— Ну и дурак же я! Андрей, у тебя хлеб остался?

С солёным хлебом дело пошло быстрее.

Поладив с Принцем, Эркин кинулся к бычкам. Напоить сто бычков — все руки отмотаешь. Его уже захлёстывала круговерть этой, в общем-то простой, но нудной работы, когда день тянется долго, но незаметно. В беготне от загона к конюшне и обратно они как-то не замечали творящегося вокруг.

Солнце садилось, когда Джонатан увидел их неподвижными. Эркин сидел на жердях конского загона, где паслись четыре лошади, а Андрей стоял рядом, опираясь на верхнюю жердь грудью и расставив ноги. Джонатан усмехнулся и направился к ним.

— Завтра ещё поездишь.

— Издеваешься? Я месяц ног не сведу.

— Послезавтра погоним. Тебе надо хоть держаться. Поведёшь Огонька и Резеду. Гнать я буду.

Они говорили привычно тихо, так что в двух шагах уже не слышно.

— Эй, парни, — окликнул их Джонатан.

— Да, сэр, — Эркин легко крутанулся на жерди и спрыгнул, но подошёл не спеша и повторил уже вопросом. — Да, сэр?

— Завтра с утра обиходите бычков, и поедешь со мной, покажу границу.

Медленно, неуверенно ступая, подошёл Андрей.

— Эндрю, днём один управишься?

— Придётся, сэр, — пожал плечами Андрей.

— Хорошо, я скажу Ларри, чтобы помог.

— Спасибо, сэр.

Джонатан достал сигареты, предложил. Андрей кивнув взял сигарету, Эркин отказался. Постояли молча.

— Да, — Джонатан сплюнул окурок. — Вернёмся с границы, припасы все отберёшь. Погоните на рассвете.

— Да, сэр, — кивнул Эркин.

Подбежала и остановилась в пяти шагах Молли.

— Что, Молли? — Джонатан скользнул по ней своим обычным, вроде безразличным взглядом, но она покраснела и потупилась. Джонатан усмехнулся. — Идите, парни. Ваше время.

— Да, сэр, — Андрей сплюнул окурок и придавил его подошвой. — Спокойной ночи, сэр.

Эркин покосился на него, но повторил за ним.

— Спокойной ночи, сэр.

— Спокойной ночи, парни, — голос Джонатана был серьёзен.

Утром и днём они ели, торопясь, даже не очень замечая окружающего. Но вечерняя еда… Это совсем другое дело.

Кухня была полна народу. Сэмми и тот длинный негр — видимо, Ларри, рядом с Сэмми Дилли, в конце стола все пятеро негритят, что утром следили за учёбой Андрея. А им было оставлено место ближе к верхушке стола. Эркин усмехнулся: тогда в имении он с Зибо сидел на дальнем конце, — и покосился на Андрея. Как тот, сядет за стол? И тут же мысленно выругал себя. Мало что ли Андрей сидел на рынке и станции в общем кольце? Мамми властно распоряжалась плитой. Ели каждый из своей миски. Только негритятам Мамми поставила одну большую на всех. Но кашу — Эркин сразу заметил — накладывала всем честно, не выгребая всё мясо в одну миску. Ларри исподлобья поглядывал на Андрея, наконец, осторожно спросил.

— Эндрю…? Мне завтра с тобой что ли? Масса Джонатан сказал…

— Поможешь днём с бычками, — Андрей спокойно поднял на него глаза. — Меченого забирают границу смотреть.

— Ага, — кивнул Ларри. — А то я с Сэмми-то…

— Толку от тебя всё равно мало, — загудел Сэмми, — хоть к бычкам, хоть куда тебя… Мне без разницы, где ты болтаешься.

Мамми походя стукнула по шее двоим повздорившим из-за куска негритятам, положила ещё каши в миску Сэмми и села сама к столу.

— Ларри себя не перетрудит, — усмехнулась Дилли.

— Ты-то не встревай! — огрызнулся Ларри. — За собой смотри.

— А не то смотреть, что Сэмми один тянет? — Дилли перекладывала из своей миски кусочки мяса в миску Сэмми.

— А то у него на ночь сил не хватает! — съязвил Ларри. — Знай своё место, баба, и не лезь.

Сэмми не спеша поднял от миски глаза и улыбнулся.

— Туго тебе придётся завтра, Эндрю.

Андрей насмешливо пожал плечами.

— Одним бычком больше? Справлюсь.

— Как же, бычок он! — фыркнула Дилли.

Ларри напрягся, но Мамми положила ему ещё каши, и он уткнулся в миску. Мамми выставила на стол кружки с молоком.

— Холодное, — обрадовался Андрей. — В самый раз.

— Нутро не застуди, — улыбнулась Мамми.

— Лужёное, — похлопал себя по животу Андрей.

Все охотно засмеялись.

— Это да, — Ларри шумно отхлебнул из кружки. — Была бы еда, а брюхо вытерпит.

Негритята допили первыми и с гомоном вылетели наружу.

— Чьи? — спросил Эркин.

— А ничьи, — махнула рукой Мамми. — Прибились тут. Масса Джонатан не гонят. Так, подкармливаю. Ну, и работают по мелочи.

— Что ж, и не записались ни за кем? — удивился Эркин.

— У этой мелюзги и справок-то нет, — усмехнулся Сэмми.

— Пусть растут, — Мамми налила всем ещё молока. — Подрастут, сами запишутся.

Андрей не понял, но промолчал: Эркин потом объяснит если что. Молли вздохнула.

— Жалко их.

— А чего жалеть? — не согласилась Дилли. — Не бьют и кормят. Мамми вон только шумит на них. А так, что хотят, то и делают. Чего ещё?

Эркин задумчиво кивнул.

— Кормят и не бьют. Чего ж ещё?

Сэмми внимательно посмотрел на него.

— Меньше хочешь, больше имеешь. Ведь так?

— Так! — Эркин залпом допил кружку и встал. — Доброй всем ночи.

Встал и Андрей.

— Спокойной ночи.

Им ответили нестройным хором.

Они уже почти дошли до сарая, когда их догнала Молли.

— Парни, давайте рубашки, постираю вам. За завтра высохнет, в чистом погоните. Сменка-то есть у вас?

— Есть, — Эркин уже расстегивал рубашку, но поглядел на спину уходящего в ночь Андрея и досадливо прикусил губу: чуть не подставил. — Обожди здесь.

Молли недоумённо осталась. Она слышала, как индеец — трудное у него имя какое, и не запомнишь, и чего за него держится, а Меченым его точно прозвали — догонял Эндрю. Вот они зашли в сарай, о чём-то заговорили. И вот быстрые лёгкие шаги.

— Держи, — Эркин протянул две рубашки. — И спасибо тебе.

— Спасибо не накормит, — фыркнула Молли.

Но он уже убежал, и её ответ с намёком пришёлся ему в спину. Ну, ничего, завтра она их постирает с утра, к вечеру высохнет, и тогда… Молли улыбнулась. А ещё лучше, она их сейчас замочит.

Эркин подтянулся на руках и прошёл к окну. Андрей уже лежал, укрывшись запасной рубашкой.

— Сапоги сними, а то ноги отекают, — посоветовал, разуваясь, Эркин.

— Не дурнее тебя, — сонно ответил Андрей, — а портянки чего ей не дал?

— Она рубашки спрашивала. Обойдусь. — Эркин с блаженным вздохом лёг на сено.

— С удобствами живём, — потянулся Андрей. — Да, слушай, я не понял, чего это ты про мелюзгу говорил, за кем они записаны, что ли?

— А! — Эркин зевнул и стал объяснять. — Нам когда справки давали, ну, на пунктах, можно было записаться в семью. Кто хотел, записывался там братьями, сёстрами, муж с женой, и мелюзгу, опять же кто хотел, себе в дети записывал.

— Так, слушай, а в Цветном же полно детей… все с родителями.

Эркин снова зевнул.

— Кто цветной, ну свободным был, у тех и раньше семьи были. А с рабами… все записанные. Ну, и кого раньше хозяева в дети дали. Десятого ребёнка рабу оставляют.

— Ты ж говорил, что в год отбирают.

— Ага, — голос Эркина потерял сонное благодушие, стал напряжённо тихим. — Отбирали и продавали. Но вот хочет хозяин, пришло ему в голову старого раба заменить, но не сразу, а постепенно. Или ещё что взбредёт… Ну, так покупает он мальчишку там или девку и даёт кому из старых рабов, вот, дескать, твой десятый.

— Подожди, а как же они находили, ну десятого?

— А на фиг им искать. Меня вот тоже привезли, обломали и старику-скотнику сунули. Вот твой десятый. Он негр, а я индеец. Ну и что?

— И… что же… верили?

— А куда денешься? Не хочешь, не верь. Только другого родителя и другого ребёнка тебе не дадут. Верили. — Эркин вздохнул и как-то жалобно попросил. — Давай спать, а?

— Давай, — не стал спорить Андрей. — Растревожил тебя? Ты не сердись.

— А чего сердиться? — уже спокойно ответил Эркин. — Было это, и никуда я от этого не уйду. А мелюзга эта на пункт, видно, не попала. Туда ведь не все пошли. Нас, бездокументных, тоже навалом.