Большинство людей в этой комнате знают меня с рождения. Для них я дочка Нейта и Кэрол — темноволосая девочка с хвостиками из маленького городка, которая добилась успеха. Которая добилась невозможного в финансовой сфере, и сделала так, чтобы семья ей гордилась. Я — история успеха, о которой рассказывают учителя в школе своему классу, надеясь вдохновить их мечтать о большем, что может предложить автомобильный завод.

Заставляю себя вежливо улыбнуться, кивая и коротко махая в знак приветствия, прохожу мимо столиков, направляясь к задней двери. Видите вывеску?

ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА.

Я делаю выдох. И вся злость, что заставляла меня бежать, что привела меня сюда, выходит вместе с ним. На меня наваливается усталость. Я чувствую себя выжатой, пустой. Я только что пересекла финишную линию десятимилевого горного марафона.

Я толкаю дверь. И первое, что я вижу, это моя мама, склонившаяся над столом, просматривающая список доставки.

Красивая, правда? Я знаю, что большинство дочерей считают своих матерей красивыми, но моя на самом деле такая. Ее темно-каштановые волосы стянуты в высокий хвост, как у меня. У нее светлая и чистая кожа, без всяких морщинок вокруг губ и глаз. Если морщины передаются по наследству, то я сорвала генетический куш.

Но, наряду с ее внешностью, внутренне моя мама тоже красива. Звучит заурядно, но это правда. Она неизменна. Уравновешенна. Надежная. Жизнь у нее не всегда была легкой, не всегда была к ней добра. Но она двигалась дальше, продолжала жить, с достоинством и благородством. Моя мама не оптимист. Она мужественно переносит невзгоды, как статуя, что остается стоять во время мощного урагана.

Дверь закрывается позади меня, и она поднимает голову. Ее взгляд освещается, и она широко улыбается.

— Кейт!

Она откладывает список и двигается ко мне.

Потом видит мое лицо. И уголки ее улыбки опускаются вниз, как перышко на ветру. У нее тихий и обеспокоенный голос.

— Кейт, что случилось?

Мои руки опускаются вниз, и сумка падает на пол.

Она делает еще шаг.

— Кейти? Милая? Что случилось?

Вот он, отличный вопрос. Мне надо ответить, но я не могу. Потому что руками закрываю свое лицо. И единственный звук, что срывается с моих губ, это рыдание.

Руками она притягивает меня к себе, сильными и теплыми, с запахом Цветущей Апрельской Свежести. И она держит меня, крепко и надежно, как может только мама.

Помните железную коробку?[17] Да, теперь она открыта. И все, что случилось, полилось из нее.

В среднем, человек проводит в постели третью часть своей жизни. Восемь тысяч триста тридцать три дня. Двести тысяч часов.

Зачем я это говорю? Потому что не стоит чувствовать себя нехорошо, если вы тратите много денег на приличное постельное белье. Хорошее одеяло бесценно. Когда вы маленькие, оно защищает вас от бабайки. А когда вы большие, держит ваши косточки в тепле.

Моя мама натягивает мое пуховое одеяло мне до подбородка, укладывая меня в мою детскую кровать, как это было во время грозы, когда мне было шесть лет.

После моего срыва на кухне, она привела меня наверх в маленькую, но необычную двуспальную квартирку над кафе, где я выросла. Где до сих пор живет моя мама. Дом моего детства.

Она вытирает слезы, что текут по моим щекам.

— Я-я-я… т-такая… д-д-дура.

Я была отличницей в школе. Я закончила Гарвардскую школу бизнеса. Незнание — это не то, с чем я знакома. Поэтому я не могу не чувствовать так, что я должна была знать, должна была это предвидеть.

Более того, я жила с Дрю два года. Сколько времени потребуется леопарду, чтобы он поменял свои пятнышки?[18]

А, точно, они ж не могут.

Моя мама убирает мои волосы с лица.

— Тише, Кейти.

Мои глаза опухли, а нос все еще забит, заставляя мой голос звучать гнусаво и по-детски.

— Ч-ч-что… мне… д-д-делать, мам?

Она спокойно улыбается, будто у нее есть на все ответы. Словно у нее есть сила забрать у меня всю боль — даже эту — также легко, как она могла поцелуем облегчить мою боль, когда я ударяла ноги или расцарапывала коленку.

— Сейчас ты поспишь. Ты так устала.

Она продолжает гладить меня по голове. Это успокаивает. Расслабляет.

— Поспи… засыпай, моя сладенькая девочка.

Мой папа научил меня играть на гитаре, но голос у меня от мамы. Лежа в постели, я опускаю свои тяжелые веки, когда она поет. Это песня Мелиссы Этеридж об ангелах, которые знают, что все будет хорошо. Это та же самая песня, которую она мне пела той ночью, когда умер папа. Той ночью она спала со мной в кровати. Потому что не могла спать в их кровати одна.

Слушая голос мамы, я наконец-то расслабляюсь.

И засыпаю.

Знаете, когда у вас простуда? И вы лежите в постели, и ерзаете и ворочаетесь, и запутываетесь ногами в простынях? Вы вроде и не спите, но и не просыпаетесь тоже. Есть моменты осознания, когда вы открываете глаза и понимаете рассеянным сознанием, что за окном еще темно. Но по большей части перед глазами просто все плывет.

Вот на что были похожи мои следующие два дня. Калейдоскоп солнечного и лунного света, слез и рвоты и подносов с едой, которые забирали нетронутыми.

Мгновения в этом пространстве между бодрствованием и дремотой были самыми тяжелыми. Когда я начинаю верить, что все это было ужасным кошмаром, вызванным просмотрами сериала 90210 по несколько раз. Я чувствую под собой подушку и клянусь, что Дрю лежит позади меня. Он может будить самым лучшим способом — это наша маленькая традиция. Каждое утро он прижимается ко мне и нашептывает мне на ухо, лаская меня словами и руками.

А потом я открываю глаза и вижу, что это всего лишь подушка. И у меня такое чувство, что режут по только что затянувшейся ране, и каждый раз она кровоточит сильнее.

Я не могу описать словами, как я по нему скучаю. Ни одно слово даже близко не подойдет.

Я физически ощущаю боль по его улыбке, его запаху, его голосу.

Представьте машину на скорости шестьдесят миль в час, несущуюся по проселочной дороге и тут падает дерево, и машина врезается в него. Бум — мгновенная остановка. Но если человек за рулем не пристегнут ремнем безопасности? Он все еще на скорости 60 миль.

Вот на что похожа любовь.

Она не может просто остановиться. Не важно, как больно вам, насколько вы пострадали, или насколько вы злы — любовь все еще там.

Посылает вас прямо в лобовое стекло.

Вечером второго дня я открываю глаза и смотрю в окно. В Гринвилле не часто идет дождь, но сейчас там моросит.

Как раз подходит — к черному облаку над моей головой и все такое.

Потом я слышу, как открывается дверь в моей комнате. Я перекатываюсь на бок.

— Мам… не могла бы ты…

Только это не моя мама там стоит. У меня тихий голос, немного удивленный.

— О, привет Джордж.

Помните Джорджа Райнхарта, да? Овдовевший отец Стивена? Сейчас он и моя мама вместе. Они сошлись на свадьбе Мэтью и Долорес.

Не волнуйтесь, я старалась заблокировать эту часть тоже.

Но они стали довольно близки уже на протяжении года. Не смотря на усилия Джорджа, моя мама отказывается переезжать в Нью-Йорк. Она говорит, что Гринвилль — ее дом, и ей нравится ее независимость. Так что Джордж приезжает сюда довольно часто — живет здесь неделями.

И моя мама отвечает ему тем же, когда есть возможность.

Джордж — хороший парень. Он как Джимми Стюарт в Эта прекрасная жизнь — немного странноват, но приличный. Как раз такой тип мужчины, которого бы вы захотели, чтобы присматривал за вашей матерью.

Его очки четко сидят на его лице, пока он держит поднос.

— Твоя мама закрутилась внизу, но она подумала, что ты можешь захотеть чаю.

Заниматься бизнесом не так легко, как может показаться. Да, вы сам себе начальник, но это означает никаких больничных или прогулов. А если работник не появляется? Вы единственный, кто берет на себя его ношу.