкому с просьбой воскресить журнал "Русский Инвалид", редактором которого он был в течение нескольких лет. Журнал обязывался выработать идеологию красного офицера и пропагандировать спортивные ферейны в духе коммунистического развития юношей. Доблестный редактор составил компиляцию из двух десятков немецких брошюрок, заменив слова "Германия" и "Империя" зловещими "Р.С.Ф.С.Р."... Во всем остальном он остался верен генералу Бернгарди и адмиралу Тирпицу, которые, таким образом, становились учителями коммунизма.

   Впечатлительную душу южанина Троцкого проект Лебедева привел в полный восторг. Договорив то, чего и не думал Лебедев, Троцкий стал грезить новой расой, искусственным подбором и пр. переложением своих стародавних Венских лекций на Московский лад. Лебедеву немедленно был вручен первый аванс на издание журнала (в размере около 150 тысяч); ему же было передано образование "всевоенобуча" и организация "юков" (юных коммунистов). Еще через год Лебедев играл видную роль в реввоенсовете.

   Одним махом вместе с Балтийским и Лебедевым была искушена еще одна генеральская душа -- Сытин П. П. С этой фамилией большевикам вообще везло. Сытиных у них оказалось два: один -- бывший дежурный генерал румынского фронта и эксперт мирной делегации Раковского в Киеве -- не выдержал и бежал в Добрармию; другой же Сытин (будущий командующий юго-восточной группой советских войск) состоит на красной службе и по сей день. Подобно Гутору, и он -- личный враг Деникина. Окончив с Деникиным академию в одном выпуске, П. П. Сытин почитал себя оскорбленным своим подчиненным положением. Ему хотелось доказать всему миру свои гениальные способности, и он рвался прямо в бой.

   "Посмотрим теперь, каковы таланты Деникина Антона!" -- самодовольно сказал новый главковерх, прибыв на юг, в свою новую ставку (ст. Лиски, Юго-Вост. ж. д.). Таланты Деникина Антона оказались довольно значительны; одержав временный успех над казаками Краснова у Воронежа и на Донце, Сытин потерпел полное поражение в столкновениях с добровольческой армией. Рядом с ним на Украине действовали с таким же переменным успехом Гутор и Клембовский. При Сытине комиссаром и ширмой был Егорьев, при Гуторе -- Ворошилов.

* * *

   Работа продолжалась, и добыча прогрессивно возрастала. Каждому вновь поступающему выдавали два комплекта платья и белья, муку, сахар, 1200 рублей за месяц вперед (в это время английский фунт стоил 40--50 рублей). Комнаты для господ генералов реквизировались в лучших гостиницах: так, в Москве общежитием спецов на первые месяцы служили "Княжеские" меблированные комнаты на Волхонке.

   Условия ли жизни в "Княжеских комнатах", аромат ли возвращаемого командования, экстренных поездов, штабов, но вербовка шла более чем удачно, и штаб Бонч-Бруевича стал притчей во языцех. Подвойский -- ближайший помощник Троцкого, блестящий организатор и строитель заговоров -- с грустью заметил, побывав в западне: "Дайте мне столько эскадронов, сколько помощников у Бонча, и я вам гарантирую в месячный срок революцию в Германии и Австрии..."

   Наконец пришел исторический день апреля. В доме Перцова -- на Кремлевской набережной -- в приемной собралась новая партия генералов во главе с Потаповым.

   Троцкий вышел к ним и с кривой усмешкой сказал следующую невероятную речь:

   "Господа генералы! Я принимаю вас на советскую службу. В вашей работе на пользу мировой социалистической революции вам придется встретиться с вполне заслуженными вами недоверием и ненавистью рабочих масс...

   Я не могу вам гарантировать безопасности в случае, если поднимется новый вал народного возмущения. Но я с полной категоричностью обеспечиваю вам беспощадную немедленную расправу в случае, если вы сами попытаетесь вызвать народное возмущение! К работе, господа..."

   "Ну, как вам наш Лева понравился?" -- поинтересовался вечером Парский. "Ничего, ничего, -- отвечал Потапов, -- чувствуется настоящее начальство. Подтянет нас, но и хамью теперь не сдобровать. Уговаривать не будет!.."

IV

   К апрелю 1918 г. на третий месяц Корниловского ледяного похода, накануне Дутовского движения (в Оренбургской губернии) 400 000 русских офицеров, освобожденных демобилизацией и преследуемых страхом перед самосудом, находились в состоянии мучительной нерешительности.

   Идти ли к Корнилову и Дутову, поступать ли на службу к большевикам, или пытаться "ловчиться" и скрываться?

   Если солдатская масса, стихийно и пьяно, валила за отдельными главковерхами, то офицеры по привычке и остаткам крепкой в них дисциплины, выжидательно смотрели в сторону своих вождей, с которыми в продолжении трехлетней боевой страды они делили и радость победы, и хмель поражения.